— Согласна.
— Ладно, я пошел.
Жанлен буквально вылетел из квартиры, окрыленный неожиданной переменой в Ирен. А он-то думал, выстраивал тактику, ожидал долгих молчаливых вечеров. Обычно до таких людей, замкнутых и скрытных, достучаться очень трудно. Пришлось бы продумывать каждый шаг, идти, как по тонкому льду. Но, похоже, все эти ухищрения не понадобятся. Жанлен от радости припустил бегом к магазину.
А Ирен между тем и в голову не приходило, что все может обернуться таким образом. За последнюю ночь действительно многое изменилось.
Внутри. В душе. Теперь сомнений не осталось Жанвель помог бескорыстно. Впервые Ирен встретилась с таким благородством в мужчине.
Он добровольно взял на себя роль отца, старшего брата, даже, наверное, отчасти и матери, решив устроить судьбу совершенно незнакомой девицы, которая к тому же имела неосторожность вляпаться в кучу дерьма. Где найти такого кавалера? Они живут в сказках, в заоблачных замках, за высокими горами, но не здесь. Не на земле, в реальном мире, где мужчиной управляет только одно желание — похоть. Уж теперь-то Ирен не сомневалась в этом. Еще в первый раз, тогда, в день первой ссоры с Марком, у нее родились подозрения, что Жанлен неспроста сделал снимок. Ему нужен был предлог. А потом, в борделе все сомнения в таком ходе рассуждений развеялись полностью. Когда каждый день пропускаешь через свое тело столько грязи, волей-неволей уверуешь в отсутствие всяких принципов, руководящих сильным полом.
Вот почему ей и в голову не пришло, что Жанлен мог просто так вызволить пленницу. Разумеется, для своих целей. Но когда вчера он вдруг…
Какими мягкими были его руки, гладившие ее волосы, как заботливо сильные мужские пальцы вытирали слезы краем пододеяльника. А в глазах не было и признака грязного и низкого желания. Только бесконечная нежность, только сочувствие. Словно это не она, а он минуту назад предлагал себя в качестве награды за благодеяние. А потом ушел. Просто поднялся и ушел спать. Ну и как, это что, нормально? Мужчина покидает женскую спальню, даже не притронувшись к возможному предмету вожделений?
Раньше с Ирен никогда такого не было. Секс представлял собой необходимое условие и в то же время следствие отношений между мужчиной и женщиной. Как только появлялся парень, он неизбежно спустя неделю или, и того меньше, пару дней заводил речь о постели. Ирен смирилась с этим. Что поделаешь. Сама природа так устроила. Все занимаются тем же и ничего, не жалуются. Ну и она потерпит. Ведь и другие женщины терпят. Не первая и не последняя. Зачем усложнять естественные вещи? И Ирен считала секс чем-то вроде обязанности, благодарности мужчине за оказываемое внимание. Ведь за все в жизни нужно платить.
Потом появился Марк, и уж ему-то, освободившему ее от тирании отца, Ирен никогда не отказывала. Считала, что просто не имела права отказывать. В любой день, в любое время суток. Тем более что Марк был не самым отвратительным любовником. Иногда с ним даже…
Странно. Но все эти перечисления, возникшие в памяти в одно мгновение, бесконечные клиенты, которые каждую ночь сменяли друг друга, теперь казались…
Ирен даже не смогла стоять и села. Нет, конечно, они и раньше ничего, кроме отвращения, не вызывали. Но ведь были и удачные дни, когда все проходило в пределах разумного. Когда вроде и терпелось легко. Однако сейчас от этих «удачных» случаев по телу пробежала болезненная дрожь. Появился какой-то эталон, с которым все они были сопоставлены и, разумеется, не выдержали конкуренции. Может, Ирен кого-то не запомнила? Кого-то, кто подарил ей — настоящее удовольствие? Скотт, Фрэни, Морис, Марк, Том, Фредерик, Ардье. Ее чуть не стошнило. Мерзость какая! Нет. Этот кто-то не был ее парнем или клиентом. И вдруг ее осенило: Жанлен! Но ведь разве такое возможно! Еще вчера, входя в его комнату, она питала истинное отвращение к возможному соитию с ним.
Ужасное, удушающее, осложненное чувством долга.
А теперь вдруг… Но сомнений не осталось.
Когда его руки гладили волосы, когда один из горячих нежных пальцев нечаянно дотронулся до щеки, Ирен подскочила со стула. Впервые в жизни она хотела мужчину. Тело жаждало волнующих прикосновений, тело вспыхивало при едином воспоминании о прошлой ночи. Стоило Ирен осознать свое желание, как душу наполнило смятение. Ведь Жанлен вчера уже ясно показал, что ему не нужен секс. Конечно, разве мог он заподозрить в ней столь неестественное желание? Или естественное? Ирен много раз слышала рассказы подруг, которые с восторгом описывали свои любовные похождения. Само собой, она им не верила. Просто не хотят признаться, что мучаются, что с удовольствием бы бросили все это, если бы была возможность иначе завлечь мужчину. Так, может, дело обстоит иначе? Может, это просто Ирен фатально не везло с любовниками? Что ж, не стоит отбрасывать и эту версию. Но как теперь быть? Будучи осознанным, желание возросло в несколько раз. Конечно, легче хотеть, если точно знаешь, чего именно хочешь. И как теперь быть? Ведь Жанлен ясно дал понять свою позицию в этом вопросе. Ладно, придется сдерживать свои порывы. Потерпеть, пока не съедет на другую квартиру. Даже смешно стало: раньше не знала, как отбиться, а теперь и охота пришла, а не подступиться. Но почему в жизни все шиворот-навыворот?
В этот момент щелкнул дверной замок. В кухню ввалился Жанлен, мокрый и взъерошенный, с двумя огромными пакетами продуктов.
— Уф! Ну и погода, — пробасил он.
Действительно, джинсы вымокли по колено, словно он мерил глубину луж, о куртке и говорить нечего — с рукавов струйками стекала вода. А Ирен не замечала всего этого. Внимание само собой сосредоточилось на его движениях, на тайной силе, скрытой в широкоплечем крепком теле. Она не думала, что будет так трудно сдерживаться. Ужасно трудно. Хотелось прижаться к его груди, хотелось уступить его ласкам, хотелось слиться с этим человеком.
— Наверняка каналы выйдут из берегов, — продолжал он, раскладывая продукты по полкам холодильника.
Ирен подошла и стала снимать с него мокрую куртку.
— Ты бы шел сразу в душ, я здесь разберу.
Она почувствовала, как вздрогнули его плечи, едва ее пальцы прикоснулись к ним. Он послушно скинул куртку и, повернувшись, почесал затылок.
— Ты права, только грязи тут наделал.
Действительно, грязи он наделал. По всей кухне чернели следы ботинок и поблескивали зыбкими поверхностями лужицы. Окинув все это взглядом, он только присвистнул.
— Вот олух, сейчас уберу!
— Шел бы ты в душ и не крутился бы под ногами, — наставительно заметила Ирен.
— Он улыбнулся.
— Договорились. — И удалился.
Ирен вздохнула с облегчением. Отлично. Теперь хоть не придется постоянно одергивать себя, следить за каждым движением. Она уже чувствовала, что воля в любой момент может подвести.
Послышался шум воды, и у Ирен перед глазами сам собой возник запретный образ. Обнаженное мужское тело, сильное, мускулистое. Горящее, манящее. Черт! Да что же это такое? Еще вчера Ирен не могла представить себе ничего подобного. Надо отвлечься.
Она вытерла пол, потом быстро разложила продукты и принялась поджаривать на сковороде бекон. Майонез, сыр, специи, яйца смешать и залить кусочки мяса на сковороде. Теперь салат. Огурцы, помидоры, капуста, можно добавить сырую тыкву, но это на любителя. Пусть все будет традиционно. Так. Нарезать лук. Руки у Ирен дрожали, пальцы не слушались, скользкая луковица то и дело оказывалась на полу. Вдруг нож соскочил и прошелся по ладони. Острый, отточенный, он оставил ярко-красную полосу от указательного пальца наискосок до самого запястья. Ирен быстро отдернула руку, чтобы не залить кровью продукты, и подставила кисть под холодную воду.
Отлично! Лучше и не выдумать. Она ведь даже не знает, где в этом доме держат аптечку. Рана была неглубокая, но ладонь, как известно, одно из самых кровоточивых мест. И этот тезис не замедлил себя подтвердить. У Ирен рука уже закоченела, а кровь все не останавливалась. Самое обидное, что она не успела накрыть на стол.
А как хотелось его порадовать: наверняка истосковался в холостяцком уединении по настоящей женской заботе. Тут Ирен осенило: у нее в сумочке есть гигиенические салфетки! Она в момент привела свой план в исполнение, просто приклеив белые платочки к ране. Теперь можно наконец заняться делом. Она разложила на тарелки блюдо, залила соусом салат. Теперь вилки. В шкафу обнаружилась еще пачка салфеток. Великолепно. Надо еще сварить кофе. Кажется, Жанлен купил и растворимый, и в зернах. Ирен отлично умела варить кофе. Это признавали даже отец и братья.
Наконец все было готово. И как раз в этот момент из душа вышел Жанлен. Лицо раскраснелось, храня следы пережитого удовольствия.
Еще бы — продрогнуть, а потом так хорошо прогреться. Он улыбнулся, увидев изысканную сервировку.
— О! Давно не ел по-человечески. Некогда даже было нормально пообедать.
— Я рада, что тебе нравится.
Они сели за стол. Разговор начался как-то сам собой.
— Хочешь, куда-нибудь сходим сегодня все вместе, я позвонил Жаку. Хотя вот ему как раз не стоило бы показывать носа на улицу в такую погоду.
— Все еще не поправился?
— Не то слово. Мне ведь пришлось уехать, а он тут, что называется, оторвался. Хуже маленького, честное слово! Но сегодня я его уже из дома не выпущу. Хватит. Отгулялся. Пока не поправится полностью, не отпущу.
— А когда он обещал приехать?
— К обеду, но это не факт.
— Может, приготовим чего-нибудь, устроим праздник. Ты ведь вчера только приехал.
— Да, кстати, — спохватился Жанлен, — совсем забыл. Надо же идти сдавать негативы со снимками.
— Сходим вместе.
— Пожалуй.
После завтрака предприняли отчаянную вылазку на улицу до туристической фирмы, в которой работал Жанлен. Общение перешло всякие условности — Ирен никогда ни с кем не было так легко, как в это пасмурное утро с Жанленом.
— Не наступай в лужи! — смеялся он. — Не хватало еще тебя лечить. Устроим лазарет.
А Ирен, лукаво подмигнув ему, тут же плюхнулась обеими ногами в лужу, так что брызги разлетелись в разные стороны золотистым дождем. Неожиданно на небе показалось солнце.
Похоже, оно специально напрягло все усилия, чтобы, растолкав мрачные тучи, осветить своими лучами двух людей, которые только сегодня начинают жить. Ибо человек, не знающий любви, не живет, а лишь существует на земле.
Они резвились, как дети, они прыгали в лужи и смеялись, а окружающие понимающе улыбались, глядя им вслед. Если человек когда-нибудь любил и был любим, он никогда не осудит чужого ребячества, чужих проявлений этого всеобъемлющего чувства. Но Ирен и Жанлен не видели этих одобрительных взглядов, они видели только друг друга. Их любовь еще только начала распускаться, они еще не задумывались о будущем. И это было хорошо.
Домой вернулись уже ближе к обеду, мокрые до нитки. И тут только Жанлен заметил, что у Ирен порезана рука.
— Это еще что такое? — нахмурился Жанлен.
Ирен попыталась надеть маску непринужденности.
— Да так, ерунда. Порезалась с утра. Пройдет.
— Так, — изрек Тартавель и скрылся в глубине квартиры.
Через минуту он вернулся с бинтами и йодом в руках.
— Садись.
Ирен не стала сопротивляться. Какой смысл, ведь она и сама бы сделала то же самое. А раз уж Жанлен заметил, пускай возится.
— Надо салфетку отмочить, — сказал он. — Прилипла. Неужели сразу нельзя было попросить бинт. Что вы все как сговорились: одного дома не удержишь, другая пренебрегает самыми элементарными правилами безопасности.
Ирен пожала плечами.
— Да я просто забыла о ней. Ты был в душе, хотела попросить, когда выйдешь, ну и как-то…
Жанлен, подставив ее кисть под теплую воду, аккуратно отклеивал размокшую салфетку. Он стоял так близко, что Ирен чувствовала тепло его тела. Сердце ее отчаянно билось. Он рядом. Одно движение — и можно приникнуть к его губам, можно ощутить сильные руки на своих плечах, прижаться к нему всем телом. Ирен едва сдержала порыв. Пришлось даже отступить на шаг назад.
Жанлен по-своему интерпретировал это движение. До чего же ей опостылела мужская близость, что и в столь безобидной ситуации она старается отстраниться! Как верно вчера он поступил, не позволив себе овладеть ею. Кажется, этому поступку он обязан сегодняшней перемене в Ирен. А между тем ведь сам поступок не снял проблемы. Жанлен чувствовал, что страсть переполняет его. Нет, это не животная похоть.
Это скорее желание слиться с любимым человеком, подарить ему, а точнее ей, минуты высшего блаженства. А ведь он всего-навсего обрабатывает рану. Но сам факт, что он держит руку Ирен, приводил его в экстаз. Может, она инстинктивно уловила это и потому отступила.
Надо отвлечься разговором, а то так и с ума сойти недолго.
— Это как нужно было держать нож, чтобы полкисти себе чуть не откромсать?
— Я резала луковицу на ладони. Всегда так режу. Знаю, что опасно, но просто с детства так режу. Удобнее, чем на доске.
— Тоже выдумала! А рук не жалко. Между прочим, шрам останется.
— Ай, — она махнула свободной рукой. — Мало ли что до этого было?
И правда. Присмотревшись к кисти, Жанлен действительно различил множество мелких шрамиков, какие обычно в изобилии на руках поваров, которые всю жизнь что-то режут. А ведь Ирен с самого детства выполняла обязанности кухарки. Неудивительно.
— Это не повод добавлять новые, — возразил Жанлен. Он чувствовал, что разговор мало поможет, нужно отойти подальше, тогда, глядишь, будет легче с собой справиться.
Спас ситуацию Жак. Он ввалился в квартиру совершенно промокший, и не сорваться на него было просто невозможно. Жанлен не стал сдерживать своих порывов.
— Только не ори на меня. Сам разберусь. Во-первых, меня уже выписали, а во-вторых, я сейчас согреюсь — и все пройдет. Точнее, ничего не будет. — И в этот момент из его груди вырвался сильный, клокочущий кашель.
— Не будет! — взревел Жанлен.
— Я сам! — Жак предостерегающе выставил руку вперед. — Я сам пойду в душ. А то это уже становится семейной традицией запихивать меня туда. Я сам. Без рук. Между прочим, я мог бы во избежание последствий поехать домой. Но решил героически выдержать твои упреки. На которые ты, кстати, не имеешь права. Позволь напомнить, что мы ровесники.
— Это я-то не имею? — съязвил Жанлен. — Я одной рукой скручу тебя так, что не будешь знать, с какого конца начать выворачиваться. Так что рот закрой и делай, что сказано.
— Не демонстрируй своего физического превосходства. Это неприлично, А перед девушкой еще и вульгарно. — Он улыбнулся Ирен, которая все это время молча наблюдала за перебранкой братьев. — Здравствуйте, меня зовут Жак. — И он протянул руку.
Она с удовольствием пожала ее.
— Очень приятно, а я Ирен.
И оба в один голос произнесли:
— Я в курсе.
И рассмеялись. После этого милого знакомства Жак согласился-таки пойти в душ.
Теперь можно наконец вернуться к обработке раны, которая теперь уже не вызывала такого всплеска эмоций ни в нем самом, ни в Ирен.
Жак действительно спас ситуацию, и в душе оба были ему благодарны.
Остаток дня прошел очень мило. От прогулки отказались, поскольку у Жака к вечеру поднялась температура. Жанлен кричал, брат шутил и храбрился, но уже и сам был не рад, что не послушался умного совета. Ирен буквально задыхалась от хохота, работала своеобразным буфером между ними и пыталась успокоить одного и лечить другого.
К одиннадцати часам Жак вроде бы почувствовал себя лучше, Жанлен выдохся и уже не находил новых слов для брани. Поужинали и определились с дальнейшим планом действий.
Жак торжественно обязался завтра же посетить врача. Тем и кончилось. Ему выделили ту спальню, где вчера только ночевала Ирен, а она перешла в комнату Жанлена. Хозяин дома расположился на диване в гостиной среди своих фотографий.
Погас свет. Все стихло. Но спокойно спал, как это ни парадоксально, только Жак.
Жанлен пытался бороться с собой сначала чтением, потом ритуальным действием закрывания всех дверей, которые отделяли его от Ирен, а потом закрыл голову подушкой. Но ничего не помогало.