- Ну… мы же на Луне, черт побери! Можешь представить более подходящее место, чтобы принимать желаемое за действительное? - Он обвел руками мертвое черное небо. - Господи, да ведь каждую ночь ты сам все это можешь увидеть, Билл! Там миллиарды и миллиарды звезд!
Карл уже затерялся в мечтах, готовый обрушить на нас очередную получасовую обличительную речь.
- Да ну тебя к черту! - буркнул Мит. - Давай выгружать его барахло, а то не сможем подняться в горку и начать установку нашего оборудования.
В радиорубке было тихо. Она сулила уединение - то самое уединение, которого человеку иногда так хочется во время ежемесячного звонка домой. Во всяком случае, все мы научились обращаться с приборами сами и не нуждались в помощи единственного на базе офицера-связиста - а тому более чем хватало забот с починкой старого электронного хлама, который постоянно изнашивался и ломался.
Лицо моего сына Билли на черно-белом телеэкране выглядело иначе, чем во время нашего последнего разговора. Ему это хорошо удается. Он смотрит в телекамеру, а не в стоящий рядом с ним телевизор. Взгляд все еще жесткий, хотя вот уже три года, как он вернулся из Вьетнама и, наверное, почти закончил с медицинской реабилитацией.
- Ты снова подстриг бороду, - заметил он.
Я улыбнулся и распушил ее пальцами. На ощупь почти как стальная щетка.
- Она уже… гм-м… стала заполнять мой шлем. В ответ улыбка:
- Что ж, теперь ты больше похож на Кастро и меньше - на Мудрого старца с гор.
Когда он был мальчишкой, все говорили, что он очень похож на меня, но я так не считаю. Подбородок у него более плоский, ямочка на нем меньше, нос уже, прямее и длиннее и, если хотите знать мое мнение, гораздо больше напоминает нос Фреда, брата его матери.
- Что это за дурацкая рубашка на тебе? - Одежка здорово смахивала на какой-то воинский мундир, даже с золотыми галунами на воротничке и манжетах.
- Из полиэфира, - ухмыльнулся он.
- Какого она цвета?
- Фиолетовая, папа. Я усмехнулся:
- И что, больше никаких бус и сандалий?
- Времена меняются.
Тут я увидел - даже на зернистом телеэкране, - как начали темнеть его суровые глаза, и решил, что лучше сменить тему.
- Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Его взгляд прояснился:
- Точно! Tempora mutantur, nos et mutamur in illis. Хилдерик, король франков.
В наших с Билли отношениях такое было всегда. Что бы между нами ни произошло, я всегда мог позвать сына прогуляться по лесу, и там мы болтали на всякие умные темы.
- Ты еще встречаешься с той девушкой… э-э… - Господи, да вспоминай же быстрее… - Сарой?
Я увидел, как ему приятно, что я вспомнил ее имя.
- Да.
- Мне понравилось ее фото, которое ты прислал по факсу. Она действительно красивая. - Высокая блондинка с ярко-голубыми глазами. Нос, правда, великоват, но на ее лице смотрится в самый раз. - Как твоя мать?
Он нахмурился. Слегка пожал плечами:
- У нее вроде бы все в порядке. Она сейчас менеджер по запчастям на тракторном заводе.
- Это хорошо. Гм-м… Она еще встречается с этим… как-там-его? Он еще больше нахмурился. Медленно кивнул. А чего я от него,
собственно, хочу? Чтобы он рассказал о своем сводном братце? Парнишка родился в конце 1966 года, задолго до того, как мы узнали, что я застряну на Луне, так что даже если бы программа «Аполло» сработала…
- Как учеба?
Он вдруг просиял:
- Меня досрочно приняли в университет Джона Хопкинса, папа! Вашингтонский университет выпустил меня на год раньше, чтобы я уже осенью смог начать учебу на медицинском факультете.
- Так это же здорово!
- Я подал в NASA заявку на стипендию по космической медицине. И мне сказали, что с моими десятью ветеранскими пунктами ответ наверняка будет положительный.
Когда в 1948 году я поступал в Бостонский университет, у меня было всего пять пунктов. И к тому же на моей груди не было «Пурпурного сердца», не говоря уже о «Бронзовой звезде». Военные прислали мне по факсу список его наград, но мне пока не удавалось разговорить Билли на эту тему.
- Но почему? - удивился я. - Я думал, ты планировал специализироваться по травматической медицине.
- И по ней тоже, - кивнул он. - Стипендия по космической медицине требует двойной специализации.
- Все равно не понимаю.
- Папа, сейчас очень много говорят о финансировании системы «Нова/Ровер» как реального проекта. С тех пор, как русские разрешили доктору Челомею опубликовать в прошлом году свою книгу… - Он говорил о Владимире Челомее, главном конструкторе космических кораблей, чьи детища - «Алмаз-9» и «Орел-1»- уже кружат на окололунной орбите и вскоре доставят меня домой. - Словом, запланированная дата старта первой марсианской экспедиции - 12 ноября 1984 года.
- Когда сам увижу, тогда и поверю… Господи, а ведь мне тогда стукнет уже пятьдесят шесть!
Он еще раз медленно кивнул:
- Да. А мне - тридцать четыре.
В тот день, когда я отправился на Луну, мне было тридцать семь.
- И ты хотел бы полететь.
- Да. Полет рассчитан на три года. Двенадцать человек, им понадобится врач. Хороший врач.
Еще как понадобится. У нас здесь полевой хирург, терапевт и фармацевт, три медика на сорок членов экипажа.
Серьезные глаза сына долго изучали меня. Потом он сказал:
- Тебе нужно кое-что знать, папа. Месяц назад наконец-то допустили к летным испытаниям ядерный ракетный двигатель «Ровер-1». Прототип с тягой почти 34 тонны готов к полету.
- Тот самый двигатель с твердофазным реактором из проекта NERVA?[4]
- Да, папа. Речь шла о том, чтобы присобачить «Ровер-1» к первой ступени «Сатурна-IVB», а выше установить оборудование, оставшееся от программы «Аполло», и некоторые компоненты орбитальной станции. На складах законсервировано достаточно железа от «Аполло/Сатурн», чтобы его хватило на три экспедиции. И теперь они полагают, что выяснили, из-за чего раньше взрывались ракеты. Сейчас это называется проект «Starover».
Я хмыкнул. «Starover» - «Звездный скиталец». В честь романа Джека Лондона, что ли? Впрочем, нет. В начале шестидесятых, когда я тренировался для полета на «Джемини», один инженер из NASA написал о приключениях исследователя космоса Дига Аллена.
- Да никто не полетит на Марс на корабле такой конструкции, - сказал я.
- Нет, конечно. В любом случае, марсианский посадочный модуль не будет готов раньше 1982 года, сколько бы денег в него ни вбухали. Сейчас говорят о предварительных миссиях к трем астероидам поблизости от Земли. Первая - в 1977 году.
А мне оставалось сидеть на Луне и кусать локти. Бобби снова улыбнулся:
- Экипаж каждой миссии будет состоять из трех человек. Астронавт-инженер, какой-нибудь ученый и геолог.
- И под них уже выделено финансирование? Он пожал плечами:
- Почти. Все равно раньше осени голосование по бюджету на следующий год не состоится.
- Как-то не верится, что Макговерн такое одобрит.[5]
- После слушаний по импичменту он сидит тихо, как мышь. Чертовски трудно оправдать импичмент только что вступившего в
должность президента, а антивоенная партия Макговерна сделала Билла Миллера президентом на один срок, несмотря на прекрасную экономику, которую ему передал Никсон, но республиканцы, контролирующие обе палаты конгресса с небольшим перевесом, все же попытались.
- Что же, слушания не дошли до обеих палат?
- Нет. Ты слышал, что вице-президент Иглтон собирается подать в отставку?
- Нет!
- Сегодня утром передавали в новостях. - Сын постучал пальцем по голове и многозначительно взглянул в телекамеру. Черт, есть предел тому, что мы можем говорить. Это ведь открытый канал.
- И кто же?..
- Говорят, Сержант Шрайвер.
- Парень из Корпуса мира? - Отлично, еще один Кеннеди. Просто поразительно, о чем только люди думают, ведь Джек и Бобби уже сидят в сенаторских креслах - один в Массачусетсе, а второй в Нью-Йорке. Если бы Тедди не свалился в машине с того моста и не утонул, их сейчас было бы уже трое.
- Говорят, Макговерн теперь уже никогда не выставит свою кандидатуру на перевыборах, ведь он пытался вытащить нас из Вьетнама как раз тогда, когда мы начали побеждать.
- До 1976 года еще долго. Всякое может случиться. Сын улыбнулся:
- Может, и так, но демократы уже называют своим кандидатом Эда Маски.
- Э-э-э… из Мэна?
- Ага. А республиканцы поглядывают на Теда Агню.
- Кого?
- Губернатора Мэриленда. Билли рассмеялся:
- Думаю, когда ты собирался на Луну, он был еще членом школьного совета Балтимора.
- Господи… - Когда сидишь на другой планете, время летит с бешеной скоростью. - Значит, поляк и… кто? Француз? Может, Эгню?
- Грек. Если он победит на выборах, то мы отправимся на Марс. А пока республиканцы предпочитают придерживаться взглядов Никсона.
Черт побери, да из-за Никсона-то я здесь и торчу. Но вслух я этого не сказал. Теперь надо следить за своими словами.
- Значит, ты полагаешь, что я могу подать заявку на этот… «Звездный скиталец», когда вернусь домой?
- Конечно. Ведь ты и мистер Паттерсон - единственные в мире планетологи с полевым опытом. Так что полетите вместе: ты, он и какой-нибудь новичок.
- Очень сомневаюсь, что Мит в ближайшие годы захочет куда-либо лететь.
Он пожал плечами и улыбнулся. На секунду посмотрел в сторону от камеры. Нахмурился.
- Э-э… время заканчивается.
- Да. Как хорошо, что мы с тобой поболтали, Билли. Когда ты был во Вьетнаме, мне так не хватало тебя.
- Что ж, скоро увидимся. Я попрошу прислать тебе по факсу подробности проекта «Скитальца», как только они станут доступны.
- Спасибо. Эй, а сможешь в следующий раз прихватить и своих сестричек? - Миллисент сейчас уже почти шестнадцать, а малышке Беатрисе… что? Двенадцать? Господи…
Его взгляд наконец-то смягчился:
- Попробую, папа. Обязательно попробую. Живое изображение внезапно застыло.
Мы с Митом стояли в точке разворота последнего участка нашего пути, высоко на холмах западнее базы, чуть ниже гребня кратера. Забавно, как мало Луна похожа на иллюстрации во всех этих научно-фантастических журналах, которые я читал мальчишкой, или на фильм Джорджа Пала по роману Хайнлайна «Ракетный корабль «Галилей». Как же они его назвали? «Пункт назначения - Луна»?
Неужели я всерьез думал, что когда-нибудь пройдусь по Луне? Может, и думал.
Плоские равнины из застывшей лавы, зазубренные горы, не тронутые ветром и водой? Смех, да и только. Мы знали достаточно, чтобы вообразить пыльные лунные холмы и низкие, покатые склоны, хотя и не могли разглядеть их в телескопы. Солнечный ветер слаб, но он дует на эти горы вот уже четыре миллиарда лет.
Я закрепил большую и угловатую телекамеру в гнезде для альтазимута[6] на верхушке треноги, а Мит в это время удерживал ее, чтобы она оставалась нацелена в сторону нашей базы, в точку на краю заваленного обломками поля, где, как предполагалось, должен совершить посадку «Орел-1».
- Подержи-ка контрольную цветную карточку. Надо проверить, сможем ли мы сфокусировать эту проклятую штуковину.
Он порылся в ящичке с инструментами, отыскал карточку и отошел, держа ее перед собой на вытянутой руке, а я тем временем поднял темный щиток и прильнул прозрачным стеклом шлема к резиновой окантовке видоискателя.
- Хе. Никакой перспективы. Впечатление такое, словно ты стоишь на краю пропасти.
- Если найдешь здесь пропасть, дай мне знать. Да. Мы и в самом деле устали от этого места.
Когда он отошел в сторону, я повернул трансфокатор, увеличивая картинку. Примерно в миле за последней из старых посадочных ступеней, неподалеку от того места, где разбился «R-1», ребята выложили из блестящего металлолома большую букву «Х», обозначающую точку посадки. Я выпрямился.
Мит стоял спиной к кратеру, глядя вверх в сторону его гребня, метрах в двухстах западнее и метрах в пятидесяти выше меня.
- Через неделю в это время, - сказал он, - я буду стоять здесь с тем русским парнишкой.
- Его зовут Муса Бородин.
- Мууза! Что за имечко! Даже звучит не по-русски.
- А Георгий Волыновский тебе больше нравится?
- Это пилот?
- Да. Кстати, генерал-лейтенант.
- Господи! - Он повернулся и посмотрел на меня, затем тоже поднял защитный щиток, чтобы мы могли видеть лица друг друга. - Не скажу, что мне было в кайф торчать здесь все это время, но мне всегда нравилось работать с тобой, Дикий Билл. Из нас получилась хорошая команда.