Разноголосый гомон толпы был перекрыт свистом тормозов, затем последовал удар, звон и скрежет, а следом — крик.
Уходить надо было, бежать отсюда немедленно, а они, все четверо, ринулись смотреть. Не так часто судьба потчует современного человека кровавыми зрелищами. Колизей стоит в руинах, и гражданам не хватает не только хлеба, но и зрелищ.
Новенький, невероятно дорогой мобиль стоял поперёк тротуара, врезавшись в стену, а вернее, вдавив в стену женщину, случайно попавшую на его пути. Женщина была жива и в сознании, она лежала на капоте и тонко разноголосо кричала. Во что превратились её ноги, было не видно, но из-под машины медленно вытекала струйка крови. В салоне мобиля, запрокинув голову, сидел молодой мужчина. Казалось, он совершенно цел, только под носом темнел кровавый сгусток. Остановившийся взгляд, раскрытый рот: кончик языка быстро скользит по верхней губе, словно стараясь слизнуть кровь.
— Убился! — со знанием дела произнёс кто-то. — Они, гады, систему безопасности демонтируют и так гоняют. Кровь полируют, адриналинничают… Вот и отполировал, экое тело ни за понюх табаку сгубил. Небось, один в нём жировал.
— Вот ещё! — перебил другой из бывалых зевак. — Какое — один? С сожителем трепался, на дорогу не глядел, вот и свернул шею. Шея у него сломана, вишь, как языком работает, с жизнью прощается.
— Ну, ты загнул! Завтра уже в новом теле будет щеголять. А тётенек сгубил, им теперь на протезах ковылять.
Женщина уже не кричала, только хрипела тяжело. Народ толпился кругом, глазел, обсуждая происшествие, но никто не пытался освободить пострадавшую или ещё как-то помочь. Попробуй сунься в такую минуту, сам же и окажешься во всём виноват.
Послышался вой сирен и гул моторов. На проезжую часть опускались геликоптеры: полицейский и два медицинских. Прибывшие действовали быстро и слажено. Разбитый мобиль сдвинули, женщину перенесли в один из медицинских вертолётов, и тот улетел. С водителем возились дольше. На виски и лоб ему налепили чёрные ленты сканеров, и лишь затем начали извлекать тело из машины.
— Выживет! — уверенно комментировал их действия знаток. — Тело угробил, а сам выкарабкается. Хоть бы ему и вовсе голову оторвало, человек после этого ещё восемь минут живёт. Голова отдельно лежит, а всё понимает.
— Шёл бы ты отсюда, — посоветовал один из полицейских, — а то сейчас тебе голову оторвём, и будешь всё понимать.
— Верно, Гоша, пойдём, — произнёс знаток другим тоном. — Посмотрели — и будет.
Опомнились и молодые родители.
— Пошли домой, — дрожащим голосом произнесла Юленька.
— Нам в Психоцентр надо. Опаздываем уже.
— Всё равно — домой. Не могу я после такого никуда идти.
— Штраф впаяют, за десять лет не расплатимся.
— Ну и пусть штраф, а я не могу.
— Юлик, возьми себя в руки, — вмешалась Юляшка. — Думаешь, мне легко? Но я держусь. Не надо было смотреть, а теперь уж терпи.
Юляшка сочувственно хлюпнула носом, решительно перехватила управление телом и покатила коляску прочь от дома, к центру города, где находилось страшное Управление, управлявшее не только психическим здоровьем населения, но и много чем ещё.
Ждать приёма пришлось не слишком долго, хотя другие мамаши рассказывали, что их вымучивали в очереди часами. Видимо, для двоен существовало послабление. Детишек раздели и унесли в кабинет, родителям предложили ждать. В обычный врачебный кабинет мамы проходят вместе с ребёнком, а тут забрали малыша, и сиди, переживай. Юленька-Юляшка уселись на металлический стул и застыли в мёртвой неподвижности. В эту минуту их телом никто не владел. Антон-Сергей то принимались мерить шагами тесную приёмную, то бездумно листали разложенные на столике брошюры: «Почему необходима психологическая проверка» и «Возьми в семью ребёнка с синдромом Дауна».
Все знали, и из рекламы, и по рассказам знакомых, что психологическая идентификация занимает не больше десяти минут, но прошло уже больше получаса, а из кабинета никто не выходил. Родители начинали ощутимо нервничать.
— Я знала, — ломким голосом произнесла Юленька. — Не надо было сюда идти.
Назревал нервный срыв, что очень не рекомендуется в Психоцентре, нашпигованном специалистами, словно бомж потёртыми личностями. По счастью, именно в это время из дверей появился врач с одним из близнецов на руках. Причём это был вовсе не тот специалист, который забирал детей. Впрочем, на эту мелочь никто не обратил внимания.
— Ну-с, вот ваш герой, держите.
— Где Сонечка? — спросила Юляшка, вцепившись в мальчика.
— Не торопитесь, всему своё время. Сперва закончим формальности с мальчиком. Исследование установило: в теле наличествует две личности, — врач пожевал губами и повторил: — Именно так, наличествуют личности. Особи мужского пола, тут всё нормально, никакого трансвестизма вам не грозит. Родители: Антоновы Сергей и Юлия…
— Это мы, — признались Юленька с Сергеем.
— …и Сергеевы Антон и Юлия.
— Это мы.
Психиатр глянул строго и многозначительно произнёс:
— Мы очень, очень не рекомендуем иметь одинаковые имена соседствующим личностям. Не говоря о возможной юридической путанице, подобные вещи чреваты смешением индивидуальностей.
— У нас разные имена. Она Юленька, я — Юляшка.
— Тем не менее, — покачал головой психиатр, — тем не менее.
— Когда мы родились, — заметил Антон, — таких ограничений не было, и многие давали детям одинаковые имена.
— В результате мы сейчас имеем массу ненужных проблем. Так что, при выборе имён прошу это учесть. Вот рекомендательные списки. Особо популярные имена тоже не советую выбирать.
— Виталик! — очнувшись, твёрдо произнесла Юленька.
— У нас тогда — Виктор.
— Всё-таки, похоже, — недовольно заметил врач. — Но, впрочем, имеете право. Вы всё хорошо продумали? Когда я внесу имена в базу, сменить имя можно будет только заплатив пошлину. Предупреждаю: удовольствие дорогое.
Последние слова доктор произнёс другим голосом, очевидно, то был уже не врач, а юрист. Работники психоцентра, как правило, совмещали именно эти личности.
Антон хотел брякнуть, что в наше время все удовольствия дорогие, но вовремя прикусил язык. Сам, без помощи Сергея.
Работник психоцентра — поди, разбери, в какой из своих ипостасей он действовал в данную минуту — включил стоящий на столе аппарат и принялся вводить имена мальчиков. Аппарат выдал два запаянных в вечный пластик, сияющих голографическими метками, свидетельства о рождении.
Поздравляю с рождением новых граждан: Антонова Виталия Сергеевича и Сергеева Виктора Антоновича!
Два новых гражданина недовольно кряхтели, покуда папы натягивали на их общую попу ползунки.
— Сонечку… — завели прежнюю песню мамы.
— Со вторым ребёнком придётся подождать. Видите ли, у нас порой проводятся внезапные поверки оборудования, и сейчас как раз случилась такая. Вы должны понимать, дело серьёзное, ответственное, ошибки недопустимы, понимать надо. А пока я хотел бы обучить вас одному необходимому навыку. Вот это — психосканер, — на свет появилась знакомая коробочка, разве что поменьше той, что была налеплена на лоб убившегося водителя. — Аппарат предназначен для прямого общения с личностью ребёнка. Через несколько лет такие приборчики будут выдаваться всем, а пока только немногим, да-да, немногим. У вас двойня, поэтому вам прибор выдаётся. С его помощью можно самостоятельно следить за душевным здоровьем ребёнка, чётко различая одного мальчика от другого.
— Я и так отличаю, — тихо произнесла Юляшка. — А если и перепутаю, так Виталик мне тоже не чужой.
— Напрасно, очень напрасно. Я уже говорил, чем чревата подобная путаница, повторять не буду, не люблю я повторять. Лучше смотрите, как пользоваться сканером. Два электрода при помощи липучек закрепляете у себя на висках, а приборчик прикладываете к лобику или затылку ребёнка и вступаете с ним в прямой контакт, совершенно также, как если бы вы были в одном теле. Можете попробовать и убедиться, что всё очень просто. Как видите, наука на месте не стоит, движется она семимильными шагами…
Открылась дверь, в приёмной появился ещё один сотрудник центра, на этот раз не в белом докторском халате, а в голубом комбинезоне.
— Ну? — спросил врач, сразу забыв о своём монологе.
— Всё то же. На любом оборудовании, на всех диапазонах.
— Что случилось? — простонала Юленька, на миг выйдя из прострации. — Где Сонечка?
— Я сказал: погодите! Сначала ответьте на несколько вопросов. Во время беременности вы очень редко посещали врача. Почему?
— Юленька боялась, а я не возражала. Ничего приятного в таких культпоходах нет.
— Какие-то отклонения во время беременности вы заметили?
— Если бы это были мои пятые роды, — отчеканила Юляшка, — я бы ответила на ваш вопрос. А так, извините, не могу.
— Что, собственно происходит? — подал голос Антон.
— Я сказал — помолчите! Сейчас я опрашиваю женщин. Какие-то особые лекарства, наркотики во время беременности принимали? Алкоголем злоупотребляли?
— И не курим тоже, — в голосе Юляшки всё отчётливее прорезались опасные язвительные нотки. — Мы не настолько богаты.
— Посторонние половые связи были? Я имею в виду — с другими телами.
Юляшка хлюпнула носом, но не жалобно, а скорее хищно и, прищурившись, ответила:
— Вы проверяете уровень моей психологической толерантности? Так вот, он у меня низкий, и за такие вопросы я могу глаза выцарапать. Только маникюра жалко.
— Не забывайтесь, где вы находитесь! — возвысил голос медик. — Я могу задавать любые вопросы, и вы обязаны отвечать.
— Ага, можете задавать, особенно при мужьях. Так вот, мы вышли замуж девушкой, и потом по сторонам не поглядывали. У нас хорошие мужья и этого достаточно.
— В таком случае, как вы объясните, что произошло со второй рождённой вами особью?
— Она, что, от кого-то постороннего? — встрепенулся Сергей.
— Нет. Она ни от кого.
— Это как? — кажется вопрос произнесли все четверо разом.
— А так, что ни один известный метод не находит в мозгу принесённой вами особи никакой личности. Там пусто, там нет индивидуальности. Это вообще не человек.
— Так не может быть, — перебивая друг друга, заговорили Сергей с Антоном. — Ваша машина что-то путает. Все обычные анализы в норме. Вы просто плохо смотрели…
— Как это не человек? — было непонятно, кто из матерей говорит. — Она растёт, улыбается… Она кушает хорошо, пюре тыквенное любит, а вы говорите — личности нет! Она скоро разговаривать начнёт!
— Вам кажется, что это ребёнок. Мы проверяли её на нескольких аппаратах, мы специально устроили внеплановую поверку. Меня оторвали от работы, и я сам следил, как всё происходило. Аппаратура работает идеально, причина скрыта в вас. Там никого нет, с тем же успехом можно снимать психоспектр с пластмассовой куклы. Даже у рыбы, у лягушки, где речи не идёт ни о какой индивидуальности, на спектре что-то видно. А здесь — идеально прямая линия. Оно не живое. Поэтому я спрашиваю: где вы это взяли?
— Не умеете работать, так и скажите, — произнесла Юляшка уже безо всяких всхлюпов. — А сейчас, верните ребёнка.
Виталик и Виктор, почуяв неладное, в голос заревели.
— Вам всё вернут, — произнёс психиатр, поморщившись., — но учтите, свидетельства о рождении я не выдам, некому там получать свидетельство! И я доложу вышестоящим органам о произошедшем, пусть они разбираются с вашим… э-э… потомством. Да-да, именно так!
Санитар в голубом комбинезоне принёс Сонечку. Та безмятежно спала и лишь, очутившись на руках у Юленьки-Юляшки, открыла глаза, заулыбалась и отчётливо произнесла:
— Мама!
— Бред! Нонсенс! — вскричал психиатр и выбежал из приёмной.
* * *
Нет свидетельства о рождении, нет и пособия на ребёнка. А несуществующее дитя, между тем, ест весьма существенно. Семье пришлось затягивать пояса. Одной зарплаты Антона-Сергея уже не хватало на жизнь, тем более, что счета за квартиру каждый месяц хоть немного, но возрастали. А мамы выйти на работу не могли. Мам две, но тело-то одно, и оно должно сидеть с детьми. Виталика-Витька можно было устроить в ясли, а как быть с дочкой? Без бумажки ты букашка, нет не только пособия, но и в ясли не берут. Девочка так и оставалась никем, напрасно пропадали придуманные в обход правил имена: для одной семейной пары — Софья, для другой — София. Раз ты никто, то и звать тебя никак.
На работу диспетчером городского транспорта был устроен один Сергей — у него была выше психологическая упругость, что для работы диспетчера очень важно. Но теперь пришлось браться за дело и Антону. Вечером, когда Сергей отдыхал, Антон отправлялся на завод, куда устроился ремонтником автоматических станков. Долго так продолжаться не могло; мужчины по очереди отдыхали, но тело работало на износ, да и отдых такой полноценным назвать нельзя. Юлии пытались найти работу надомницы, только где её найдёшь? — не они одни такие умные.
А потом в двухкомнатной квартире, которая уже не казалось слишком просторной, появился гость. Полненький господин представился сотрудником некоммерческого агентства «Лучший друг».
— Люди должны жить хорошо, — проникновенно журчал он, — и они могут хорошо жить. Мы не благотворители, мы только помогаем нашим клиентам наладить жизнь, рационально обустроив её. Практически в каждой семье есть резервы, правильно использовав которые, можно значительно повысить качество жизни. Если принять в семью ещё одного или даже двоих членов… за это очень неплохо платят.
— Нет, — произнёс Антон. — Это создаст дополнительные трудности с работой и, в конечном счёте, обернётся убытками.
— Я не говорю о взрослых членах семьи. Вы двое представляете собой прекрасные, хорошо сбалансированные пары, и было бы грешно менять здесь что-либо. Ваши мальчики, насколько я могу судить, тоже отлично притёртый дуэт. Но, если вдуматься, резервы в семье есть и очень значительные.
— Нет, — на этот раз первой успела ответить Юленька.
— Мальчики, Соня, — сказала Юляшка, — ступайте в детскую, поиграйте там, пока дяденька не уйдёт.
Конечно, в маленькой комнатке было слышно каждое слово, сказанное в гостиной, но Юляшка говорила скорей для незваного гостя, чем для детей. Люди, живущие в тесноте, такие вещи очень хорошо понимают.
— Не хотелось бы говорить неприятные вещи, — произнёс представитель некоммерческого агентства, — но если вам вчинят иск за уклонение от налогов…
— Каких ещё налогов? — возвысил голос Антон. — Мы всё платим.
— Налог на роскошь. Вам известно, сколько следует платить за содержание животного?
Антон молча встал и демонстративно включил магнитофон на запись, а Сергей отчётливо проговорил:
— Если вы ещё раз произнесёте это слово по отношению к нашей дочери, то вам придётся отвечать в суде. А поскольку доказать своё утверждение вы не сможете, то мы неплохо повысим своё благосостояние за ваш счёт.
— Минуточку… Если она не человек, то тогда — кто?
— Физиологически она человек. Психологически никаких свойств животных у неё нет. Для суда этого достаточно.
— Ну, хорошо, хорошо. Но вы понимаете, что юридически это всего лишь пустое тело. Оно не должно пропадать зря, его нужно использовать, что мы вам и предлагаем.
— Это наша дочь, — сказала Юляшка, — и она человек. Она прекрасно говорит и в играх разбирается для своего возраста очень хорошо. Нас она любит, и братиков. Она читать умеет. Мальчики ещё в буквах путаются, а она читает и всё понимает, что прочитала.
— Вам кажется, что она разумна, а на самом деле это обычные проявления физиологии. Нет личности, нет самосознания и, значит, в самом скором времени начнётся стремительная и необратимая деградация. Тогда будет поздно что-либо предпринимать.
— Нас этим уже пугали, — ответил Сергей, в то время, как Антон саркастически усмехнулся. — Предупреждали, что она не научится проситься на горшок, не начнёт говорить, не освоит буквы. А мы не испугались и оказались правы. Вы с вашими рассуждениями о физиологии не оригинальны. В древности жил такой философ — Декарт. Так он доказывал, что животные ничего не чувствуют, а всё их поведение продиктовано физиологией. Должно быть, он был очень богат, потому что у него была собака. И он каждый день бил собаку тростью. Собака плакала, но не убегала, потому что любила хозяина. А Декарт делал вывод, что собака не убегает, потому что не способна соображать. Хотя, на самом деле, убогим был Декарт, для которого не существовало ничего за пределами логических построений. У Декарта и сейчас немало последователей, но мы — не картезианцы. Чувство для нас важнее логики, и вы ничего нам не докажете. Надеюсь, вы что-то поняли и сейчас уйдёте.