– Честное слово, я потребую себе молоко. У меня просто вредная работа. Я сегодня ночью спал только три с половиной часа. Я сильно подозреваю по вашему виду, что и вы спали не больше.
– Пока я доехала домой, поставила машину... – начала миссис Бенвилл.
– Написала рапорт... – продолжил за нее Рамон, подмигивая и оглядываясь. – Здесь, наверное, нет подслушивающих устройств?
Кэтрин промолчала.
– Неужели не написали? – иронически спросил Рамон. – Вы же видели вчера, что я специально говорю глупости, выводя вас из терпения. А вы хорошо сыграли – раздражение, гнев, даже возмущение. Но я же тоже видел, что это игра. Вы внимательно наблюдали за мной, какой я на самом деле. Боюсь, что мне не удалось вас обмануть. И вы написали в своем отчете, что я обладаю большой коммуникабельностью и не менее большей замкнутостью. Только честно, так?
Она улыбнулась, показывая ровный ряд белых зубов.
– Счет сравнялся, вы не находите? – спросила Кэтрин. – Похоже, я вас очень недооценила.
– Это должно быть приятно, когда ценят женщины, – сказал Рамон уставшим голосом, – но, честно говоря, я бы не хотел, чтобы у меня была такая жена.
Кэтрин отложила бумаги, подняла голову и, в упор глядя на Рамона, спросила:
– Почему?
– Что почему? – Он натолкнулся на ее холодный и строгий взгляд. – А ведь я был прав – у вас нет мужа.
– Вы не ответили на мой вопрос.
Он потер большим пальцем висок.
– Все очень просто. Какой мужчина захочет иметь дома женщину, угадывающую все его недостатки, тонко подмечающую его слабости, неприятности на службе, его возможную в некоторых случаях ложь в семейной жизни? Это ведь кошмар, а не жизнь. Я не прав?
Кэтрин отвернулась к окну.
– А вы бываете жестоким. Я не просила вас обсуждать мою личную жизнь. Хотя бы из уважения к моему возрасту. Я все-таки на восемь лет старше вас.
– Никогда бы не сказал, – честно признался он. – Нет, это не комплимент, вы действительно неплохо сохранились.
– Вы отвлекаетесь от работы, мистер Эскобар, – ровным голосом сказала она. – Позвольте вам напомнить, что я должна вернуть эти материалы сегодня.
– Я почти уже закончил. Еще десять минут, и можете увозить ваши бумаги.
Рамон начал собирать разложенные по столу протоколы следственных допросов, осмотра места происшествия, медицинских, трассологических и баллистических экспертиз. Через несколько минут он вручил четыре тяжелые папки Кэтрин и остался сидеть за столом, ожидая, пока миссис Бенвилл не отдаст их курьерам ФБР.
Когда она вернулась, он внимательно просматривал газеты, обращая внимание на разделы политической жизни и уголовной хроники.
В «Мерседес», куда поместили папки с делами, сели двое сотрудников ФБР и региональный инспектор комитета Луис Баррето. Автомобиль выехал на Пятую авеню, свернул к Ист-Ривер и понесся дальше. На одном из поворотов, почти у светофора, ехавшая впереди «Альфа-Ромео» внезапно резко затормозила. Раздался визг тормозов. Справа неожиданно возникла «Тойота», в которой двое быстро подняли автоматы. Раздались выстрелы. Один из сотрудников ФБР был убит сразу же, второй – тяжело ранен, он сполз вниз, хватая посиневшими губами воздух. Баррето был легко ранен в руку, так как успел наклониться. Когда один из нападавших подбежал к их автомобилю и открыл дверцу, Баррето выстрелил в него в упор. Сила выстрела была так велика, что нападавший отлетел на тротуар. Из обоих автомобилей прозвучало еще несколько автоматных очередей. «Мерседес» вспыхнул. «Альфа-Ромео», набирая скорость, понеслась вперед. «Тойота» попыталась объехать «Мерседес», но в этот момент из-за поворота показалась полицейская машина.
Двое полицейских побежали к «Тойоте», оттуда последовала еще одна очередь, и один из полицейских растянулся на земле. Второй, сжимая обеими руками «магнум», несколько раз выстрелил. «Тойота», потеряв управление, врезалась в «Мерседес». Раздался взрыв, и теперь оба автомобиля были охвачены пламенем.
Преступный мир хорошо знал, что за таким убийством немедленно следовало возмездие. Озлобленные «копы» устраивали настоящую охоту на подозреваемых, открывая огонь по любому поводу и без повода. На время розыска подозреваемых убийц полиция запрещала всяческую легальную деятельность мафии, закрывала ночные клубы, устраивала облавы в притонах, арестовывала мелких торговцев наркотиками, сутенеров и гомосексуалистов. Самый продажный полицейский не входил в сговор с преступниками в это время, и мафия была заинтересована выдать убийц полиции для продолжения своей деятельности.
Уэбстер приказал найти убийц, и уже вечером этого дня сотни осведомителей ФБР наводнили Нью-Йорк. Сыновьям Поля Кастеллано, четверым другим «крестным отцам» – Салерно, Коралло, Ланджелло, Растелли были посланы ультимативные требования выдать убийц. Даже сидевшему в тюрьме Кармино Перстико, чьи обязанности в семье Коломбо исполнял Ланджелло, было послано такое же требование. Но мафиози категорически отрицали свою вину. Среди членов их «семейств» не было, не могло быть такого, кто осмелился бы совершить убийство сотрудников ФБР без их ведома.
Рамон Эскобар и Кэтрин Бенвилл узнали о случившемся только вечером, из газет. Оба понимали, что о маршруте «Мерседеса» и перевозимом им грузе могли знать только немногие сотрудники АНБ, ФБР и ООН. Однако на поверку их выходило более сорока, и подозревать приходилось всех.
...Сообщение из Мексики было коротким. Региональный инспектор комитета Эрнесто Теморио сообщил о решении мексиканского правительства установить более жесткий контроль за своими аэропортами и северной границей в целях пресечения вывоза и распространения наркотиков. Однако здесь же отмечалось недовольство американского посла таким решением мексиканского правительства.
В этих сообщениях не было ничего, что могло бы дать хоть малейшую зацепку. Но Виктору вдруг пришла в голову новая мысль.
– Ты не находишь, что Вальтер умер при довольно странных обстоятельствах? – спросил он Чарльза, когда они закончили расшифровку полученных данных. – У него ведь раньше никогда не болело сердце?
– Нет, – подтвердил Деверсон, – но это еще не показатель. Мой отец умер в сорок восемь лет от инфаркта, а был здоров как бык.
– И все-таки странно. Он умер слишком внезапно. Ты слышал о нападении на сотрудников ФБР? Тогда погиб и Баррето. А ведь они везли дело Эдстрема из нашего ведомства.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросил Деверсон.
– Вчера в столовой мне рассказали наши дежурные. Дело же Эдстрема так или иначе связано с гибелью Анны Фрост и Видо Дренковича. А теперь подумай, не слишком ли кстати умер твой друг Вальтер Вальраф? – Виктор посмотрел на Чарльза в упор. Деверсон побледнел.
– Ты думаешь, и его...
– Убежден. – Виктор не сводил глаз с Деверсона. – И сделали это очень ловко. Видимо, это те самые, которые подослали ребят ко мне домой и пытались убрать меня на пути в Трентон.
– Ты расскажешь об этом в комитете? – спросил Чарльз.
– Нет, сначала нам нужно все проверить. Ты ведь, кажется, знаешь, где жил Вальтер. Нам нужно туда поехать. Прямо сейчас. Может быть, нам удастся что-нибудь выяснить.
Деверсон задумчиво потер подбородок.
– Мы же были вместе на похоронах, ты разве забыл адрес?
– Я приехал сразу на кладбище. Меня тогда вызвали к следователю.
– Да, правильно, я и забыл. Вальрафы жили в районе Куинса, почти рядом с мостом Трогс-Нек. Сказать по правде, это дело начинает волновать меня... Может быть, действительно там что-то неладно. А может, совпадение...
– Значит, в любом случае нужно проверить, – закончил Виктор. – Поехали к Вальрафам.
Они вышли из комнаты, предъявили дежурному свои карточки, получили удостоверения, миновали пуленепробиваемые двери, снова показали удостоверения и вошли в лифт.
– Черт бы нас всех побрал! – в сердцах сказал Чарльз.
Виктор промолчал. Он понимал, почему нервничает Деверсон. Действительно, как при такой охране и самой совершенной электронной аппаратуре неведомому убийце удалось пристрелить Анну Фрост и уйти незамеченным?
Решено было ехать в автомобиле Деверсона. «Фольксваген» Виктора стоял припаркованным на стоянке недалеко от дома.
Ехать пришлось довольно долго. Во-первых, сам район Куинса был расположен далеко от Манхэттена; во-вторых, в это время дня заторы на дорогах тянулись на многие сотни метров.
Дом Вальрафа они отыскали довольно быстро. Позвонив снизу хозяйке, Чарльз назвал себя. Жена Вальтера – Инга – знала бывшего сослуживца своего мужа и согласилась принять их. По грязной, сыроватой лестнице они поднялись на третий этаж. Дверь открыла высокая, подтянутая седая женщина лет сорока—сорока пяти. Потрясение, перенесенное ею, оставило свой отпечаток на ее лице. В глазах еще отражалась боль страшной потери и растерянность души, не привыкшей бороться в одиночку с обрушившимся на нее несчастьем.
Инспектора прошли в комнату. Инга вошла следом, предложила им сесть. В комнате на видном месте был большой портрет Вальтера, перевязанный траурной ленточкой, и Виктор впервые почувствовал себя неуютно, понимая, как трудно будет вдове покойного говорить о его смерти. Но женщина сама пошла им навстречу.
– Я так благодарна вам, Чарльз, что вы пришли. В последнее время Вальтер был сам не свой. Какой-то нервный, угрюмый, задумчивый. Говорил, что это связано с его работой. Приходил поздно вечером, рылся в газетах, иногда делал какие-то вырезки. Однажды мы смотрели телевизионную передачу, и вдруг он побледнел и сказал таким неестественным голосом: «И его тоже!» Я прямо перепугалась. Не знала, что и подумать.
– Вы хотите сказать, Инга, что в последние дни у него бывали неприятности на службе? – спросил Чарльз.
– Нет, что вы! – испугалась женщина. – Он очень любил свою работу. Но в последние дни он был какой-то странный. Вы знаете, я ведь много передумала за это время. Может, поэтому так разговорилась. Не знаю, стоило ли это делать, но Вальтер считал вас своим другом, Чарльз.
– А что в это время показывали по телевизору, миссис Вальраф, вы не могли бы вспомнить? – вмешался в разговор Виктор.
– Конечно, могу. Убийство какого-то гангстера. Их убивают каждый вечер. И я думала, что ничего странного здесь нет. Но он так побледнел, что мне стало не по себе. Вот сейчас я вспоминаю и сама волнуюсь. – Женщина осторожно достала платок и отвернулась.
В комнате воцарилось молчание. Виктор первым нарушил его:
– А вы не помните, какой именно гангстер? Может, вы запомнили фамилию, имя или еще что-то? Где его убили, при каких обстоятельствах? – Он заметно волновался.
– Какой-то Насселли или Масселли. Я точно не помню, – вздохнула женщина.
– Может быть, Натан Масселли? – спросил Чарльз.
– Да, да, правильно, – обрадовалась женщина. – Вот это имя: Натан Масселли. Вальтер еще сказал тогда: «И Масселли тоже».
– А что-нибудь еще он сказал? – спросил Чарльз.
– Нет, больше ничего. Это точно. Вот после того случая Вальтера словно подменили. Стал раздражительным, вспыльчивым, срывался по любому пустяку. В последнее время они все время работали втроем – он, Антонио и бедная Анна.
– У него болело сердце? – спросил Виктор.
– Нет, – возразила женщина, – никогда. Он был очень здоровый человек. А тут вдруг неожиданный инфаркт.
– Он что, вернулся домой и тут же слег? – не унимался Виктор, хотя заметил явное неудовольствие на лице Деверсона.
– Нет. Но он вернулся домой с работы и сказал, что у него болит сердце. У нас ведь был в тот день юбилей, – женщина тяжело вздохнула, – двадцать пять лет. Он привез цветы и сказал, чтобы я одевалась. А когда я вышла из комнаты, то увидела его сидящим на кухне. И с таким перекошенным лицом. Я сразу позвонила нашему врачу. Доктор приехал, сделал укол. Ну и, конечно, мы никуда не поехали.
– А доктор сразу уехал? – поинтересовался Виктор.
– Да, почти сразу. Сделал укол и уехал.
– А как зовут вашего врача, Инга? – спросил Чарльз, пытаясь прекратить затянувшийся разговор.
– Эрик Пембертон, он известный хирург. Очень хороший врач и человек. Но и он ничего не смог сделать, – добавила с грустью женщина. – А к утру у Вальтера начались сильные боли, и я снова позвонила мистеру Пембертону. Он приехал, но уже было поздно. Вальтер... – Женщина словно поперхнулась и тихо добавила: – Бедный доктор, он так переживал, словно это был его родной брат. Он так убивался. На нем лица не было.
– А вы давно его знаете? – спросил Деверсон.
– Уже восемь лет. А почему вы спрашиваете? – вдруг насторожилась Инга. – Вы что-то знаете?
– Нет, нет, – успокоил ее Чарльз, – не волнуйтесь, Инга. Мы просто хотели узнать, кто был его лечащий врач. У меня у самого последнее время пошаливают нервы. И сердце болит.
– Но ведь он был хирург.
– При нашей профессии нам только и нужен хирург, – неуклюже пошутил Виктор.
– Не говорите так, – мягко попросила женщина.
Они просидели у вдовы Вальтера еще полчаса и, попрощавшись, вышли из квартиры. Уже спускаясь по лестнице, Чарльз вдруг остановился и посмотрел на Виктора.
– Ты знаешь, кто такой Натан Масселли?
– Нет, но я где-то слышал это имя...
– Он был доверенным лицом Кастеллано. Его пристрелили два месяца назад. А за несколько дней до этого тело его друга Фреда Фурино нашли в багажнике машины на окраине Нью-Йорка. Теперь я начинаю понимать...
– Что ты хочешь сказать? – спросил Виктор.
– Я, кажется, знаю, какие именно документы и газетные вырезки отсутствовали в деле Авеллино, – задумчиво произнес Чарльз.
С раннего детства Эрику Пембертону не везло. Его отец, Дэвид Пембертон, возвращаясь домой с фабрики, попал под автомобиль и погиб, оставив жену с четырьмя детьми на руках. Маленький Эрик пошел работать, когда ему не было и двенадцати лет. Невероятный грохот фабрики, суета, крики и шум ошеломили мальчика, и первые несколько месяцев он никак не мог приспособиться к бешеному ритму этого потогонного заведения.
Злой рок, казалось, витал над семьей Пембертон. Умерла младшая сестра, а когда ему не было и восемнадцати – умерла его мать. Эрику пришлось бросить фабрику и переехать в Чикаго, открыть собственную маленькую мастерскую, чтобы прокормить двух младших братьев. Мастерская была крохотная, состоявшая из двух комнатушек, в одной из которых Пембертоны жили, а в другой – принимали велосипеды в ремонт. Мастерская была куплена на деньги, вырученные от продажи имущества родителей, и практически не давала никакого дохода.
И еще долго пришлось бы Эрику влачить полунищенское существование, если бы наконец ему не улыбнулся случай. Он познакомился с дочерью главного врача госпиталя Святой Анны Роджера Мак-Дугласа и полюбил ее. Но это не сыграло бы такой существенной роли, если бы не одно обстоятельство – дочь Мак-Дугласа, Софи, также полюбила скромного, вечно краснеющего Эрика. Девушка проявила характер, топнув своей маленькой ножкой, когда отец категорически запретил ей встречаться с этим «босяком». Мистеру Мак-Дугласу пришлось примириться с волей своей дочери и скрепя сердце дать согласие на их брак. Эрику было уже двадцать три года.
Софи ждала ребенка, когда тесть Эрика потерял своего единственного сына в Корее. И тогда старый Роджер пришел к Пембертону и предложил ему стать преемником вместо погибшего сына. Эрик недолго раздумывал. К этому времени оба брата уже работали, один на заводе Форда, другой на заправочной станции. И молодая чета переехала в дом Мак-Дугласа.
Через семь лет Эрик Пембертон был уже заместителем врача госпиталя. Еще через пять лет он стал во главе больницы. Но злой рок продолжал преследовать его семью. Софи не было и сорока, когда врачи обнаружили у нее рак. Эрик понял, что это конец, но до последнего дня был рядом с женой, стараясь помочь ей, хоть как-то облегчить ее страдания. После смерти жены Эрик Пембертон вместе с сыном и дочерью переехал в Нью-Йорк. Они обосновались в тихом квартале Куинса и, казалось, наконец обрели покой. Но началась война во Вьетнаме, и двадцатидвухлетний сын Эрика бесславно пропал без вести, отстаивая те самые идеалы и принципы, в которые сам Эрик никогда не верил. Дочь к тому времени вновь вышла замуж, уже в третий раз, причем в первом случае у нее на руках остался сын – внук Эрика, которого старый врач полюбил всей душой.