— Не смеюсь.
— Ты смеёшься… Я пидорас? Но ведь это не так! Это просто такая ситуация… Это один раз! А, как грится… не этот… не пидорас! — Денис совсем опьянел. — Нил, он ведь потом рукой и своим ебалом… Бля… но как он всё это делал! И второй раз мне уже было вроде как и наплевать, что это мужик… Нет, я вру, это было даже круче. Но туда, — пьяный Дэн выразительно скосил глаза на свой зад, — он не полез.
— А если б полез?
— Вот я так и знал! Ты считаешь меня пидорасом?
— Нет же…
— Да я заслужил… Но я бы орал! Хотя не фа-а-акт, конечно… Я был в шоке. Да и сейчас ещё там.
— Ну а потом? У тебя же открытая маска была! Ты его вычислил?
— Нифига! Я даже со сцены спускался, подходил к паре мужчинок… Всё не то. Может, он ушёл совсем.
— А если бы нашёл?
— Да я бы! Врезал бы в морду! Фига ли из меня делать всякое… Вызывай мотор! Похоже, я перепил…
Но мы тогда не уехали сразу, у Тарасика была припрятана бутылочка коньяка, и я знал где. Денис ещё долго сокрушался, ругал меня за то, что я прокараулил его грехопадение — «ведь ты-то был с глазами». Стал приставать ко мне, не было ли у меня какого-нибудь гейского опыта постыднее. Пришлось рассказать, как будучи студентом чуть было не оприходовал одного парня — брата моей подруги, между прочим. И тоже по пьяни. И тоже сначала и не понял, что это он. Но потом вовремя одумался и даже сумел сохранить нормальные отношения и с подругой, и с её братом. Дэн слушал внимательно, настолько, что даже засыпать начал от моей сказочки. Не говорить же, что всё было до конца, что не одумался, что не по пьяни, что никаких нормальных отношений после. Влюблённого в меня парня его напуганные родственники увезли за тридевять земель, а его обиженная сестра раскурочила мою первую машину.
В общем, я сумел усыпить пьяную совесть Дениса. И даже увёз его, совсем невменяемого, к себе. Отпаивал с утра и себя, и его разными средствами. А он наутро меня спросил:
— Вчерашний эпизод никак ведь не повлиял на твоё ко мне отношение?
— Всё нормально.
— Я бы не хотел, чтобы ты начал меня презирать ещё и за это. А то я и так непутёвый…
— Всё нормально.
Хотя где уж тут нормально! Мне становилось всё сложнее и сложнее.
Я подобрал с пола розового слона и поставил его на тумбочку. Прислонился к пыльной стене лбом. Где же Дэн? Куртка здесь, да и ботинки тут. Дверь открыта. К соседям уйти не мог — он с ними не общается. Где я не искал его? Балкон, ванная комната?
Встал, распахнул дверь ванной. Чёрт! Он здесь! Лежит на полу параллельно ванне, обхватив себя руками. Я присел, подёргал Дэна за ногу — что-то новенькое, он никак не реагировал. Лежал бревном. Похоже, его вырвало, так как запах стоял тошнотворный. Я зажёг свет. Так и есть: он лежал лицом в зеленоватой луже.
— Дэн! Какого чёрта! — громко выпалил я. Скинул с себя куртку, засучил рукава и начал поднимать алкоголика. Денис не реагировал: не мычал, не шевелился, не открывал глаза, не морщился. Словно безжизненный куль. С большим трудом мне удалось его поднять, прислонить к себе и обтереть лицо мокрым полотенцем. Чёрт! Что же он не помогает мне совсем? Я поволок его в комнату. Вроде щуплый, неширокоформатный, а какой тяжёлый! Короче, мы грохнулись. Я прямо на Дэна, а он, видимо, ударился головой о косяк. Но всё равно лежит как труп. — Ах ты, тварь! — меня разобрало зло, захотелось надавать ему по лицу. Я еле его перевернул, подхватил за плечи и потащил на лежак. — Ах ты, тварь! Пьёшь от жалости к себе? И что же на этот раз с тобой приключилось? Какая очередная трагедь? — я не мог сдержаться, орал на невменяемого Дэна. — Почему ты думаешь-то только о себе? Если бы я запивал всякие горести, то уже бы давно скопытился в синей яме. Из-за тебя! Из-за тебя, тварь! Уф…
Я наконец дотащил безжизненное тело до лежака, обессиленно сел рядом на пол.
— Дэн! Дэн! Очнись уже! Тварь! Ты знаешь, как меня уже всё это достало: моя болезнь тобой, твоя тупизна, моя мания, твоя фобия, моя трезвость, твои запои. До-ста-ло! Хочешь, мы просто всё прекратим уже? Я тебе скажу то, что так не сказал. Я устал от этой хрени, что сидит во мне! Я тебе скажу, что люблю, и ты сбежишь. В свои страхи, в свои комплексы, к своим клавам… И я не погонюсь. Не буду ничего изобретать, просто отпущу. Слышишь? Дэн! — Я хлестнул его по щеке. Голова мотнулась от удара, но вновь ни гу-гу… Что он пил? Может, какой-нибудь добряк опоил абсентом? Не отравился бы…
И вдруг я увидел, что под маленьким столиком что-то блестит. Достал. Два блистера феназепама. Пустые. Я наклонился к Дэну ближе… Чёрт! Мне показалось, что пахнет не только блевотиной, но и лекарством. Холод по спине. Лёд в желудке. От ужаса тоже стало тошнить.
— Денис? — почему-то шёпотом спросил я. — Что ты наделал?
========== Развязка ==========
— Не нужно орать! Упаковку от таблеток сохраните! Машина выехала. Раз он не реагирует ни на что — возможно, это кома. Что вы можете сделать? Ничего! Ждите… — женский голос на том конце провода равнодушно звенел сталью. Не может быть, что я ничего не могу сделать! Всегда же мог! А вдруг пробки? А вдруг будет поздно? Я прополоскал полотенце и ещё раз вытер Дэну лицо, стянул с него обляпанный свитер. Прижался ухом к груди: стучит чертяка… Стучи.
Зачем он это сделал? Что случилось? С кем он пил? Или не пил? Почему он позвонил мне? По привычке? Как он сказал? «Может, спасёшь… спаситель». Он позвонил до или после? Почему?
Набрал номер Биг-Макса:
— Н-да… я! — что-то жуёт. Фоном глухой танцевальный бит.
— У вас попойка? Где Дэн? — я решил пойти не напрямик.
— Он уже ушёл. Давно ушёл. Он же знает, что мы завтра едем в Ригу.
— А ты знаешь? — я завёлся.
— А чо я? Я ж не пью… почти.
— Кто там у вас? С кем он пил?
— Так свои все… Алка, Гоша, Ван Иваныч. Стуковы ушли ещё раньше. А чо случилось-то?
— Это я хотел спросить у тебя! Что у вас там произошло?
— Ничего… Всё обалденно, посидели, выпили граммулечку… Никаких дебошей, только Гошины анекдоты.
— В каком состоянии уходил Денис?
— Я не видел… Я вообще его мало видел, они с Ван Иванычем на кухне заперлись и трындели о чём-то. А что случилось?
Я нажал отбой. Значит, с Ван Иванычем… Ваня Тарасик — один из немногих, кого бы я мог назвать своим другом. Он со мной с самого начала, ещё когда мы Frost-бэнд затевали. Он меня многому научил, со многими познакомил. И с Дэном тогда поддержал, поверил в него. Он старше нас всех, ему под полтинник, поэтому все гоши, лёши, тимы, а он Иван Иванович. Тарасик незаменим в организации рекламы, и это именно его идея не светить лицо Дэна на афишках, в клипах, телеинтервью. Изначально он даже предлагал петь в маске, чтобы завлечь публику. Но Денис отказался, определил это как жеманство. Душу мы друг другу не изливали, хотя с ним сколько выпито! Да и изливать-то незачем: он мужик неглупый — видит, что меня снедает. И я вижу, что Ваня стал болеть, что-то с желудком, совсем пожелтел, порой скрючивало его от боли. Но с советами не лезли друг к другу, только с помощью, если попросить. Мог ли Тарасик что-то сказать Денису? А может, вообще дело не в Тарасике. Может, он всё ещё не отошёл от Алкиного банкета?
Меня тогда именно Тарасик предупредил, что Денис сначала подал заявку, а потом и прошёл кастинг вокального телепроекта «Шанс». Этим шагом он даже контракт не нарушал: Дэн написал свою песню, репертуар «Денима» не тронул. Биг-Макс помог с аранжировкой. Он же обучил его лайф-лупингу*, тем более что семплы композиции были незатейливы. Всё у них прекрасно получилось, только без меня.
Первый этап проекта проводился через Интернет. На сайте «Шанса» выложили тридцать роликов с акустическими композициями, снятых в студии. Пользователи усердно голосовали, но всё-таки решение об участниках телеэтапа принимали «специалисты». У Дениса были все шансы на «Шансе». Результаты Интернет-голосования внушали оптимизм. И как сказал знакомый Тарасика, как раз из этих самых «специалистов», «парень всем понравился».
Почему Денис мне не сказал об этом? Почему втайне писал песню? Ваня предположил, что мальчик захотел сделать мне сюрприз. Я сделал другой вывод: он хотел свободы от моего участия, от моей опеки и от меня вообще. Я был обижен, но тоже молчал. Требовать верности, если не мне, то проекту, — это значит испортить отношения и разрушить проект.
В первую субботу декабря Алка отмечала свою днюху, как всегда с размахом, с толпой, с фейерверками. И тогда же должны были вывесить результаты первого тура «Шанса». Денис пел для Аллы, для меня, для всех приглашённых. Он был в ударе и даже смешно танцевал с Алкой на пару — то ли это неуверенность, то ли, напротив, такое предчувствие собственного торжества.
В общем, в девять часов вечера Денис подсел к нам с Тарасиком за столик.
— Нил… э-э-э… — Я сразу понял, о чём сейчас пойдёт речь. — Я должен тебе кое-что рассказать. Вернее, показать. Я написал песню, хочу её Алле подарить. Но написал я её гораздо раньше, для конкурса. Слышал о таком проекте «Шанс»?
— Слышал.
— Так вот… Я отборочный прошёл. И сегодня должны быть результаты первого тура. Я хотел попробовать себя. И мне кажется, что получилось.
— Что же ты мне не сказал? Я бы помог…
— Я хотел сам. Пойми.
— Где ты записал песню?
— Я не записывал! Я сейчас покажу! — видно, что Дэн волновался, что не был уверен в том, как я восприму. Моя реакция придала задора. Он взлетел на сцену, о чём-то пошушукался с Биг-Максом. Макс недовольно сдвинул брови и с неохотой полез соединять какие-то шнуры.
— Господа! Алла! Поздравляю тебя с днём рождения! Дарю тебе то, что могу! Новая песня! — объявил Денис в микрофон, все стихли. Ещё пару долгих минут приготовления, и Дэн ударил по струнам… Я уже послушал композицию раньше. Неплохо. Без соуловых и блюзовых ритмов, на приёме «громко-тихо».
Я выпью твой сон
Моментально.
Тобой заражён
Я летально.
Тобою спасён
Нереально…
Кое-что я бы подправил, особенно в тексте. Но неплохо: мелодия, стиль, формат. И семплы все закольцевал лихо, нигде не ошибся. Всем понравилось, Алка визжала от восторга. Вылетела на сцену, давай целовать-обнимать довольного исполнителя. А Дэн шею вытягивает, смотрит в мою сторону: как там я реагирую? Алла перехватила у него микрофон:
— Друзья! А я знаю секре-е-ет! Эта композиция набрала в Интернет-проекте кучу голосов! Люди голосуют и не знают даже, что это наш любимый Денис из «Денима»! И сегодня должны быть объявлены результаты! Давайте попросим вывести на экран этот са-а-айт! И убеди-и-имся… — она лихорадочно захлопала, заводя зал. Все заулюлюкали. Даже я. Хотя по сердцу царапнуло, что Алка посвящена в эту аферу, а я нет.
Экран всё не зажигался. Алка истерично продолжала настаивать. На сцену поднялся Биг-Макс, что-то шепнул Алле и Дэну.
— Нам говорят, что какие-то технические проблемы! — уже с фальшивой радостью прокричала Алла. — Но мы всё равно поздравляем Дэна с такой замечательной песней! Я тебя очень-очень-очень люблю! Спа-си-бо!
Вновь загремела музыка, на сцену вышел какой-то выдающийся кавээнщик с пошлым спичем. А я смотрел на Дениса. Макс что-то говорил ему, похлопывал по плечу, потом к ним подошёл наш звукарь Тимофей, он тоже ободряюще потрепал приунывшего Дениса по макушке. Подскочила и пьяненькая Алла, обняла всех троих.
— Что там случилось? — я повернулся к Тарасику. Он молча протянул мне свой широкий телефон, там через мобильный Интернет открыт сайт с результатами — никаких технических проблем. Среди прошедших в основной тур фамилии Лепко нет.
— Это слишком, — угрюмо прокомментировал Тарасик. А я, конечно, помчался к Денису. Тот уже был в гримёрке. Рядом сидел Макс с бутылкой коньяка и пустым бокалом.
— …выглядел достойно! И нечего киснуть! — Макс пытался поддержать приятеля.
— Он прав! — включился я сразу. — Песня хорошая. Я тобой горжусь! Тебе нужно ещё писать и писать!
— Я понимаю, вы хотите меня успокоить… Всё нормально. Я справлюсь, — Дэн изобразил на лице жалкое подобие улыбки. Но я-то вижу, что в глазах слёзы, что ему больно. Много больнее того самого первого конкурса, когда я с ним познакомился, ведь эту песню он написал сам. Это его «дитё».
Я отобрал у Макса коньяк, кивнул ему на дверь и остаток вечера почти не выходил из гримёрки. Денис плакал, называл себя «бездарем и уродом», говорил, что у него ничего не клеится, что если бы не я, то вообще бы был никем и звать никак. Его прорвало. Он сбивчиво рассказывал, как здорово прошёл отборочный тур, как его хвалили, сколько там лайков было… Сокрушался, не понимал, бичевал себя. Я дал ему выговориться, вливая маленькими порциями коньяк. Потом говорил я: какой он талантливый и уникальный, как его все любят и что мы вместе «ого-го»! Обнимал, хвалил, пил с ним. Его развезло, началась стадия «я — неблагодарная свинья». Он просил прощения, признавался в любви, опять ругал себя. Я в ответ шутил, гладил его по спине, предлагал «пожениться». В общем, он уснул у меня на плече где-то на четвёртой стадии (пришлось бегать за алкоголем). Но я был намного трезвее, поэтому воспользовался пьяным, уставшим телом и сладко поцеловал в губы. На что тело издало звук:
— И наручники! — Значит, капля сознания ещё оставалась.
Тогда я подумал, что всё решилось, что пока не нужно вспоминать Алкин банкет. Позвонил ему на следующий день, велел отдыхать, объявил, что на Новый год едем в Ригу. Потом видел его на репетиции. Не сам, а через Макса велел репетировать его песню про «моментально-нереально», попросил Вовку как-нибудь украсить аранжировку, сделать её более клубной. Всё ведь было нормально!
И вот Денис лежит бледный, безжизненный…
Запиликал домофон, я подскочил!
— Скорая, вызывали?
Через минуту квартира-клетка заполнилась шумом, запахом улицы, бензина и лекарств, менторской строгостью. Врачиха только осмотрела Дениса, проверила пульс и сказала, что с собой антидотов нет. Надо везти в клинику. Посмотрела на пустые блистеры феназепама:
— Он точно только транквилизаторы пил?
— Я не знаю, возможно, алкоголь.
— Печёночная, почечная недостаточность есть? Астма?
— Нет. Всё нормально у него было.
— Только с головой проблемы! — грубо ответила врач и распорядилась: — Грузим! Соберите ему документы, одежду.
Сколько времени я провёл в больнице, непонятно: ночь? Сутки? Двое? Вечность? Позвонил только Тарасику, чтобы он порешал с Ригой, с «Эстрадой-холлом», с январским фестивалем. Приезжали Алла с Гошей и Макс с Динарой. Удивительно, что они не спрашивали: почему? Да и мне нечего было им сказать.
Потом ко мне вышел доктор — худой мужчина с обильными бакенбардами и круглыми очками на длинном носу, этакий Паганель со скучными глазами. Сел рядом на скамейку, вытащил из кармана зажигалку в виде крошечного огнетушителя, стал её вертеть в руках, щёлкать огоньком… Видимо, он пошёл в курилку.
— Очнулся ваш Денис. Ещё вчера. Я понял, что он певец, человек творческий, истероидный, поэтому думаю, что полиция формально отнесётся, без интереса. Да и к психиатрам за помощью, наверное, не стоит обращаться. О СМИ вы уж сами думайте, что им говорить… Но вообще Денис у вас везунчик. Всё могло быть гораздо хуже. Хвала нашему фармацевтическому бизнесу! Или мошенникам от него. Препарат-то был фальсифицированным. И где он только его взял? Из аптек эта подделка уже полгода назад была изъята. Активного вещества там вдвое меньше, крахмала больше. А кратковременная кома — это алкоголь и нервы. Он ещё полежит пару дней у нас, помоем внутренности, а вы мозги ему прочистите. Не удивляйтесь, он какое-то время будет медленно говорить, растягивать гласные. Это обычный эффект передозировки транквилизаторами. Ступайте к нему, палата 340.
Я почему-то ожидал, что Денис будет распят катетерами, трубками, иголками на сложносочинённой хирургической кровати с подъёмным верхом и пикающим аппаратом в изголовье. Нет. Кровать была обычная, рядом стояла стойка незаряжённой капельницы. Денис сидел на кровати, смотрел в окно, не повернулся, когда я вошёл. В палате был ещё один больной — жёлтый старик с трубкой в горле. На тумбочке около его кровати куча тарелок, бутылок, банок. Старик мудро спал, шумно вдыхая и выдыхая спёртый лекарственный дух. Я подошёл к кровати Дэна. Впервые я не знал, как начать разговор, как посмотреть ему в глаза.