Будь что будет - я возражаю. Убить его вы не можете. Всякий вызвавший вас - в безопасности до дня боя, пишете вы и подтверждаете это клятвой. И день боя назначаете не вы, а он, вызвавший вас, - так сказано в документе и подтверждено клятвой. А весь город должен помогать тому, кто вызовет вас, и никто не будет наказан, - это тоже подтверждается клятвой.
ДРАКОН: Когда был написан этот документ?
ШАРЛЕМАНЬ: Триста восемьдесят два года назад.
ДРАКОН: Я был тогда наивным, сентиментальным, неопытным мальчишкой.
ШАРЛЕМАНЬ: Но документ не отменен.
ДРАКОН: Мало ли что...
ШАРЛЕМАНЬ: Но документ...
ДРАКОН: Довольно о документах. Мы - взрослые люди.
ШАРЛЕМАНЬ: Но ведь вы сами подписали. Я могу сбегать за документом.
Понятно, что 1943-382=1561. Никаких существенных документов "российский дракон" в этом году не подписывал. Однако, в этом году в России случились пять значимых событий: начало Ливонской войны, признание патриархом константинопольским царского титула Ивана IV Грозного, брак Ивана IV с дочерью кабардинского князя Темрюка Марианой, завершение строительства собора Василия Блаженного в Москве, и - мор в Новгороде и Пскове.
В этом случае всё становится ясным. Шварц просто переставил две даты местами. И, разумеется, Шарлемань ссылался именно на "Манифест", как на символ реформаторских устремлений российской власти.
Очень характерно и понимание этих устремлений. Шварц, следуя всё тем же традициям, понимает любые либеральные решения российской власти как санкцию (с её стороны) на возможность её уничтожения. Напоминаем:
Убить его вы не можете. Всякий вызвавший вас - в безопасности до дня боя, пишете вы и подтверждаете это клятвой. И день боя назначаете не вы, а он, вызвавший вас, - так сказано в документе и подтверждено клятвой. А весь город должен помогать тому, кто вызовет вас, и никто не будет наказан, это тоже подтверждается клятвой.
В этом - вся трагедия любых российских либеральных реформ, начиная с суда присяжных (тут же начавшего оправдывать террористов-убийц), и кончая уничтожением предварительной цензуры, приведшей к газетно-журнальной вакханалии начала века.
*
ЭПИЗОД ВТОРОЙ:
NOMEN EST OMEN
Но вернёмся к тексту пьесы. Имя отца спасаемой Ланцелотом девушки само по себе крайне интересно. Шарлемань - это русская транскрипция Charlemagne, имя франкского императора Карла Великого (742-814 гг. н.э.), считающегося основателем Германской империи, равно как и родоначальником современной Франции - то есть, по сути дела, первым императором Европы как таковой. В современных европейских учебниках Карл Великий прямо называется "первым творцом объединённой Европы".
Теперь понятно, что символизирует дочь Шарлеманя Эльза. Это культурная, европейская Россия, "дочь Карла Великого", которой советский Дракон угрожает насильственным браком (точнее говоря, смертельным изнасилованием: известно, что все невесты Дракона "умирают от омерзения"). Ланцелот, таким образом, спасает "самую душу" "осоветченной" России, её, как выразился примерно в то же самое время другой эзотерический писатель, Даниил Андреев, Навну, пленённую советским уицраором-Жругром.
Разумеется, возникает вопрос, почему, собственно, девушку зовут Эльзой. Здесь возможен целый ряд предположений, разной степени натянутости. Мне представляется, что следует иметь в виду вот что: Шварц писал свою пьесу для того поколения интеллигенции, для которого музыкальное образование (хотя бы домашнее) ещё воспринималось как культурная норма: девочка из хорошей семьи должна была уметь играть на фортепьяно. Обычно всё ограничивалось кое-какими навыками "владения инструментом", однако школьные упражнения оставались в памяти навсегда - этюды Черни, Полонез Огинского, и, разумеется, бетховенская "К Элизе". Соответственно, это имя вполне годилось в качестве ключа: даже у среднепросвещённого читателя или читательницы оно вызывало весь набор "европейских" культурно-музыкальных ассоциаций. Разумеется, это имя можно воспринимать и как оценку уровня "европеизированности" России, отнюдь не превышающий уровень "маленькой вещицы" Бетховена.
*
ЭПИЗОД ТРЕТИЙ:
ШАРЛЕМАНЬ: Садитесь, друг мой. Я люблю странников. Это оттого, вероятно, что я всю жизнь прожил, не выезжая из города. Откуда вы пришли? ЛАНЦЕЛОТ: С юга. Евгений Шварц, "Дракон"
..И тогда повеет ветер странный, И прольётся с юга страшный свет: Это млечный путь расцвёл нежданно Садом ослепительных планет. Предо мной предстанет, мне неведом Путник, скрыв своё лицо, но всё пойму, Видя льва, стремящегося следом, И орла, летящего к нему.
Николай Гумилёв. "Память".
СИМВОЛЫ И МАГИЧЕСКИЕ ПРЕДМЕТЫ Тема "магических предметов", совершенно естественная и органичная для волшебной сказки, неизбежно проблематизируется в сказке литературной, и тем более - в аллегории.
Ланцелоту вручаются четыре магических предмета. Это ковёр-самолёт, шапка-невидимка, меч с копьём, и, наконец, некий музыкальный инструмент.
Прежде всего, отметим, что четыре предмета образуют замкнутую систему, состоящую из двух двойных оппозиций. В данном случае это оппозиция "верха-вертикали" и "низа-горизонтали" (шапка - ковёр), а также оппозиция "меч-лира" (она же "пушки-музы"). При этом, эти оппозиции сами содержат в себе оппозиции, скрытые в магических предметах-оскюморонах.
Начнём с ковра. Ковёр - это то, что лежит под ногами, символ поверхности, "твёрдой почвы". Летающий ковёр - это, как сказали бы Стругацкие, "массаракш", "мир вверх ногами" (7). С другой стороны, таким же (только зеркально перевёрнутым) оксюмороном является и "шапка-невидимка". Шапка, покрывающая голову - это первончально "венец", одна из самых сакральных частей одежды. Она обозначает социальный статус человека, в буквальном смысле делает его видимым, заметным. Таким образом, шапка-невидимка, делающая своего обладателя незримым - это своего рода нонсенс (8).
Однако, образы ковра-самолёта и шапки-невидимки имеют ещё и специфическое "российско-советское" значение. Ковёр-самолёт - это, помимо всего прочего, символ "отрыва от почвы", "беспочвенности", то есть космополитизма.
Конечно, Ланцелот - космополит по своей природе (9). Однако, и его охватывает почвеннический соблазн: он ищет помощи у горожан, но её не получает. "Хождение в народ" оказывается в лучшем случае тщетной потерей времени. Народ безнадёжен, и диссиденты, преподносящие Ланцелоту ковёр, тем самым явно дают ему понять: для победы над Драконом требуется радикальное расставание с почвой, отрыв от неё.
Разумеется, отрыв вовсе не означает полной потери ориентации и болтания в пустоте. Советская власть была права, когда понимала "космополитизм" как синоним стремления в совершенно определённую сторону на Запад, в Европу или в Соединённые Штаты. Таким образом, предлагаемый национальный нигилизм наполняется положительным содержанием, а именно идейным западничеством.
Символический смысл второго подарка - шапки-невидимки - тоже очевиден. Отрыва от почвы мало: необходима конспирация. Не следует поддерживать связи с народом, но и власть (то есть Дракон) ни в коем случае не должна видеть своего врага. Разумеется, идею "конспирации" следует понимать предельно широко, но главной темой здесь является асоциальность. Борец с "совком" не может и не должен участвовать в порождаемых им структурах, во всяком случае всерьёз. По сути дела, в этом заключена вся солженицынская программа "Жить не по лжи". К этому же сводились все формы подсоветского эскапизма.
Надо ещё отметить, что сама пара "горизонтальное - вертикальное" может быть прочитана как "национальное - социальное". Над горизонтально-почвенным "единством народа" возвышается "социальная пирамида". Соответственно, "ковёр-самолёт" и "шапка-невидимка" есть символы неучастия в национальной и социальной жизни.
Следует подчеркнуть, что, в отличие от имеющего некоторое "позитивное наполнение" космополитизма-западничества, эскапизм его не имеет. Речь идёт о чисто деструктивной практике.
Третий подарок - меч и копьё - совершенно очевиден. Речь идёт о готовности к насилию, к вооружённой, если понадобится, борьбе. (Впрочем, как мы увидим ниже, с этими символами далеко не всё так просто.)
Разумеется, готовность к вооружённой борьбе ни в коей мере не относится к подсоветской интеллигенции и тем более к советскому народу. Здесь мы видим смену фактического адресата. Если первые два дара символизировали желаемые свойства "внутреннего врага", то третий и четвёртый предназначались, скорее, внешним силам, желающим уничтожить Дракона (то есть "Свободному миру"). Меч и копьё, таким образом, символизируют нацеленные на Москву американские ракеты, чисто внешнюю силу, угрожающую советскому дракону.
Самым последним и самым таинственным даром является самоиграющий музыкальный инструмент. Он кажется совершенно ненужным, и не играет почти никакой роли в действии. Однако же, у него есть и фольклорный прототип, и вполне известный исторический аналог.
Фольклорный прототип узнаётся без труда. Это "гусли-самогуды", волшебный инструмент русских народных сказок. В некоторых сказках он известен тем, что под него "ноги сами впляс идут". Обычно это его свойство используется положительным персонажем для победы над противником - как правило, в ситуации плена: уже пойманный и связанный герой просит у своего противника (какого-нибудь "чудища-юдища") всего лишь поиграть на гусельках. После чего всё войско "чуда-юда" во главе с самим монстром вынуждено в буквальном смысле плясать под музыку главного героя, пока не капитулирует.
Фактический же аналог "самоиграющего инструмента" тоже хорошо известен. Это передачи иностранных радиостанций, таких, как "Голос Америки" или "Свобода". Во время написания пьесы они, кажется, только начинали входить в жизнь интеллигента. В дальнейшем они стали одним из главных источников информации для огромного числа людей, и сыграли крайне важную роль в разрушении советского строя.
Интересно отметить, что музыка (и околомузыкальная информация вообще) были крайне существенной частью передаваемой этими станциями информации. Множество людей слушали "голоса" не ради Солженицына или Аксёнова, а ради возможности послушать "Битлз".
Итак, последний дар символизирует западную пропананду, того самого троянского коня, который сыграл столь значимую роль в разрушении "совка".
Однако, на этом этапе мы вскрыли только второй слой предметно-образной символики Шварца, а нам в явном виде дан ещё и третий, самый загадочный. Мы имеем в виду рисунки, вытканные на волшебном ковре.
Соответствующее место в пьесе выглядит так:
ДВОЕ ПОГОНЩИКОВ: (Негромко.) Это - ковер-самолет.
ЛАНЦЕЛОТ: Прелестно! Говорите скорее, как им управлять.
ДВОЕ ПОГОНЩИКОВ:. Очень просто, господин Ланцелот. Это - угол высоты, на нем выткано солнце. Это - угол глубины, на нем выткана земля. Это - угол узорных полетов, на нем вытканы ласточки. А это - драконов угол. Подымешь его - и летишь круто вниз, прямо врагу на башку. Здесь выткан кубок с вином и чудесная закуска. Побеждай и пируй.
Прежде всего, странная (и сюжетно немотивированная) фигура "братьев-близнецов" указывает (помимо всего прочего (9a) ) на удвоение символического ряда. То, что изображено на ковре, есть то же самое, что преподносят в качестве магических даров. При этом символика вертикали ("высоты") и горизонтали (глубины) вполне очевидна. Интересно, что дихотомия "меч - лира" ("пушки - музы") здесь понимается стратегически, как "атака - маневр" (10). Ещё интереснее использованные здесь символы. Если "ласточки" в качестве коррелята "муз" и "лиры" более или менее понятны (хотя подробнее о них - ниже), то кубок с вином и закуска выглядят донельзя парадоксально. Это сознаёт и сам автор, предлагая странное псевдообъяснение "Побеждай и пируй".
Тем не менее, сочетание символики предельной агрессии (оружие) и предельного миролюбия (символизируемого пиршественными принадлежностями) имеет своё объяснение, в том числе историческое. Более того, мы можем здесь говорить о своего рода пророчестве.