Что ж, придется уйти ни с чем. Я повернулся и поскользнулся на мокрой ступеньке. Меня шатнуло назад, я ударился локтем в дверь, и, к моему удивлению, она легко отворилась. Дверь была просто открыта!
Что же, надо войти. В полусумраке обозначилась лестница, поднимавшаяся наверх, дверь налево и дверь направо. Небольшая прихожая освещалась окошком с верхней площадки, за этим окошком горел фонарь.
Я покашлял. Сделал два осторожных шага.
– Тут кто-нибудь есть?
Молчание.
Я пошел наугад к правой двери и постучал в нее. Дверь была тоже открыта.
– Здесь нет никого?
Я разглядел небольшую комнату. И кажется, тут есть обстановка. Во всяком случае, я различил низкий столик и кресла. Пустая комната. Странный, однако, дом. Никто не живет, а в комнате мебель. Двери не заперты, а где-то горит свеча. Свеча! Должно быть, она горит в комнате напротив.
Я постучал в другую комнату. Опять без ответа. Нажал на ручку, дверь отворилась. Да, в комнате было светлее. Я сразу увидел свечу. Она горела в углу перед кроватью, а на кровати кто-то лежал.
– Извините, – пробормотал я и хотел затворить дверь, но меня остановил тихий прерывистый голос.
– Куда же вы? Стойте.
Я замер в дверном проеме. Фигура приподнялась на кровати, и я увидел, что это женщина.
– Раз уж пришли, так войдите, – сказала она. – Как видите, я держу дверь незапертой.
– Извините, – снова сказал я, – вероятно, я ошибся домом.
– Ошиблись? – Она откинулась на подушку. – Сегодня мне нездоровится, жар. Я не знаю, что делать.
– Вы заболели? – спросил я.
– Представьте. Ехала ночь в холодном вагоне. Меня уже там била дрожь.
– Вы только что приехали в Ригу?
– Вчера. Как вы узнали и как вы нашли меня здесь? Я вас увидела в окно и весьма подивилась. Но это хорошо, что вы здесь. Как видите, я заболела, совсем одна. А мне нужна помощь.
– С удовольствием вам помогу, – сказал я.
– Идите сюда, идите, – пробормотала она.
Я неуверенно подошел.
– Сядьте.
Я присел у кровати.
– Как полагаете, у меня сильный жар?
Я положил ладонь на ее горячий лоб.
– У вас большая температура. Тут есть лекарство?
– Дайте я посмотрю на вас. – Она приподнялась. – Я никогда ведь не видела вас так близко.
Ее щеки были покрыты темным румянцем. Рассыпанный ворох волос и лихорадочное мерцание глаз. Она тяжело и прерывисто дышала.
– Как вы нашли меня, говорите. Мне интересно знать. Если б не жар и не эта встреча, никогда бы не осмелилась спрашивать вас.
– Как я нашел? Случайно. По улице брел…
– А в Ригу приехали тоже случайно? – Глаза ее блеснули.
– В Ригу, конечно, приехал с определенной целью.
– А! – Она вновь откинулась на подушку. – Дальше не стану расспрашивать. Мне и так довольно.
– Вам надо принять аспирин, – сказал я. – Есть у вас аспирин?
– Что? Не понимаю… У меня сумбур в голове.
– Давайте вызовем врача.
Она приподнялась с испуганным видом.
– Какого врача? Ни в коем случае. Я умоляю вас, никому ни слова. Ведь я приехала тайно!
– Но какое дело врачу до тайны? Он придет и уйдет.
– Замолчите! – сказала она.
– Тогда я схожу в аптеку.
– Нет! – Она схватила меня за руку. – Не оставляйте меня. Мне тяжело и страшно. Смотрите, смотрите, в углу! Они там прячутся, поглядите!
– Там никого нет, – сказал я, – у вас жар, ложитесь.
Она покорно легла.
– Я приехала тайно, – сказала она. – Томасу надо бежать. Но я не могу подняться. Как же сказать Томасу? На первый же пароход. Улица Трошню, с башенкой дом. Передайте ему… – Кажется, она бредила.
Я решил сбегать в аптеку. Дежурная аптека оказалась не близко. Когда я вернулся, она сидела, спустив ноги с кровати, и напряженно вглядывалась в окно. Свеча догорала.
– Где вы были? – сказала она. – Мне кажется, за окном кто-то есть. Они следят.
Я посмотрел в окно, на мокрой улице никого не было.
– Выпейте аспирин.
– Что это такое?
– Лекарство.
Я заставил ее выпить четыре таблетки и укрыл одеялом до подбородка.
– Они следят, – бормотала она, – я знаю. А Томасу надо бежать. Завтра же. Улица Трошню, четыре. В вагоне нетоплено, бррр… Я вся продрогла. Вы ехали в том же поезде, знаю. Не обольщаюсь. Вы ехали по делам. Как это у вас там написано… Я продрогла…
Я смотрел на руку, брошенную поверх одеяла. Мне стало казаться, что эту руку я видел когда-то. Лежащей вот так же на мягкой ткани. Я помнил «позу» этой руки, созданную расположением пальцев, и сами пальцы, запястье. Рука для меня много значит. Мне кажется, что она говорит о человеке не меньше, чем, например, глаза.
Свеча догорала, я смотрел и смотрел. Где же я видел ее, эту руку? Я взял оплывший столбик свечи и поднес к лицу незнакомки. Она спала, слегка приоткрыв губы, распавшаяся прядь накрыла щеку.
Я вгляделся. И в одно мгновение лоб мой покрылся испариной. Я вскочил с бьющимся сердцем, свеча полетела на пол. Это была она, без сомнения, она. Речь шла не о простом сходстве. Мгновенным озарением я понял, что вижу перед собой ее. Девушку с моего портрета.
Давно я носил этот портрет в бумажнике. Как-то мне попалась подшивка старого журнала. Там было много интересного. На одном развороте красовались репродукции с выставки художников. Меня сразу привлек этот портрет. Несмотря на черно-белые тона, была в нем необычайная живость. Девушка сидела вполоборота, положив руку на гнутую спинку кресла. Бывают неповторимые лица, на которые хочется долго смотреть, и в этом лице есть нечто знакомое, только нужно напрячься и вспомнить, где ты его видел и почему оно до конца не забыто. Незнакомка глядела на меня темным взором, в глазах угадывалась затаенная печаль, и вопрос был готов сорваться с губ, во всяком случае, они уже слегка приоткрылись. Мне казалось, что она смотрит на меня и только меня хочет спросить: «Кто вы? Когда мы увидимся с вами?»
Разворот был искромсан ножницами, подпись не уцелела, ее срезали вместе с другой репродукцией. Я не знал ни художника, ни названия работы. Я наклеил портрет на картон и положил в бумажник. Иногда доставал его и смотрел, показывал друзьям, а на вопросы отвечал туманно. Я создал себе небольшую иллюзию, но теперь жизнь вносила поправку. Я встретил ее . Простое сходство? Но я узнал эту руку и увидел лицо в том ракурсе, как написано оно на портрете. Это было одно и то же лицо. В моей жизни произошло невероятное. Это было тем более невероятно, что журнал, откуда я вырезал репродукцию, совсем пожелтел от старости. Он выходил еще в прошлом веке.
Ночь я провел в квартире Иманта, а утром снова отправился на улицу Вестурес. Я плохо спал и чувствовал лихорадочное возбуждение. Мне не терпелось увидеть мою незнакомку.
Но на ступеньках дома я увидел слесаря, разложившего инструменты. Дверь была распахнута настежь. Я завел со слесарем окольный разговор, но он говорил только о кранах.
– Краны текут. Только дом сдали.
– Кому сдали?
– Управлению. А вам что нужно?
– Посмотреть бы дом. Я интересуюсь архитектурой.
– Смотрите, – сказал слесарь. – Только наверху двери заперты, ключей у меня нет.
С волнением вошел я в комнату и застыл от удивления. Комната была совершенно пуста. Ни столика, ни кровати, ни тумбочки, которая стояла в углу.
Я попытался что-то узнать у слесаря. Но он твердил, что пришел час назад, а ключ взял у мастера. Никто не жил в доме после ремонта, мебель не привозили.
– Краны текут, – говорил он. – Совсем новые!
– Вчера я видел в окошке свет.
– Кто его знает, – ответил слесарь, – за этим домом я не приставлен.
Я походил вокруг особняка и не придумал ничего лучше, как отправиться на улицу Трошню.
У дома номер четыре дворничиха мела тротуар. Дом совсем небольшой, в два этажа. Я вошел в подъезд, поднялся по деревянной лестнице и выяснил, что здесь всего пять квартир, в основном коммунальных, на некоторых дверях были таблички с фамилиями жильцов.
Я вышел из подъезда и обратился к дворничихе.
– Скажите, в этом доме живет какой-нибудь Томас?
– А вам что? – Она перестала мести.
– Мне нужен человек с именем Томас, но фамилии я не знаю. Меня его знакомая просила найти.
– Какой из себя?
– Ну так… – Я сделал несколько неопределенных жестов, обрисовывающих фигуру.
– Пусть сама ищет, – сурово сказала дворничиха. – Знакомая, а фамилии не знает.
– Ну, извините. – Я повернулся, чтобы уйти.
– Тут два Томаса, – смягчилась дворничиха. – Мальчишка, в седьмой класс ходит, и Томас Карлович из пятой квартиры.
– Спасибо. Мне нужен Томас Карлович. – Я направился к дверям.
– С этой стороны не войдете! – крикнула она. – Со двора нужно!
Я обошел дом и оказался в типичном дворике старого города.
Он упирался в полуразрушенную каменную стену и отделялся от другого двора приземистым флигелем. На этом флигеле и красовалась табличка «Квартира №5».
Я позвонил. Дверь открыла пожилая седовласая женщина и что-то спросила по-латышски.
– Нельзя ли видеть Томаса Карловича? – сказал я.
Она покачала головой.
– Нет дома?
Она кивнула.
Я извинился, вышел на улицу и остановился в задумчивости посреди мостовой. Куда подевалась моя незнакомка? Где мне теперь ее отыскать? Я вытащил портрет из бумажника, быть может, он мне подскажет, что делать.
Вдруг над моим ухом раздался голос:
– Вы искали Томаса Карловича?
Я поднял голову. Рыхлый человек с оплывшим лицом и водянисто-голубыми глазами напряженно смотрел на меня.
– Да, я искал Томаса Карловича.
– Это я. Чем могу служить? – спросил рыхлый.
– Извините, быть может, это всего лишь ошибка. Я хотел через вас разыскать одну знакомую.
– Какую знакомую? – Его глаза стрельнули по сторонам.
– Она приехала вчера и должна была к вам зайти.
– Откуда приехала? Здесь говорить неудобно. Пойдемте где-нибудь сядем.
Мы шли молча по улочкам, а в небольшом скверике присели на лавку.
– Какая знакомая? – еще раз спросил он. – Ко мне никто не заходил.
– В таком случае, это, вероятно, ошибка, – сказал я.
– Ну-ну, так уж и ошибка. Что она говорила? Зачем ей ко мне заходить?
Сказать или не сказать, думал я. Скорее всего, это вовсе не тот Томас.
– Вы живете в доме номер четыре по улице Трошню? – спросил я.
– Совершенно верно.
– Скажите, а вашем доме есть еще какой-нибудь Томас? Простите за такие вопросы, но я знаю всего лишь, что она хотела увидеться с Томасом из дома номер четыре.
– У нас есть Томас, мальчишка.
– Тогда, вероятно, мои сведения относятся к вам.
– Какие сведения? – Он явно нервничал. – Да говорите, какие сведения?
– Она приехала в Ригу тайно и хотела увидеть вас. Она считает, что вам угрожает опасность.
Он побледнел.
– Опасность? А как ее звали?
– Не знаю… То есть, видите ли, не стоит мне говорить это имя.
– Понимаю… – пробормотал он. – А что говорила, какая опасность?
– К сожалению, я не в курсе. Мы с нею знакомы случайно.
– Так, так… – бормотал он, и вид у него был совершенно ошеломленный.
– Она считала, что вам нужно уехать первым же пароходом.
– Пароходом? – Он вскочил. – Каким пароходом?
– Ну, может быть, самолетом. У нее был жар, она могла перепутать.
– Так, так… – Руки у него тряслись. – А когда это было? Когда она вам сказала?
– Вчера вечером.
– Вечером… так… А сегодня… Какое число?
Я назвал число.
– А не поздно?
– Что не поздно?
– Ну, самолетом? – Он был совершенно растерян.
– Извините, но я ничего не знаю, кроме того, что вам сказал.
Некоторое время он сидел понурившись, потом вскочил, пожал мою руку.
– Спасибо… мне надо скорей. Быть может, успею.
И он ушел, оставив в моей ладони неприятное ощущение своей вялой мокрой руки.
Я обедал в кафе на Домской площади. Здесь я встретил знакомого. В сущности, это был знакомый Иманта, тоже физик, они работали вместе.
Мы разговорились и решили выпить бутылку вина. Внезапно к столику подошел не кто иной, как самозваный лауреат Нобелевской премии.
– Я вас приветствую! – Он приподнял неизменную шляпу.
– Здравствуйте, – хмуро ответил я.
– Пожалуй, я выпью с вами кофе, – сказал он. – Не против?
– Отчего же, – ответил я.
Он, вероятно, никогда не снимал свою шляпу. Даже здесь, сев за столик, он только слегка поправил ее края.
Знакомый Иманта стал рассказывать о случае с шаровой молнией, произошедшем недавно в рыбачьем поселке недалеко от Риги. Шаровая молния появилась со стороны моря и долго блуждала среди домов, приводя в ужас жителей. Она влетела в раскрытое окно одного особняка, коснулась онемевшего хозяина и медленно уплыла, не причинив особого вреда. Правда, потом рыбак обнаружил, что с груди у него исчезла серебряная цепочка с крестиком, а из кармана важная телеграмма. Телеграмму эту обнаружили потом совершенно целой в скворешнике, висящем неподалеку от дома.