Мужчина вытер руки, присел на краешек скамьи и вперил в меня свой мертвый взгляд. Когда-то давно он, наверное, был красив.
— Вы интересуетесь рыбками? — спросил он вполголоса. Так переговариваются заключенные в камерах и на прогулках.
— Не очень, — ответил я, отрицательно покачав головой. — Это был лишь предлог. Я приехал к вам издалека, мистер Сип.
Не отрывая от меня взгляда, он облизнул губы. Когда он снова заговорил, голос был вежливый и усталый.
— Моя фамилия Уоллес, мистер.
— Для моих целей лучше, чтобы она была Сип.
Он наклонился и, опустив руки между колен, сплел пальцы. Большие узловатые руки, привыкшие к тяжелой работе. Он слегка приподнял голову, глаза его холодно смотрели на меня из-под кустистых бровей. Но голос был все еще мягок.
— Уже целый год я не видел сыщиков. То есть не разговаривал ни с одним. В чем дело?
— Угадай, — бросил я.
Его голос стал еще мягче:
— Послушай, легавый, у нас здесь милый, спокойный дом. Никто меня уже не трогает, никто не имеет на это права. Я получил акт о помиловании прямо из Белого дома. Здесь у меня для забавы есть рыбки, через какое-то время начинаешь любить существа, о которых заботишься. Я никому не должен ни гроша. Заплатил и все. У моей жены денег достаточно, чтобы прожить вдвоем. Мне важно одно — чтобы меня никто не трогал. — Он на секунду остановился и покачал головой. — И я никому больше не позволю себя преследовать.
Я не ответил, наблюдая за ним с легкой усмешкой.
— Никто не может меня тронуть. Я получил документ о помиловании прямо из кабинета президента и хочу, чтобы меня наконец оставили в покое.
Я покачал головой, продолжая наблюдать за ним:
— Это как раз то, чего у тебя никогда не будет, пока не скажешь всю правду.
— Послушай, — сказал он мягко. — Возможно, ты недавно занимаешься этим делом, считаешь его чем-то новым, хочешь, чтобы о тебе хорошо думали. А я имею с этим дело уже двадцать лет. Так же, как и многие другие, иногда очень умные люди. Они знают, что у меня нет ничего, что не было бы моей собственностью, и никогда ничего не было. Это, должно быть, находится у кого-то другого.
— Наверное, у того охранника, что сопровождал почту?
— Послушай, — продолжал он мягко. — Я свое отсидел. Я не наивен. Я знаю, что они всегда будут хотеть узнать правду, до тех пор, пока жив кто-нибудь, кто помнит об этом деле. Я знаю, что время от времени ко мне будут присылать какого-нибудь фраера, просто так, чтобы немного побеспокоить. Ладно. Я не в претензии. Ну что я могу сделать, чтобы ты вернулся домой?
Я покачал головой и посмотрел через его плечо на рыбок, плавающих в больших тихих аквариумах. Чувствовалась усталость. Тишина этого дома вызывала в моем воображении видения прошлого. Я видел мчащийся в ночи поезд, бандита, спрятавшегося в почтовом вагоне, блеск выстрела, тело охранника на полу, человека, тайком вылезающего из вагона во время остановки поезда у водокачки. Человека, который сумел промолчать пятнадцать лет, но не до конца.
— Ты сделал одну ошибку, — медленно сказал я. — Помнишь парня по имени Пилер Мурдо?
Он поднял голову, роясь в памяти. Мне показалось, что фамилия эта ничего ему не говорит.
— Это тип, с которым ты познакомился в Ливенпорте, — сказал я. — Коротышка, который сидел за подделку двадцатидолларовых банкнот.
— Да-а, начинаю вспоминать.
— Ты сказал ему, что жемчужины у тебя.
Я видел, что он мне не верит.
— Я его обманывал, — сказал он медленно и равнодушно.
— Может быть. Но дело выглядит так: недавно он был в ваших краях вместе с приятелем, которого звали Сансет. Они где-то тебя видели, и Пилер тебя узнал и стал подумывать, как заработать немного денег. Но он был наркоманом, разговаривал во сне. Об этом узнала одна девица, а потом еще одна и адвокат. Они прижгли Пилеру пятки, и он умер.
Сип смотрел прямо на меня. Морщины в уголках его рта стали глубже.
— Мы не знаем, много ли он наболтал, — продолжал я, помахивая сигаретой. — Но этот адвокат и девица сейчас в Олимпии. Сансет тоже там, только мертвый. Они убили его. Я не знаю, известно им, где ты, или нет. Но в конце концов они узнают, а не они, так кто-нибудь другой в том же роде. Может быть, тебе удастся избавиться от полиции, если не найдут жемчужин, а ты не попробуешь их продать. Может быть, люди из страховой компании и почтовые агенты тоже откажутся от этого.
Сип сидел совершенно неподвижно. Его большие узловатые ладони, сплетенные меж колен, даже не дрогнули. Он смотрел на меня равнодушными, лишенными выражения глазами.
— Но от шантажистов ты никогда не избавишься, — продолжал я. — Эти не откажутся никогда. Всегда найдутся люди, у которых будет время и деньги, а также жадность, чтобы захотеть тебя преследовать. Они придумают способ узнать то, что их интересует. Похитят твою жену, тебя самого вывезут в лес и прижмут как следует. И ты им все выложишь... У меня есть к тебе солидное, честное предложение...
— Кого ты представляешь? — внезапно спросил Сип. — Мне показалось, что ты детектив, но теперь я не совсем уверен.
— Страховую компанию, — ответил я. — Вот мое предложение: награда составляет в сумме двадцать пять кусков. Пять — для девушки, которая передала мне информацию. Это порядочная девушка, ей полагается доля. Десять кусков мне — я провернул всю работу и смотрел в стволы всех револьверов. Десять — тебе, при моем посредничестве. Сам ты не получил бы ни гроша. Что ты об этом думаешь?
— Я думаю, мысль отличная, — мягко сказал Сип. — Но только жемчужин у меня нет.
Я глядел на него с яростью. Я выложил уже все козыри. Больше сказать мне было нечего. Выпрямившись, я бросил окурок на деревянный пол и раздавил его каблуком. Потом повернулся к двери. Сип встал и вытянул руку в моем направлении:
— Подожди секунду, — сказал он серьезно. — Я докажу тебе, что говорю правду.
Он прошел мимо меня и исчез за дверью. Покусывая губы, я рассматривал рыбок. Вдалеке послышался шум автомобиля. До меня донесся звук открываемого и закрываемого ящика, наверное, в соседней комнате.
Дверь отворилась, и в комнату с аквариумами возвратился Сип. Его худая рука сжимала блестящий кольт сорок пятого калибра. Ствол, казалось, был длиной с эту руку.
— Жемчужины у меня здесь, шесть штук, — сказал он, направляя оружие на меня. — Свинцовые. Я бью в муху с пятидесяти метров. Ты никакой не детектив. Вставай и убирайся! И скажи своим чокнутым приятелям, что я перестреляю их, как уток, если только они здесь появятся.
Я стоял неподвижно. В мертвом взгляде Сипа было сумасшествие. Я не решался сдвинуться с места.
— Это блеф, — медленно сказал я. — Могу доказать, что я сыщик. Ты сидел в тюрьме. Тебе запрещено иметь оружие. Положи его, и поговорим спокойно.
Автомобиль, шум которого я услышал раньше, остановился у дома. Скрипнули тормоза. На лестнице раздались шаги, затем громкие голоса, чей-то приглушенный крик.
Сип отступил вглубь комнаты, встав между столом и большим аквариумом, и повернулся ко мне. На лице его была широкая кривая улыбка человека, готового к бою.
— Похоже, твои друзья присоединились к тебе, — процедил он. — Вынь револьвер и брось на пол, если успеешь.
Я не двинулся. Смотря прямо в глаза, я знал, что, если только двинусь, даже чтобы выполнить его приказ, он начнет стрелять.
Шаги на лестнице приближались. Кто-то шел тяжело, будто нес тяжесть.
В комнату вошли трое.
X
Первой, неестественно выпрямившись, шла миссис Сип. Глаза ее остекленели, руки были согнуты в локтях и вытянуты вперед, как будто она хотела схватить что-то несуществующее. Ей в спину упирался ствол револьвера двадцать второго калибра, который профессионально сжимала маленькая безжалостная рука Кэрол Донован.
Последним шел Маддер. Он был навеселе, полон пьяной отваги, красный и злой. С издевательской ухмылкой он направил на меня свой смит-вессон.
Девица оттолкнула миссис Сип в сторону. Та покачнулась и опустилась на колени в углу комнаты, глядя перед сбой невидящими глазами.
Сип уставился на Кэрол. Он не ожидал, что будет иметь дело с девушкой, да еще молодой и красивой. Он не привык к таким противникам. От ее вида у него пропало желание драться. Если бы в комнату вошли мужчины, он перестрелял бы их без колебания.
Молчаливая темноволосая девушка с бледным лицом холодно посмотрела на него.
— Порядок, дедушка, — сказала она ледяным тоном. — Брось пушку, только осторожно.
Сип медленно, не отводя от нее глаз, наклонился и положил свой огромный кольт на пол.
— Теперь отпихни его ногой от себя.
Сип толкнул револьвер ногой, и он, скользя по доскам, откатился на середину комнаты.
— Очень хорошо, старичок. Смотри за ним, Раш. А я разоружу легавого.
Оба револьвера изменили положение. Жесткий взгляд обратился теперь в мою сторону. Маддер подошел к Сипу и направил ствол смит-вессона ему в грудь. Девушка улыбнулась, но эта улыбка не была милой.
— А ты ловкач, а? Надо сказать, что ты все время попадаешь в истории. Ты сделал глупость, легавый, — не обыскал тощего, а у него в ботинке была карта.
— Она была мне не нужна, — сказал я спокойно и улыбнулся ей.
Я старался, чтобы улыбка была поубедительнее, так как миссис Сип на коленях все ближе подбиралась к лежащему на полу кольту.
— Ну, теперь с тобой покончено. С тобой и с твоей ухмыляющейся рожей. Подними руки, чтобы я могла вынуть твою пушку. Ну, быстро!
Она была ниже меня и гораздо слабее. Худенькая, невысокая девушка. Я же довольно высокого роста и вешу девяносто килограммов. Поднимая руки, я ударил ее в челюсть. Это была глупость, но с меня было достаточно компании Маддер — Донован, их поведения, их револьверов, их угроз. Я ударил ее в челюсть. Она отшатнулась на какой-нибудь метр и выстрелила. Пуля обожгла мне бок. Девушка пошатнулась. Медленно, как при замедленной съемке, она стала падать. В этом движении было что-то неестественное. Это миссис Сип, подняв кольт, выстрелила ей в спину. Маддер быстро обернулся, и в этот момент Сип двинулся к нему. Маддер с криком отскочил и снова прицелился в Сипа. Тот застыл, на его худощавом лице снова появилась улыбка сумасшедшего. Убитая девушка упала вперед, как бы подхваченная внезапным порывом ветра. Я увидел развевающуюся голубую ткань, что-то ударило меня в грудь. Это была ее голова. Когда она стала падать назад, я на секунду увидел лицо, совершенно чужое лицо, которого я никогда раньше не видел.
А потом она лежала на полу у моих ног, неподвижная, маленькая, свернувшаяся клубком фигурка, из-под которой вытекал красный ручеек. За ней на коленях стояла высокая спокойная женщина, держа в обеих руках дымящийся кольт.
Маддер дважды выстрелил в Сипа. Сип с застывшей улыбкой на лице рухнул вперед, ударившись о край стола. Красная жидкость, которой он смазывал больную рыбку, облила его с ног до головы. Пока он падал, Маддер выстрелил в него еще раз.
Я выхватил свой револьвер и влепил Маддеру пулю в самое болезненное место, в какое, по-моему, только можно ранить человека, если не хочешь его убить, — в колено. Он упал, как будто споткнулся о натянутую проволоку. Наручники я на него надел прежде, чем он начал стонать. Пинками разбросав револьверы по углам, я подошел к миссис Сип и вынул из ее рук огромный кольт.
Некоторое время в комнате была абсолютная тишина. Клубы дыма тянулись к окну в крыше, серые, матово-бледные в лучах послеполуденного солнца. Вдали раздавался шум волн. Потом послышался какой-то свистящий звук.
Это Сип пытался что-то сказать. Жена подползла поближе, не вставая с колен, нагнулась над ним. На губах у него выступили пузырьки крови и слюна, он с усилием закрыл глаза, стараясь собраться с мыслями. Улыбнулся ей и слабым свистящим шепотом произнес:
— Вуалехвосты, Хэтти... Черные вуалехвосты.
Улыбка постепенно исчезла с его лица. Голова бессильно упала набок и ударилась об пол.
Миссис Сип прикоснулась к нему, потом медленно поднялась и посмотрела на меня спокойными сухими глазами.
— Вы не поможете мне перенести его на кровать? — спросила она тихим, ясным голосом. — Я не хочу, чтобы он лежал здесь вместе с ними.
— Конечно, — ответил я. — Что он сказал?
— Не знаю, что-то бессмысленное о своих рыбках.
Я взял его за плечи, а она за ноги; вдвоем мы отнесли его в спальню, на кровать. Она сложила руки мужа на груди и закрыла ему глаза. Потом подошла к окну и опустила шторы.
— Это все. Благодарю вас, — сказала она, не глядя на меня. — Телефон внизу.
Она уселась на стуле возле кровати и положила голову на одеяло рядом с рукой мужа. Я вышел из спальни и прикрыл за собой дверь.
XI
Рана Маддера слегка кровоточила. Когда я сильно перетянул ему ногу носовым платком под коленом, он посмотрел на меня сумасшедшими от страха глазами. Как мне показалось, у него было повреждено сухожилие и, видимо, коленная чашечка. Я надеялся, что он будет сильно хромать, когда пойдет на виселицу. Спустившись вниз, я немного задержался на веранде, смотря на два автомобиля, стоящие перед домом, на склон холма и далекий мол. Никто не смог бы сказать, где стреляли, если только именно в этот момент не проезжал бы мимо. Видимо, никто даже не обратил внимания на выстрелы. Наверное, в окрестных лесах часто стреляли.
Я вернулся в дом и взглянул на телефонный аппарат, висящий на стене в самой большой комнате, но не стал звонить. Что-то меня беспокоило. Закурив, я выглянул в окно, и внезапно в моих ушах прозвучали слова: «Вуалехвосты, Хэтти. Черные вуалехвосты».
Я снова зашел в комнату с аквариумами. Маддер теперь стонал тихо, прерывисто. Мне не было дела до такого убийцы, как Маддер.
Девушка была мертва, все аквариумы целы — в зеленой воде спокойно, медленно и беззаботно плавали рыбки. Они тоже не обращали внимания на Маддера.
Большой аквариум с китайскими вуалехвостами стоял в углу. В нем были только четыре большие рыбы длиной около десяти сантиметров, черные, как уголь. Две дышали кислородом у поверхности, две другие неуклюже двигались по дну. У них были толстые, округлые тельца, большие, широкие хвосты и спинные плавники и вылупленные глаза, отчего спереди они напоминали лягушек. Я смотрел, как они вертятся между зелеными водорослями, росшими в аквариуме. Две красные улитки-прудовика собирали осадок со стекол. Рыбы, которые держались у дна, казались толще, чем те, которые были у поверхности. Интересно, почему?
Между аквариумами лежал сачок с длинной рукояткой. Погрузив его в воду, я поймал одну из больших рыб и вытащил ее. На поверхности ее серебристого брюшка я заметил что-то, напоминающее шрам. Дотронувшись, почувствовал, что под ним есть что-то твердое. Я вытащил из аквариума вторую рыбу. У нее был такой же шрам, под которым тоже было что-то, напоминающее опухоль. Потом выловил одну из тех, что дышали у поверхности. Ни шрама, ни твердой округлой опухоли. Да и поймать ее было не так легко. Я опустил ее в аквариум. Меня интересовали только две предыдущие рыбки. Я не имею ничего против декоративных рыбок, но бизнес есть бизнес, а преступление есть преступление. Сняв пиджак и засучив рукава, я взял со стола лезвие, обмотанное изоляционной лентой.
Это была очень неприятная работа. Через пять минут они лежали у меня на ладони — большие, как черешни, тяжелые, идеально круглые, молочно-белые, блестящие тем внутренним блеском, которого не имеет больше ни одна драгоценность. Жемчужины Леандра.
Я сполоснул их, завернул в носовой платок, опустил рукава рубашки и надел пиджак. Посмотрел на Маддера, на его маленькие измученные болью и страхом глаза, на залитое потом лицо. Мне не было дела до Маддера. Он был убийцей, истязал людей.
Я вышел в коридор. Дверь спальни была все еще закрыта. Я направился в комнату, где висел телефон, и набрал номер.
— Звонят из дома Уоллеса в Вестпорте, — сказал я. — Здесь убийство. Я хотел бы вызвать доктора и полицию. Девушка, вы поможете мне это сделать?
— Я попробую вызвать доктора, мистер Уоллес, — отвечала телефонистка. — Но на это нужно время. В Вестпорте есть помощник шерифа. Это вас устроит?