- Главное, чтобы… не поздно, - выдохнул он и на мгновение закусил губу, словно от боли. Впрочем… больно ему, несомненно, было. – Олэ… ты… Ты не волнуйся, ладно? Ты такая красивая… и… теплая! И… все хорошо теперь. Даже почти не больно.
Даже почти не больно! Да если ты вообще о боли упомянул, значит, она просто нестерпимая…
Как же быть? Его надо скорее притащить в дом… да хотя бы потому, что он кровью истечет! А я нести его не смогу, - Айдесс намного выше меня, и мне его не поднять. А если вот так…
Я вспомнила рассказ нянюшки. Как бабушка ее, или мама, несли раненого мужа, пострадавшего на охоте. Там, кажется, фигурировал плащ… но ведь и на мне плащ! Я что, хуже? Разве я меньше люблю Айдесса, который обещал вернуться – вернуться КО МНЕ?!
- Всё хорошо, - повторила я его слова. – Ты рядом… сейчас домой пойдем… ты только подожди немножко…
И легко, осторожно прикоснулась к его щеке и лбу… наклонилась… как мне хотелось его поцеловать! Но я боялась. Боялась – чего? Недоумения, наверное… досады… да и не время.
Я скинула плащ. Под ним было теплое шерстяное платье, так что мне пока хватит тепла. Как же лучше всего переложить Айдесса на плащ? Я придвинула ткань вплотную, закусив губы при мысли о том, что теперь на моем плаще будет его кровь – Айдесса Йэгге, самого лучшего, единственного на этой земле. И свят для меня будет этот старый плащ… и никто не узнает об этом, скорее всего.
- Пойдем… там тепло, - пошептал он. – Мне встать, да? надо встать…
Кажется, мысль о том, что нужно привести себя в вертикальное положение, его огорчила.
- Нет! Не надо, - испугалась я. – Не вставай. Ты только помоги мне… чуть-чуть. Чтобы я не сделала тебе больно…
Тут мне подумалось, что я ведь не знаю – а вдруг при падении, или в процессе магической борьбы с ураганом он получил ещё какие-то повреждения, которых я не вижу. Например, сломанные ребра… боги!
- Ты только подвинься сюда, на плащ, а я подсуну его сюда… Пожалуйста… - попросила я.
Айдесс чуть шире открыл глаза, разглядывая меня… Потом медленно, опираясь на локоть, приподнялся и тут же зашипел, задев поврежденную кисть. Но тут же замолчал и сел.
- Олэ… Давай лучше встану… Ноги-то целы же… Негоже тебе таскать тут всяких… Помоги просто… опереться… А в доме тепло. Я быстро очухаюсь.
- Всяких я и не собираюсь таскать! – попыталась пошутить я. – А только тебя одного.
Но он явно был расположен встать – из остатков тех последних сил, которые ещё оставались… или которых уже не было. Но я же знала, какой он упрямый! Негоже мужчине терпеть, чтобы женщина его тащила, тем более, если, видишь ли, ноги целы.
- Но если ты хочешь, - начала я, осторожно беря его руку за предплечье, - то обопрись на меня… у меня крепкие плечи, поверь! Я много могу вынести. Обними меня… хорошо?
- Верю. Сейчас…
Айдесс тяжело поднялся, сначала попытавшись ухватиться за меня пальцами, но тут же отдернув их. Кажется, он испугался, что испачкает мне платье кровью.
- Обниматься с девушкой, чтобы устоять на ногах – это ужасно, - вздохнул он, на мгновение навалившись на меня чуть ли не всем весом, но тут же выправившись, насколько смог. – Стыдно. Вот если бы просто так… чтобы с поцелуями и как полагается!
Может быть, он и шутил. Просто бравировал, ненавидя свою слабость, совсем ему не присущую – Айдесс всегда был сильным, веселым - неутомимым и поддерживающим других. Может, и шутил… Но меня уже несло, как листик - тем самым ураганом!
- Ну почему же… не как полагается? – произнесла я каким-то незнакомым мне самой голосом. А потом, осторожно закрепив руку принца на своем плече (только бы не дотронуться до израненной кисти!) – встала на цыпочки и поцеловала его. Сама.
Это было не очень-то ловко, и скорее всего неумело. Мои губы скользнули по слегка небритой щеке, по уголку губ… но странным образом от этого легкого прикосновения меня обдало жаром, как будто я покраснела вся – от макушки до кончиков пальцев. И даже в спине что-то болезненно сжалось.
Видимо, раны не очень ему мешали… и боль отступила… и несколько счастливых мгновений не было вообще ничего! Только он и я. Я закрыла глаза, и мне казалось, что мы летим где-то в облаке из тумана и звезд…
Он застыл рядом со мной, и только губы… губы его, обветренные, шершавые – двигались. Целовали меня в ответ. Тихонько, ласково… но почему-то и жадно тоже. Просто жадность эту Айдесс скрутил, связал, на цепь посадил… Зачем? Зачем, пусть бы… Хотя ласково – тоже хорошо. Значит, он боится меня обидеть?
А когда я открыла глаза, он вдруг чуток отстранился… и очень серьезно посмотрел на меня.
- Пойдешь за меня замуж, Олэ?
- И ты спрашиваешь?! – хотела воскликнуть я, но воспитание всё-таки вбивали в меня долго, и поэтому я просто ответила:
- Пойду. Я ведь ждала… тебя.
Столько лет! Столько одиноких месяцев…
- Тогда… тогда сразу, как только я выздоровею, да? – в голосе его настойчивость мешается с неуверенностью. То ли он не уверен в своем предложении – но с чего вдруг тогда настойчивость? То ли… считает, что я могу передумать, и пытается взять с меня слово… - Сыграем свадьбу сразу, зимой? Или… ты хочешь весной, да?
- Я хочу… с тобой, - ответила я, осторожно прижимая к себе его руку. Так приятно было ощущать ее плечом! Так непривычно…
- А когда - неважно. Может быть, я больше полюблю зиму… если всё будет зимой? – улыбнулась я ему.
- Интересный подход, - усмехнулся Айдесс. – Это не приходило мне в голову… Надо обдумать – вдруг у меня тоже получится ее полюбить? А с другой стороны… с какой стати мне любить зиму, когда у меня есть ты, Олэ. Верно?
Мы довольно прытко доковыляли до дома, ноги-то действительно были целы… Но тут он вдруг дернулся и всполошился:
- А как же цветок?! Я же должен подарить тебе цветок! Вот мужлан!
В следующую секунду теплый ветер коснулся моей щеки, прямо перед моим лицом возникло сияющее облачко, быстро принявшее форму крокуса. А еще пару вдохов спустя тело Айдесса резко потяжелело, и он сполз с меня на крыльцо, потеряв сознание – от неожиданности я не смогла его удержать.
Только и смогла – не допустить, чтобы он ударился головой. Я опустилась рядом с ним на крыльцо, а призрачный цветок, как живой, потянулся следом и растаял.
Почему мне стало так жаль ненастоящего цветка?! Он был… чудесный. И какой-то добрый. Первый цветок, что подарил мне Айдесс – кусочек его души.
Несколько мгновений я всхлипывала и гладила его ледяные мокрые волосы, ничего перед собой не видя. А потом заколотила кулаком в дверь.
Впрочем, долго колотить не пришлось, Миррэ открыла дверь раньше, чем я занесла руку для четвертого удара. Старушка охнула почти неслышно и, поставив поблизости еще один фонарь, наклонилась мне помочь. Но тут же за ней нарисовался мой братишка.
- Ирстэ! Дайте, я помогу! – взволнованно попросил он, пытаясь оттеснить Мири и просочиться поближе к Айдессу.
- Помоги, помоги, - согласилась она, - сейчас… как бы нам ловчее…
Я хотела сказать, что Айдесса нужно скорее перевязать, и что я прошу помощи… и поняла, что не могу сказать ни слова. Горло сдавило. И слезы опять потекли.
Потом мне пришлось вернуться за моим плащом и фонарем, и вдвоем мы все-таки затащили нашего кёорфюрста в дом, да еще и на лавку умудрились поднять. Причем Тёрнед так и не дал Миррэ в этом поучаствовать. Ей пришлось заняться печкой, чаем, вытаскиванием целебных трав и прочими хлопотами.
- Олэ, - вдруг спросил меня брат. – А откуда ты его знаешь? Ты же с ним, как с хорошо знакомым, говорила…
- Я его знаю его с детства, - проговорила я, и тут у меня возникла мысль. Похоже, Тёр не знал, с кем он приехал! Потому что однажды, давно, мы с ним говорили о магах, и мальчишка, кажется, мечтал быть таким, как Айдесс. – А вот ты откуда его знаешь?
- Ну, я… он… - Тёр замялся и пробормотал, - он же в гости… а я… В общем, там и познакомились. У твоих.
- Понятно, - пробормотала я. – Что ж… помогай. У тебя хорошо получается… Не знаю, что бы я без тебя делала!
А я была как пьяная. Хотя я никогда в жизни не была пьяной – один лишь раз, помню, я сильно замерзла, и Мири, закутав меня в огромную старую шаль, налила мне особого пьяного меда – того, что крепче пива и крепче вина.
Я не опьянела… но почувствовала некую легкость, мои заботы и страхи куда-то ушли – н совсем, они остались где-то глубоко, но не мешали больше. Мне казалось тогда, что нету ничего невозможного, и у меня всё получится… Хотя я даже не помню теперь, что же именно должно было получиться?
И вот сейчас – неведомая прежде легкость наполняла каждую жилочку, пела, поднимала ввысь… подпрыгнешь – и улетишь. «Зачем мне любить зиму, когда у меня есть ты?»
Это продолжалось, пока мы с Мири не занялись истерзанными руками Айдесса… Посетившая меня счастливая волна отхлынула, и остался жгучий стыд. Я эгоистка. И глупая курица. О чем я думаю? Я же ведь немного маг – так лечи, а обо всем остальном будешь думать потом!
К величайшему моему стыду, бинтовала Мири лучше меня. Я пригодилась только для вспомогательных дел – держать, отрезать, протирать, прижимать… Как же ему было больно, моему любимому! Как он терпел вообще?! А он ещё улыбался… целовал меня… и смог сделать невероятной красоты цветок. Я буду его помнить, Айдесс, ты не думай, - пусть он и развеялся, туманный крокус… мне всё равно его не забыть.
А потом, когда мы забинтовали его руки, укрыли и закутали, вытерли кровь с лица и головы , – я со страхом обнаружила, что кровотечение было и из уха и из носа, и судя по тому что я видела на снегу, сильное… но даже не это было самое страшное.
Теперь, когда Айдесс, забинтованный и умытый нами, лежал на лавке и как будто спал – я стала обследовать его магией. И похолодела. Все мои счастливые мысли, маячащий перед глазами цветок и воспоминания о поцелуе – разбились и разлетелись осколками где-то внутри… Колкими такими и холодными…
Он был вычерпан. Полностью. Я не думала, что так бывает. Весь магический резерв и жизненные силы, ответственные за то, чтобы человек попросту сопротивлялся болезням и хотел жить – всё отсутствовало. Разве что.. это можно было сравнить с пустой чашкой, которая… просто ещё оставалось влажной. Но воды уже не было…
- Что, Олэ? – тихо и серьезно спросила Мири. – Что нужно сделать? У меня жир барсучий есть, может, растереть и к печке?
- Может, - бесцветным голосом отозвалась я. – Вдруг это всё-таки… немного поможет.
- Да он вроде не шибко замерз, только вон кончики ушей обморозил слегка, а так… Парень-то молодой, справится же.
- У него не осталось сил, - пояснила я. – Он всё отдал… урагану. Вернее, отдал, чтобы его остановить…
Каким чудом мой любимый смог сделать этот несчастный цветок? Наверное, ему очень хотелось… Немудрено, что после этого он потерял сознание.
- Эээ, да он просто иссяк, - протянула Миррэ. – Тогда не знаю. Но тепло в любом случае не помешает. На печь мы его не закинем, конечно, так что надо пожарче растопить. И боль чем-то унять… может, макового отвару сделать? Правда, кажется, я последний мешочек старому Химру отдала…
- Поищи, пожалуйста, - тихо попросила я. – Он не пожалуется… но наверное, ему ужасно больно.
Мири ушла на поиски, а Тёрнед продолжал топтаться рядом. Наконец он не выдержал и спросил:
- Олэ, он же выживет, правда?
- А ты что, сомневаешься?! – воскликнула я так, словно это Тёрнед был всему причиной. – Он просто… безмерно устал. Вы, кстати, как добрались-то сюда?
- На ялике, - мрачно отозвался братец. – Под магическим парусом. Ох, Олэ, ты даже не представляешь, какой он красивый! Я тоже хочу так уметь!
Магический парус, значит. Да еще и красивый! Интересно, Айдесс умеет делать что-нибудь НЕ красиво?! Вряд ли… Он тратил себя сегодня не считая, пригоршнями и кусками, отрывая от живого. И в переносном и в прямом смысле. Неужели – ради меня? Хотя бы в малой степени… Теперь уже я должна отдать всё, что могу. И хорошо бы еще и то, что не могу…
- Может быть, ты и научишься… когда-нибудь… - медленно проговорила я, думая о другом. Смогу ли я… ведь что греха таить, не целительница я – так же как и не маг стихий, увы! Наверное, мне предназначено было хранить и приумножать богатство и благополучие родного Линдари. Сажать цветы и фрукты, которые не растут нигде больше, готовить вкусную рыбу…
При мыслях о рыбе я сжалась и стала кусать губы, чтобы не заплакать. Милый мой, бесстрашный! Всё отдал, не жалея, бросил под ноги… цветок. Как жаль, что я не видела радужного паруса!
Я никогда не призналась бы в этом Тёрнеду – но на самом деле меня мучил страх. Очень страшно, невыразимо страшно – видеть беспомощным того, кто всегда был для тебя символом надежности, силы… верности… И даже не просто лежащим в постели – случаются же болезни, каждый из нас хоть раз в жизни, хотя бы в детстве, лежал и болел! Не просто лежащим – а вот так… без сознания, израненный… Мне показалось даже, что у Айдесса появились седые волосы. Вот только сейчас, при этом освещении, невозможно было понять – у него и свои волосы были почти белыми, что очень шло ему. А ещё… я осторожно прикасалась к его лбу раз за разом, и всё хотела обмануться – но в глубине души уже знала, что он не просто согрелся. У него начинается жар. И это было совсем худо…
Мне надо попробовать… нет, не попробовать! Я обязана его вылечить! Пусть не целиком… но всё, что смогу…
Как же жаль, что родители не придавали значение моим «успехам» в целительстве. А зачем? Лечить понос служанкам и детям разбитые коленки? Так у нас в Линдари маг-целитель не из последних. А твоё, мол, Холлэ – это цветы и фрукты, варенье и грибы, и рыба… Рыба…
Я вспомнила, как на балу Айдесс признался, что боялся подойти лишний раз и попросить у меня рыбы. Знала бы я тогда! Тогда, золотой, горьковатой осенью, стоя возле своего костра…
Я взяла маленькую низкую скамеечку и поставила рядом с ним. И смотрела… неужели я теперь – невеста?! Мне не верилось до сих пор… Даже в самых смелых мечтах я не заходила дальше того, что мы просто подружимся… что он будет приезжать в гости, и я представляла, как мы идем вместе по лесу. Всё! На большее я не осмеливалась. Только пусто-пусто становилось внутри и больно, когда кто-то рядом со мной заговаривал о моем замужестве или о женитьбе Айдесса. Я прекрасно понимала, что и то и другое когда-нибудь произойдет, и тогда… тогда, наверное, он уже не пройдет со мною по лесу. Максимум, что мне останется, это танец раз в год на праздничном балу. А теперь… нет, я не буду сейчас мечтать. Нашла время! Эгоистка, равнодушная, глупая эгоистка… Ему плохо… и более ничего не должно быть важно для тебя.
Среди моих домашних не все и знали, что я немножко умею лечить. Мири знала, и Тёр тоже – так уж получилось. Но всё равно я стеснялась. Очень. Хорошо, что они оба молчали. Мири, кажется, заняла брата каким-то несложным делом, так как уложить его спать у нее не получилось.
Я всё смотрела, не в силах оторваться…
Какой же ты красивый. Если бы были другие обстоятельства… о, я бы сейчас поцеловала тебя, тихо-тихо, легко-легко… а во сне тебе приснилось бы, что это птица, подлетев, прикоснулась крылом… Или бабочка.
Всё! Хватит. Я закрыла глаза и сосредоточилась.
И очень скоро перестала думать, как я выгляжу и что обо мне подумают… это всё было такой чепухой…
Ткань, линии ауры, которую я всегда видела похожей на кружево, была смята и порвана. Как будто бы кто-то вырвал цветные, радужные линии, и они жалобно мерцали, готовясь погаснуть… а местами в ауре просто зияли дыры, словно выжженные огнем.
Кажется, я говорила своему любимому, что умею вышивать? Да… я вышиваю… и ещё вот так. Вышиванье, вязанье или плетение кружева – вот на что была похожа моя магия. Откуда-то я знала, что вот этот узор – его сердце, и он пылает ярко, и линии вспыхивают ровным светом, регулярно пульсируя. А вот этот – легкие… он более блеклый, неяркий… и я не знаю, как сделать сейчас его ярче… И его бедные руки – две рваных дыры в кружеве. Здесь и здесь.