Прекрасная защитница - Шэрон Уэттерли 6 стр.


Усевшись за свой рабочий стол, Элизабет занялась очередным делом. Только вчера она позаимствовала из архива Королевской библиотеки сводки по судебным процессам позапрошлого года, где было несколько интересующих ее прецедентов. Ей удалось договориться с конторой, выдававшей лицензии на копирование библиотечных материалов, и теперь Лиз могла в любой момент снять копии с любых интересовавших ее документов. Возможно, нахального мальчишку, усевшегося за руль пьяным, и удастся избавить от лишения прав. Хотя Элизабет и считала, что это станет для него хорошим уроком, а также убережет от опасности жителей Лондона, по улицам которого будет кататься юный бандит, но он все же был клиентом. Вполне вероятно, что, если она хорошо подготовит дело, Марк разрешит ей самой выступить в суде. Он уже несколько раз говорил о том, что пора ей нарабатывать ораторскую практику.

Она совершенно погрузилась в изучение архива, когда зазвонил телефон — так резко и пронзительно, что Элизабет даже подскочила на месте от неожиданности.

— Контора Марка Уотсона, — торопливо проговорила она в трубку. — Слушаю вас.

— Лиз, это Марк… — Голос его звучал сердито и устало. — Почему, черт побери, ты не отвечаешь по сотовому телефону?

— Ой… — Элизабет бросила взгляд на собственную сумку и тут же вспомнила, что поставила сотовый в режим виброзвонка, чтобы никто не мешал ей разбираться со сложным делом. — Прости, у него звук выключен. Я работала и думала, что…

— Ладно, ерунда. — Она словно воочию увидела, как он устало махнул рукой. — Я звоню, чтобы ты не беспокоилась. Меня не будет сегодня в конторе, я в больнице у отца.

— Что с сэром Ричардом? — встревожилась Элизабет.

— Сердечный приступ. Состояние тяжелое, хотя врачи и говорят, что большой опасности нет. Ничего удивительного, впрочем. Бедный отец! — Марк тяжело вздохнул. — Так вот: я сейчас отключу телефон, поэтому дозвониться мне будет невозможно. Отложи все мои дела и, если кому–то из клиентов понадобится срочная встреча, перенеси на завтра или послезавтра. Меня ни для кого нет, и ты понятия не имеешь, где я нахожусь, ясно? Если будут звонить журналисты, отвечай, что я не стану ничего комментировать.

— Я не поняла, почему должны звонить журналисты? — испуганно переспросила Лиз. — С какой стати тебе комментировать сердечный приступ сэра Ричарда? Разве ты имеешь к этому какое–то отношение?

— При чем тут отец? — удивился Марк. — У них есть гораздо более интересный повод для того, чтобы получить мои комментарии.

— Какой?

Он секунду помолчал, а когда заговорил снова, в его голосе звенела ярость. Если что–то и могло взбесить Марка, то только несобранность окружающих. Все вокруг него должно было функционировать идеально.

— Лиз, что я тебе всегда говорил? Что ты должна сделать, как только приходишь в офис? Ну?

— Сварить тебе кофе? — легкомысленно выпалила Элизабет, прежде чем успела остановиться. — Прости, я не совсем понимаю, о чем ты…

— Прочитать утренние газеты! — рявкнул Марк. — Весь город в курсе происходящего, кроме моей личной помощницы! Иногда у меня такое чувство, что ты никогда не станешь приличным юристом!

— Марк, пожалуйста… — Но договорить Лиз не успела — он уже бросил трубку.

Перезванивать не имело смысла: он, скорее всего, сразу же выключил телефон. Впрочем, даже если не выключил, Марк вряд ли захочет с ней сейчас общаться. Она просто нарвется на очередную гневную отповедь. Вместо этого Элизабет вскочила и пулей вылетела в приемную. Сгребя ворох газет, она таким же галопом пронеслась назад в кабинет и заперла за собой дверь. Дрожащими руками развернув «Таймс», она прочитала такое, от чего у нее перехватило дыхание.

Огромные черные буквы заголовка на первой странице настолько бросались в глаза, что Элизабет даже удивилась, что умудрилась не прочесть их, когда убирала газеты со стола Марка. Заголовок гласил: «Роберт Уотсон обвиняется в изнасиловании. Известный финансист арестован». Сглотнув, Лиз бросила беглый взгляд на остальные газеты. Новость обошла их все, появившись на первой странице в виде заголовков разной степени циничности: «Сын специалиста по истории — насильник?», «Наследник лорда Бенсингтона за решеткой по тяжкому обвинению», «Кем войдет в историю сын историка?». Несколько раз моргнув, Элизабет убедилась, что это не галлюцинации, и погрузилась в чтение.

«Таймс» в довольно сухих и сдержанных выражениях повествовала о том, что прошлой ночью финансист Роберт Уотсон, управляющий крупной компанией, владельцем которой является его отец, известный историк Ричард Бенсингтон, был обвинен в изнасиловании и арестован. Обвинившая его девушка заявила, что мужчина надругался над ней в грубой форме, и предъявила полиции неопровержимые доказательства того, что это был именно Уотсон. После предъявления улик мировой судья, которого, очевидно, подняли с постели, немедленно выписал ордер на арест финансиста. Тот пока не желает признаваться в содеянном и собственную вину отрицает категорически. В финале статьи цитировались несколько фраз, сказанные кем–то из арестовывавших Роберта детективов, — пафосные разглагольствования на тему о том, что закон для всех один и настоящая справедливость не знает различий между простым дворником и управляющим финансовой компанией.

Элизабет принялась методично просматривать другие газеты. Чем «желтее» оказывалась пресса, тем меньше она церемонилась с Робертом Уотсоном. Мисс Смолвуд даже почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота: при прочтении газет появлялось ощущение, что абсолютно все газетчики испытывают к финансисту чернейшую зависть и лютую ненависть. На помещенных в них фотографиях он вполне невозмутимо шел между двумя полицейскими, но в большинстве текстов по Уотсону проходились со злобной язвительностью — порой казалось, что даже газетная бумага буквально истекает желчью. Некоторые папарацци додумались даже до того, чтобы заявить, что, мол, это не первый случай, когда Роберта могли арестовать — просто раньше его влиятельное семейство всегда успевало вовремя замять скандал.

Беспокойство Марка по поводу того, что ему могут звонить журналисты, оказалось тоже вполне оправданным. Кое–кто из репортеров уже начал допекать и семейство сэра Ричарда. Лорд и леди Бенсингтон отказались комментировать произошедшее (Лиз бы с удовольствием прочитала, что их монументальный дворецкий спустил настырных журналистов с лестницы, однако таких подробностей в газете не было). В нескольких репортажах было упомянуто, что сэр Ричард госпитализирован, однако эта новость определенно не казалась писавшим столь же важной, как и арест его старшего сына.

До Марка, к счастью, репортеры не добрались: как писали в одной газете, известного солиситора не оказалось дома. Видимо, ему пытались дозвониться, потому что охотники заехать к Уотсону–младшему домой или в контору вряд ли могли рассчитывать на теплый прием, а у Марка была широко известная репутация весьма острого на язык законника. Пожалуй, он мог бы и подать на кого–нибудь из репортеров в суд, например, за нарушение собственного права на личную жизнь. Однако эти наглецы все же позволили себе еще несколько абзацев разглагольствовать о том, решится ли преуспевающий юрист защищать собственного брата и что по этому поводу может сказать Комиссия по этике.

Дочитав прессу, Лиз почувствовала себя вполне готовой к тому, чтобы держать «круговую оборону» от журналистов. Что и говорить: она была так зла, что, попадись ей под горячую руку какой–нибудь репортеришка, — она бы, пожалуй, и сама спустила его с лестницы. Ничего удивительного, что после известия об аресте сына сэр Ричард слег с сердечным приступом. А Марк, узнавший обо всем только сегодня утром (наверняка репортеры ошиблись, решив, что его нет дома, — он просто всегда очень крепко спал и никогда не отвечал на телефонные звонки, раздававшиеся в «неподобающее» время), разумеется, первым делом бросился звонить семье и, узнав о плачевном положении отца, отправился в больницу…

Тревожная трель телефона уже во второй раз за это утро заставила Элизабет подскочить на месте. Теперь она приблизилась к трубке с опаской: наверняка Марк был прав, и теперь в контору примутся звонить ушлые журналисты, требующие комментариев по поводу ареста его брата. Лиз не боялась таких разговоров, а только опасалась того, что после этих бесед ее могут привлечь к суду за словесные оскорбления. Телефон все звонил и звонил. Несколько раз глубоко вздохнув, Элизабет сняла трубку и осторожно, словно та была фарфоровой, поднесла ее к уху.

— Слушаю вас.

— Доброе утро, — произнес Роберт Уотсон — этот голос она бы не спутала ни с каким другим в мире. — Это контора Марка Уотсона?

— Да, — слабым голосом сказала Элизабет.

— Кто говорит?

Ей пришлось сделать несколько глубоких вздохов, прикрыв трубку ладонью. Конечно, глупо было ожидать, что Лиз больше никогда не услышит этого бархатного голоса, но сейчас она была не совсем готова беседовать со старшим братом Марка. И в данный момент она предпочла бы оказаться где угодно, только не в конторе у телефонной трубки. Но избежать ответа на этот вопрос все же было невозможно — Роберт Уотсон с максимальной вежливостью ожидал его.

— Это Элизабет Смолвуд, его помощница.

В трубке на пару секунд повисло молчание, от многозначительности которого у Лиз запылало лицо. Разумеется, нечего и надеяться, что Роберт забыл, при каких обстоятельствах им пришлось познакомиться!

— Понятно, — сухо проговорил он наконец. — Это Роберт Уотсон, мы с вами были представлены друг другу в Бенсингтон–холле. Могу я поговорить со своим братом?

— Сожалею, мистер Уотсон, но Марка нет — и сегодня не будет. — Внезапно Элизабет разозлилась на саму себя за малодушие. В конце концов, она всего лишь попала в неприятную ситуацию, но никто, по крайней мере, не обвинил ее в изнасиловании. — Могу я вам чем–то помочь?

— Вряд ли. Наш семейный поверенный, как выяснилось, в отъезде, в его конторе никто не уполномочен внести за меня залог без прямого указания мистера Девероу, и я надеялся, что Марк порекомендует, к кому мне можно обратиться. Дело в том, что в Бенсингтон–холле я тоже не застал никого, кроме прислуги, а ее не совсем уместно обременять столь специфическими проблемами.

— Где вы сейчас?

— В Ярде, — с непередаваемым сарказмом сказал Роберт. — Полиция разрывается между желанием продемонстрировать на мне свою принципиальность и стремлением не очернить имя отца. Видимо, они считают, что таким образом проявляют должное уважение к нему… Похоже, я уже злоупотребил доверием доблестного офицера, позволившего мне сделать второй звонок. Если вдруг Марк позвонит или приедет, прошу вас, передайте ему мои слова. Здесь, конечно, просто великолепно, но мне, откровенно говоря, не хотелось бы задерживаться в Ярде дольше необходимого. Всего наилучшего, мисс Смолвуд!

Из трубки понеслись короткие гудки. Элизабет положила ее на рычаг, чувствуя, как пылает лицо. Поразительно, что, оказавшись в подобном положении, Роберт Уотсон умудряется еще и иронизировать! У него железные нервы и потрясающее самообладание! Несмотря на то, что к старшему брату Марка она испытывала скорее неприязнь, сейчас девушка не могла не признать, что такое отношение к жизни ее восхищает.

Но арестованный финансист абсолютно прав: нельзя оставить все так, как есть. Если семейный барристер отсутствует, то его функции, безусловно, должен взять на себя или сам Марк, или кто–то из его коллег. Но сейчас солиситора тоже нет на месте, и связаться с ним невозможно. А помощница еще недостаточно долго работала с ним, чтобы близко знать хоть кого–нибудь, кто мог бы помочь в этой щекотливой ситуации. Конечно, Марк несколько раз брал ее на деловые обеды и знакомил с другими юристами, но никого из них она больше нигде не встречала.

Сидеть в конторе и сожалеть о том, что ничего нельзя поделать, было просто невыносимо. В конце концов, любой подданный королевы имеет полное право внести залог за арестанта! Лиз обвела взглядом кабинет, убеждаясь, что все в порядке, решительно схватила сумочку и выскочила за дверь…

Быстро добраться до Нью–Скотленд–Ярда у нее не получилось, поскольку пришлось по дороге заскочить в банк и снять деньги. Через полтора часа она уже входила в здание на углу Бродвея и Виктория–стрит. Дежурный с некоторым сомнением посмотрел на ее удостоверение помощника солиситора, но все же пропустил Элизабет в святая святых английской полиции. Впрочем, судья, казалось, ей обрадовался, несмотря на невысокий статус посетительницы. Наверное, в Ярде бы обрадовались, даже если бы внести залог за Роберта Уотсона прибыла кухарка или младшая горничная из Бенсингтон–холла. Похоже, в полиции недоумевали, почему никто еще не пришел на встречу с известным финансистом, и мечтали поскорее сбагрить родовитого подозреваемого на руки родне или юристам, плохо представляя себе, как он вообще попал в каталажку и почему так надолго задержался в ней. Как и предполагала Лиз, залог составил сравнительно небольшую сумму. После внесения денег ее попросили подождать в вестибюле, пока приведут задержанного.

Велев дежурному сообщить мистеру Уотсону, что его ожидают на улице, Элизабет выскочила на Виктория–стрит. В это время дня поймать такси в центре было довольно сложно, но ей повезло — она тут же увидела желтую машину, которая, заметив отчаянно сигналящую девушку, охотно подрулила к тротуару. Лиз попросила водителя подождать несколько минут у здания Ярда. Еще входя туда, она заметила, что неподалеку слоняются несколько человек с фотокамерами — несомненно, репортеры ожидали продолжения скандала с известным финансистом. На нее уже поглядывали с несомненным интересом — впрочем, такими же взглядами газетчики награждали всех, кто входил в здание Нью–Скотленд–Ярда или выходил из него.

Элизабет, конечно, не надеялась, что Роберту удастся ускользнуть незамеченным, но, по крайней мере, он сможет быстро уехать на поджидающей машине. Однако, как только она взбежала на крыльцо, ее дернул за рукав один из журналистов. Широко улыбнувшись, он преградил ей дорогу. Глядя в нахальные глаза репортера, Лиз мысленно чертыхнулась: похоже, неприятности не заставили себя ждать. Эти бумагомараки пронюхивали о новостях со скоростью света!

— Скажите, это ведь вы только что внесли залог за Роберта Уотсона? — Он сунул под нос Элизабет диктофон. — Вы его подружка? Как вы относитесь к тому, что ваш приятель, судя по всему, изнасиловал какую–то девицу?

У этого нахала, похоже, был еще и осведомитель в Ярде — иначе откуда бы он узнал, что за Роберта Уотсона уже внесен залог? — мелькнуло в голове у Элизабет. Что делать? Устроить скандал и отчитать нахала? Но так к ней окажется приковано всеобщее внимание, а репортеры уже с интересом поглядывали в сторону беседующих, пока не почуяв «жареное», но на всякий случай «делая охотничью стойку». Задохнувшись от возмущения, Лиз уже приготовилась максимально спокойно и уверенно ответить мерзавцу, когда ему на плечо вдруг легла чья–то сильная рука. Повернувшись, репортер встретился с весьма холодным взглядом сапфирово–синих глаз.

— Как вы правильно заметили, леди оказалась здесь, чтобы внести залог, а не для того, чтобы побеседовать с вами. Если вы будете досаждать ей, то полиция получит возможность арестовать меня снова — на этот раз за оскорбление действием, — тихо произнес Роберт Уотсон, неожиданно, но весьма своевременно оказавшийся на крыльце Нью–Скотленд–Ярда. — Причем это будет проделано при свидетелях, так что вывернуться у меня уже не получится. Но это ничуть не уменьшит моего удовольствия, поверьте!

Его рука сильно сжала плечо хлипкого журналиста, тот вяло пискнул и отпрыгнул в сторону, как только его отпустили. Однако появление арестанта не осталось без внимания, и вокруг него тут же засверкали вспышки камер. Краткая передышка кончилась, и началось форменное светопреставление. Вопящие журналисты бросились наперерез идущему Роберту, и тот, торопливо подхватив ослепленную вспышками фотоаппаратов Элизабет под руку, поволок ее к такси:

— Быстрее, мисс Смолвуд, если не желаете стать очередной сенсацией в вечерних новостях! — С этими словами он довольно бесцеремонно запихал ее в машину и, втиснувшись следом за ней, скомандовал шоферу: — Коулман–стрит, шестнадцать.

Такси резво тронулось с места, оставляя позади разочарованных репортеров, и Лиз облегченно вздохнула. Правда, тут же, повернувшись, наткнулась на взгляд Роберта Уотсона и снова внутренне напряглась. Он смотрел на нее из–под полуопущенных ресниц со странным выражением — смесью удивления и недоумения. Что ж, решила Элизабет, это, по крайней мере, лучше, чем брезгливость.

Назад Дальше