— Просто расшиб голову, вот и все, — сказал Мак.
— Выглядишь ужасно.
— Спасибо.
— Она уже подала?
— Нет. Только что проверил. Сказала, что адвокатом у нее будет какой-то тип из Тьюпело; здешним она, видите ли, не доверяет. Не собираюсь драться с ней, Гарри Рекс. Пусть забирает все: девочек, дом и то, что в нем находится. Я объявляю себя банкротом, закрываю лавочку и уезжаю.
Гарри Рекс неспешно отрезал кончик очередной черной сигары и вставил ее в уголок рта.
— Да ты действительно пошел вразнос, мальчик. — Гарри Рексу было пятьдесят, но казалось, что он гораздо старше и мудрее. К более молодым мужчинам он привык обращаться со словом «мальчик», как бы подчеркивая тем свою симпатию.
— Давай назовем это кризисом среднего возраста. Мне сорок два, по горло сыт этой адвокатской практикой. Брак оказался неудачным. Карьера тоже не заладилась. Пришло время перемен, смены декораций.
— Послушай, мальчик, я был женат три раза. Избавиться от женщины — это еще не причина все бросить и бежать.
— Я не за советами к тебе пришел, Гарри Рекс. Хочу нанять тебя для проведения бракоразводного процесса и процедуры банкротства. Все необходимые бумаги уже подготовил. Так что зови одного из своих лакеев, пусть все посмотрит и оформит как полагается.
— Далеко ли собрался?
— Как можно дальше отсюда. Пока точно еще не знаю, но сообщу тебе, когда окажусь на месте. А если нужно будет, всегда смогу вернуться. Имею полное право, я ведь отец.
Гарри Рекс еще глубже погрузился в кресло. Выдохнув дым, он окинул взглядом горы беспорядочно сваленных на полу папок, потом посмотрел на телефон, где мигало сразу пять красных огоньков.
— Возьмешь меня с собой? — вдруг спросил он.
— Извини. Ты должен остаться здесь и быть моим адвокатом. У меня в работе одиннадцать разводов, почти все дела бесспорные. Плюс еще восемь банкротств, одно усыновление, два раздела недвижимости, одна автомобильная авария, один иск рабочих к компании-нанимателю и два дела по оспариванию прав на мелкий бизнес. Общая сумма вознаграждения составит около двадцати пяти тысяч долларов — получить их можно будет через полгода. Хочу, чтобы ты забрал у меня все эти дела.
— Целую гору мусора.
— Да. Примерно в таком же мусоре я копался целых семнадцать лет. Загрузи ими какого-нибудь своего помощника, дай ему премию. Поверь, во всех этих делах нет ничего сложного.
— Ну а алименты? Сколько сможешь выплачивать?
— Максимум три тысячи в месяц. Гораздо больше, чем мог бы наскрести сейчас. Начни с двух тысяч, а там видно будет. Если она заявит причину развода как непримиримые противоречия, я согласен, подпишу. Она получает полное обеспечение при условии, что я смогу навещать девочек, когда приеду в город. Ей остается дом, ее машина, банковские счета — все. В банкротство она не вовлечена. Имущество обанкротившейся фирмы не включено.
— Что именно будешь банкротить?
— Юридическую фирму Джейкоба Маккинли Стэффорда, да покойся она с миром.
Гарри Рекс пожевал сигару, бегло просмотрел заявление о банкротстве. Ничего особенного в нем не было, обычный отчет об имеющихся на кредитных картах средствах, не выплаченных на данный момент займах, документы по обязательствам выплат за залог.
— Тебе совсем не обязательно делать это, — заметил он. — Фирму вполне можно спасти.
— Заявление уже составлено, Гарри Рекс. Решение по данному вопросу принято, как и все остальные. Я завязываю, ясно? Выхожу из игры. Уезжаю.
— Смелое решение.
— Да нет. Хотя почему-то большинство считает, что бегство — это признак трусости.
— А ты так не считаешь?
— Мне вообще плевать. Если не уеду прямо сейчас, завязну навеки. Это мой единственный шанс.
— Храбрый мальчик!..
Во вторник, ровно в одиннадцать утра, ровно через неделю после судьбоносного первого звонка, Мак взялся за телефон. Нажимая на кнопки, он улыбался и поздравлял себя с более чем успешными результатами дел, которые успел провернуть за неделю. Все шло по плану — гладко, без сучка без задоринки. Пока ни единой промашки или потери, если не считать разбитой при падении головы. Но даже травма сыграла свою положительную роль — органично вплелась в общую схему побега. Мак упал, получил травму, был помещен в больницу. Вот и неудивительно, что он ведет себя странно.
— Мистера Марти Розенберга будьте добры, — вежливо произнес он, потом стал ждать, когда вершителя судеб позовут к телефону.
Марти подошел довольно быстро, они обменялись любезностями. Розенберг, судя по всему, никуда не спешил и был готов продолжать пустопорожнюю болтовню сколь угодно долго, и Мак вдруг забеспокоился: что, если такой настрой приведет к изменению в планах? Может, у Марти плохие новости?.. И он решил перейти к делу:
— Послушай, Марти, я встретился со всеми четырьмя клиентами, ну, ты понял, о ком я, и все они готовы принять твое предложение. Даже с радостью. Так что вот-вот уложим нашего малыша баиньки за полмиллиона баксов.
— Разве я говорил полмиллиона, Мак? — Голос Марти звучал неуверенно.
Сердце у Мака упало.
— Ну разумеется, Марти, — ответил он, затем выдавил смешок, точно его собеседник неудачно пошутил. — Ты предложил по сотне тысяч баксов каждому, их четверо, ну мне стольник, за услуги.
Мак слышал, как далеко, на том конце провода, в Нью-Йорке, шелестят бумаги.
— Гм… так, дай-ка посмотреть, Мак. Мы говорим о деле «Тинзо», правильно?
— Именно так, Марти, — произнес Мак с изрядной долей страха, даже отчаяния. Этот тип с чековой книжкой даже не помнит, о чем они говорили. Всего неделю назад он был заинтересован в решении вопроса, а теперь виляет. Затем последовало совсем уже пугающее:
— Боюсь, я перепутал эти дела с какими-то другими.
— Шутишь, что ли? — так и взревел Мак. И тут же одернул себя: «Сохраняй спокойствие!»
— Мы что, действительно предложили такую огромную сумму за это дело? — спросил Марти, продолжая, по всей видимости, листать какие-то бумаги.
— Еще бы, черт возьми! И я, поверив тебе, передал предложение моим клиентам. Мы заключили сделку, Марти. Ты сделал вполне разумное предложение, мы его приняли. И теперь ты не имеешь права выходить из игры.
— Просто цена показалась немного завышенной, вот и все. Последнее время приходится так много работать над аналогичными делами…
«Что ж, поздравляю, — едва не сказал Мак. — У тебя куча работы и куча клиентов, которые могут заплатить кучу денег». Мак вытер пот со лба и со всей остротой почувствовал, что деньги ускользают из его рук. «Спокойнее, Мак», — сказал он себе.
— Да ничуть она не завышена, Марти. Видел бы ты Оделла Гроува с одним глазом и Джеррола Бейкера, лишившегося руки. И Дью Джампера с измолотой и совершенно бесполезной левой рукой, и Трэвиса Джонсона с обрубками вместо пальцев. Ты должен был сам поговорить с ними, Марти, тогда бы понял, насколько безрадостную они влачат жизнь, и искалечили их эти чертовы бензопилы «Тинзо». Тогда, думаю, ты согласился бы, что предложение в полмиллиона долларов не только уместно, но, пожалуй, еще и занижено. — Мак перевел дух — тирада получилась слишком длинной — и улыбнулся. Он был доволен собой. Неплохой завершающий аргумент. Надо было почаще выступать в судах.
— У меня просто нет времени вникать во все эти мелочи или спорить, Марк, я…
— Я Мак. Мак Стэффорд, юрист по гражданским делам, город Клэнтон, штат Миссисипи.
— Да, конечно, извини. — Из Нью-Йорка вновь донесся шорох бумаг и еще какие-то приглушенные голоса. Видно, мистер Розенберг раздавал поручения подчиненным. Но вот он снова заговорил в трубку, и слова звучали отчетливо: — Не знаю, отдаешь ли ты себе отчет, Мак, что «Тинзо» уже прошла в судах четыре процесса, связанных с этими самыми бензопилами, и выиграла все. Дела развалились, никаких обязательств по возмещению ущерба.
Разумеется, Мак не принял этого во внимание, поскольку просто пренебрег в свое время элементарной подготовкой к суду. И тогда в отчаянии он заявил:
— Да, я изучил эти процессы. Но у меня сложилось впечатление, что ты не оспариваешь обязательства по возмещению, Марти.
— Ты прав. Пришлю тебе факсом документы по соглашению.
Мак с облегчением выдохнул.
— Сколько времени уйдет на то, чтобы отправить бумаги обратно? — спросил Марти.
— Дня два, не больше.
Они обговорили статьи соглашения. Еще раз обсудили, как распределить деньги. Словом, проболтали по телефону еще минут двадцать, как и подобает толковым юристам.
Повесив наконец трубку, Мак закрыл глаза, водрузил ноги на стол и стал раскачиваться в кресле. Он был измучен, опустошен, все еще напуган, но постепенно начал приходить в себя и вскоре уже насвистывал песенку Джимми Баффета и улыбался.
А телефон на столе звонил и звонил.
Основная проблема заключалась в том, что Маку так и не удалось разыскать ни Трэвиса Джонсона, ни Дью Джампера. Говорили, Трэвис перебрался на запад и водил там грузовик, что было вполне реально, даже если у человека сохранилось семь пальцев из десяти. В доме у Трэвиса осталась бывшая жена с кучей ребятишек и целый гроссбух неоплаченных счетов. Жена работала в ночную смену в магазине Клэнтона, ей было что сказать Маку. Она хорошо помнила его обещания добиться компенсации, когда Трэвис потерял три пальца. Если верить дружкам Трэвиса, он уехал год назад и не имел ни малейшего намерения возвращаться в округ Форд.
Дью Джампер, судя по слухам, умер. Он отсидел в тюрьме штата Теннесси за нанесение тяжких телесных, и вот уже три года его никто не видел. Отца у него не было. Мать переехала неизвестно куда. Имелись какие-то родственники, разбросанные по всей стране, но в целом они не проявили особого желания говорить о Дью и еще меньше хотели говорить с юристом, пусть даже тот носит камуфляжную охотничью одежду, полинялые джинсы, высокие ботинки на шнуровке — словом, прикид, в котором Мак старался казаться своим среди местных. И его хорошо отрепетированный трюк с туманными намеками на чек, который полагается Дью Джамперу, тоже не сработал. Ничто не сработало, и вот после двух недель поисков Мак окончательно сдался, услышав в третий или четвертый раз: «Да парень, наверное, уже помер».
Он раздобыл подписи Оделла Гроува и Джерри Бейкера — последний изобразил левой рукой выразительную закорючку, тянущуюся через всю страницу, — и совершил свое первое преступление. Нотариально заверенные соглашения с этими людьми требовались мистеру Марти Розенбергу из Нью-Йорка — стандартная практика в каждом таком деле. Мак давно уволил своего нотариуса, а прибегать к услугам кого-то со стороны было сложно и рискованно.
И вот, заперев двери и усевшись за стол, Мак тщательно подделал подпись Фреды, выдав ее за нотариуса, затем шлепнул сверху нотариальную печать с давно истекшим сроком годности, которую хранил в запертом ящике картотеки. Таким образом он нотариально заверил подпись Оделла, затем — Джеррола, потом посидел, полюбовался своей работой. Он запланировал все это несколько дней назад и был убежден, что никогда не попадется. Подделки получились красивые, просто супер, небольшие изменения в печати были практически не заметны, да и у кого в Нью-Йорке будет время их изучать? Мистер Розенберг и его команда стремились закрыть дела как можно скорее, так что вряд ли станут внимательно рассматривать бумаги Мака. Подтвердят кое-какие детали и вышлют чек.
Подделка подписей Трэвиса Джонсона и Дью Джампера оказалась задачей более сложной. Впрочем, и этот подлог был вполне оправдан, поскольку Мак предпринял все усилия, чтобы найти этих людей. И даже если бы вдруг эти парни объявились, он предложил бы им по двадцать пять тысяч долларов — ровнехонько ту же сумму, что Оделлу и Джерролу. При том условии, разумеется, что сам он будет на месте, когда они всплывут.
Однако оставаться здесь в планы Мака не входило.
На следующее утро он воспользовался услугами Почтовой службы США — еще одно нарушение закона, федерального, но опять же это мало его волновало — и отправил конверт с бумагами в Нью-Йорк, доплатив за срочность.
Затем Мак занялся подготовкой документов по банкротству и тут снова нарушил закон, не указав сумму вознаграждения, которое вот-вот должно было ему поступить после виртуозного разруленного им дела о бензопилах. Впрочем, подобное нарушение всегда можно было оспорить, в том случае, если бы он попался, — поскольку на момент составления документов плата еще не поступила. Но Мак не стал рассматривать такую возможность. Даже не пытался. Ведь о том, что он получит эти деньги, не будет знать ни одна живая душа в Клэнтоне или во всем штате Миссисипи.
Он не брился недели две и считал, что коротенькая бородка цвета соли с перцем ему к лицу. Он перестал есть в общественных местах и носить пиджаки и галстуки. Синяки и шрамы исчезли.
Когда его видели в городе, что бывало не часто, люди на улицах оглядывались и перешептывались — сразу было заметно, что бедняга Мак потерял все. Известие о его банкротстве дошло до суда, добавилась новость о том, что Лайза подала на развод, и все юристы, секретари и секретарши теперь говорили исключительно об этом. Контора его была заперта и днем, и ночью. Телефонные звонки оставались без ответа.
Деньги из Нью-Йорка перевели на новый банковский счет в Мемфисе. Мак снял пятьдесят тысяч долларов, рассчитался с Оделлом Гроувом и Джерролом Бейкером и ощутил себя едва ли не благодетелем. Нет, разумеется, они заслуживали большего, по крайней мере по условиям давно забытых контрактов, которые Мак совал им в нос, когда они его только наняли, но у Мака с учетом ситуации имелась более гибкая интерпретация данных контрактов. И тому было несколько причин. Во-первых, теперь клиенты его были совершенно счастливы. Во-вторых, клиенты непременно промотали бы сумму, превышающую двадцать пять тысяч долларов, так что он поступил в их же интересах — помог сберечь деньги. В-третьих, двадцать пять тысяч долларов — достойное вознаграждение за все их страдания и увечья, особенно с учетом того, что они не получили бы ни цента, не придумай Мак столь хитроумную схему по делу о бензопилах. И это главное.
Четвертая, пятая и шестая причины были весьма созвучны первым трем. Мак уже устал придумывать оправдания своим действиям. Он обманывал своих клиентов, и отдавал себе в том отчет.
Он стал мошенником: подделывал документы, присваивал чужие деньги, водил клиентов за нос. И если бы позволил себе как следует вдуматься, оценить все эти свои поступки, то стал бы несчастным человеком. Но Мака настолько возбуждала перспектива убраться из этого города раз и навсегда, что он иногда ловил себя на том, что громко и радостно смеется, причем в самое неподходящее, казалось бы, время. Раз преступление совершено, пути назад нет. И это тоже радовало его.
Он вручил Гарри Рексу чек на пятьдесят тысяч долларов для покрытия расходов по разводу и составил все необходимые бумаги и доверенности, позволяющие адвокату действовать от его имени. Остальные деньги были переведены в банк в Центральной Америке.
Последним актом этого талантливо сочиненного и блестяще разыгранного им действа должна была стать прощальная встреча с дочерьми. После долгих, изматывающих переговоров по телефону Лайза наконец сдалась и разрешила Маку зайти в дом на час, во вторник вечером. Сама она пообещала уйти ровно на шестьдесят минут.
Где-то в сводах неписаных правил человеческого поведения значилась статья, придуманная каким-то умником: подобные встречи обязательны. Мак с удовольствием пренебрег бы этим правилом, но он был не только жуликом, но и трусом. Отказ от правил небезопасен. И потом, решил он, это важно для девочек. Надо предоставить им шанс выпустить пар, поплакать, задать вопросы. Однако беспокоился он напрасно. Лайза настолько тщательно подготовила дочерей, что они с трудом решились обнять отца на прощание. Он обещал, что будет видеться с ними всякий раз, как только выпадет такая возможность, хоть они и знали, что он уезжает из города. И вообще, они приняли все это с большим скептицизмом, чем он ожидал. Прошло тридцать долгих и томительных минут, Мак еще раз притиснул к себе напряженных девочек и поспешил к машине. Отъезжая, он был вполне уверен, что эти три женщины планируют начать новую счастливую жизнь без него.