Он покосился на пистолет и вспомнил о том недолгом отрезке своей карьеры, когда много лет назад служил помощником прокурора и в задачу его входило демонстрировать оружие убийства. Стэнли показывал его присяжным, размахивал им, стараясь драматизировать ситуацию, вселить в их сердца страх и жажду отмщения.
Интересно, состоится ли суд по делу о его собственном убийстве? И будет ли кто-нибудь в ходе разбора жестокого преступления размахивать в зале заседаний вот этим большим черным пистолетом? Судя по всему, это «магнум» 44-го калибра — одним выстрелом снесет череп и разбросает его мозги на площади минимум пол-акра мирных фермерских земель.
— Почему вы молчите? — спросил Стэнли, не глядя на Джима Крэнвела. Его угнетала зловещая тишина. Если у Стэнли и есть шанс на спасение, то он кроется исключительно в его способности убеждать или умолять.
— Твой клиент, доктор Трейн, он ведь уехал из города, так? — осведомился Крэнвел.
Ну вот, уже хорошо, похоже на судебное разбирательство, что, впрочем, не слишком утешало.
— Да, несколько лет назад.
— Куда?
— Не знаю.
— Он ведь вляпался в неприятности? Да или нет?
— Ну, можно и так сказать. Да.
— Я и сказал. Что за неприятности?
— Не припоминаю.
— Ложь не поможет, адвокат Уэйд. Ты прекрасно знаешь, что произошло с доктором Трейном. Он был пьяницей и наркоманом — ну, устроил у себя маленькую такую фармацевтическую фабрику, занимался изготовлением «колес». Попался на обезболивающих, потерял лицензию, уехал из города, пытался скрыться у себя на родине, в Иллинойсе.
Все эти подробности были хорошо известны обитателям Клэнтона и каждое утро обсуждались в местных кафе, разбирались и муссировались за ленчем в клубах. Но адвокатской конторе Стэнли удалось все так лихо повернуть, что дело похоронили, а доктор Трейн тайно исчез. Так Стэнли, во всяком случае, думал. Теперь, однако, стало ясно: Джим Крэнвел очень пристально следил за всеми этими событиями после суда — и Стэнли судорожно вытер вспотевший лоб, нервно заерзал на сиденье и снова подумал о том, куда его сейчас вырвет.
— Ну вроде бы все так, — осторожно заметил адвокат.
— Когда ты последний раз говорил с доктором Трейном?
— Давно. Много лет прошло.
— Болтают, будто он опять исчез. Слышал?
— Нет. — Это была ложь. Стэнли и партнеры знали все сплетни и слухи о загадочном исчезновении доктора Трейна. Тот бежал в Пеорию, где находился его родной дом, снова обзавелся лицензией и продолжил медицинскую практику. И вновь не обошлось без неприятностей. Примерно два года назад тогдашняя его жена заявилась в Клэнтон и принялась расспрашивать старых друзей и знакомых, не видели ли они ее мужа.
Парнишка снова свернул, на этот раз — на дорогу без указателей, и Стэнли подумал, что, должно быть, сам не раз проезжал мимо, но не замечал, что она здесь есть. Дорога была асфальтированная, но совсем узенькая, тут с трудом могли бы разъехаться две встречные машины. До сих пор мальчишка не проронил ни слова.
— Его никогда не найдут, — произнес Джим Крэнвел, ни к кому конкретно не обращаясь. Но сам тон предполагал нечто совсем уж зловещее.
Голова у Стэнли пошла кругом. В глазах помутнело. Он заморгал, протер глаза, стал глубоко дышать, открыв рот, и весь сгорбился, сжался от этих последних слов мужчины с пистолетом. Неужели он, Стэнли, поверит в то, что эти темные люди из глубинки смогли неким непостижимым образом выследить и похитить доктора Трейна?..
Да, поверит.
— Притормози-ка здесь, у ворот Бейкера, — сказал Крэнвел сыну. Проехав еще сотню ярдов, пикап остановился. Крэнвел распахнул дверцу, взмахнул пистолетом и бросил: — Выходи. — Он схватил Стэнли за руку, выволок из машины, подвел к капоту, украшенному орлом с распростертыми крыльями, толкнул прямо на него и грозно приказал: — Стой тут, не дергайся! — Затем он зашептал что-то на ухо сыну.
Тот сел за руль. Крэнвел же снова схватил Стэнли за руку, оттащил с дороги в узкую канавку, и там они стояли, пока пикап не отъехал. Вскоре хвостовые огни скрылись за поворотом.
Крэнвел указал стволом на дорогу:
— Давай топай!
— Вам это с рук не сойдет, так и знайте, — прошептал Стэнли.
— Заткнись и топай, кому сказано!
И они зашагали по темной, с выбоинами, дороге. Стэнли шел впереди, а Крэнвел следом, футах в пяти от него. Ночь выдалась ясная, половинка луны освещала дорогу. Стэнли поглядывал то вправо, то влево, даже назад оборачивался, но все его попытки отыскать признаки жизни, хотя бы огонек в окне далекой маленькой фермы, оказались напрасны. Ничего.
— Только попробуй бежать, и ты покойник, — предупредил Крэнвел. — И вытащил руки из карманов.
— Зачем? Вы что, думаете, у меня там пистолет?
— Заткнись и пошевеливайся!
— Да и куда мне бежать? — спросил Стэнли, продолжая вышагивать по дороге.
Тут, не говоря ни слова, Крэнвел вдруг бросился вперед, одним прыжком нагнал его и нанес сильный удар по шее. Стэнли рухнул на асфальт. В затылок снова уперся ствол. Крэнвел, грозно возвышаясь над ним, проворчал:
— А ты у нас, как посмотрю, хитрожопый парень, а, Уэйд? Хитрил на суде. И теперь тоже. Таким уж, видно, на свет народился. И твоя мамаша была хитрожопой, просто уверен, и твои ребятишки тоже оба такие, голову даю на отсечение! Вся ваша порода! Тут уж ничего не поделаешь, верно? Но послушай меня, маленький хитрожопый ублюдок, тебя это не спасет. Ты у меня перестанешь юлить и выкручиваться. Понял, Уэйд?
Стэнли был потрясен, голова кружилась, все болело, на миг показалось: на этот раз не удержаться, его сейчас вырвет. Он не ответил, и тогда Крэнвел дернул его за воротник, рывком поставил на колени.
— Вам предоставляется последнее слово, адвокат Уэйд! Ну?.. — И ствол пистолета уперся ему в ухо.
— Не надо!.. — взмолился Стэнли. Он уже почти плакал.
— Это почему не надо, а? — прошипел Крэнвел.
— У меня семья. Пожалуйста, прошу тебя, не надо!
— Так и у меня семья, Уэйд. Ребятишки. Ты видел обоих. Дойл вел машину. А Майкла ты видел на суде, помнишь? Малыш, у которого голова не в порядке: ни машину никогда не сможет водить, ни ходить, ни говорить, ни есть и даже писать не умеет самостоятельно. Почему, адвокат Уэйд? Да все из-за твоего дорогого клиента доктора Трейна, гори он в аду синим пламенем!
— Мне страшно жаль. Нет, правда. Но я просто делал свою работу. Пожалуйста!..
Крэнвел сильно ткнул стволом, и голова Стэнли качнулась влево. Он весь вспотел, жадно хватал ртом воздух, никак не получалось подобрать нужных слов, чтобы спастись.
Крэнвел ухватил его за прядь редеющих волос и дернул с такой силой, что Стэнли взвизгнул.
— Вонючая у тебя работа, Уэйд, потому как вся построена на лжи, подкупе, сговоре, обмане. И никакого сострадания к бедным обиженным людям! Ненавижу твою работу, Уэйд, почти так же, как тебя ненавижу!
— Простите! Пожалуйста!
Крэнвел отнял ствол от уха Стэнли, прицелился вниз, на дорогу, в дюймах от головы жертвы, и нажал на спусковой крючок. Тишину, царившую вокруг, разорвал громоподобный выстрел.
Стэнли, в которого еще никогда не стреляли, взвыл от ужаса, боли, страха смерти и распростерся на асфальте. В ушах звенело, тело сотрясали судороги. Прошло несколько секунд, раскатистое эхо от выстрела утонуло в лесах. Еще через несколько секунд Крэнвел проворчал:
— А ну вставай, тварь!
Стэнли, целый и невредимый, но еще не уверенный в этом до конца, начинал постепенно понимать, что происходит. Он поднялся на ноги и теперь стоял, пошатываясь, все еще ловя ртом воздух, не способный ни говорить, ни слышать. А потом вдруг сообразил: он намочил штаны. Не смог контролировать мочевой пузырь. Прикоснулся к паху, провел ладонью по штанине.
— Описался, — насмешливо заметил Крэнвел. Стэнли слышал его, но казалось, голос доносится откуда-то издалека. Уши разрывались от боли, особенно — правое. — Бедняжка мальчик, да ты никак весь обмочился. Наш Майкл писается раз пять на дню. Иногда мы можем позволить себе купить памперсы, а иногда нет. А теперь вперед!
И Крэнвел грубо подтолкнул его в спину стволом пистолета. Стэнли споткнулся, едва не упал, однако удержал равновесие и, пошатываясь, сделал несколько шагов.
— Ты не готов умереть, — заметил Крэнвел.
Ну и слава Богу, едва не сказал Стэнли, но вовремя спохватился — уж очень не хотелось снова выслушивать все эти сентенции на тему хитрожопости и прочего. Сунул палец в правое ухо, покрутил там в надежде избавиться от звона. Промокшие брюки неприятно холодили ноги.
Они шагали в молчании еще минут десять, несчастному Стэнли это время показалось вечностью. Но вдруг за поворотом дороги он увидел огоньки, а потом и небольшой домик в отдалении. Стэнли сразу прибавил шагу, решив, что Крэнвел не осмелится стрелять в него из опасения, что кто-то может услышать.
Дом оказался небольшим кирпичным строением, стоял ярдах в ста от дороги. К нему вела дорожка, присыпанная гравием, под окнами — аккуратно подстриженные кусты. Вдоль дорожки и во дворе были беспорядочно припаркованы четыре автомобиля, точно хозяева покинули их, торопясь на ужин. Стэнли узнал «форд»-пикап, которым управлял Дойл. Машина стояла возле гаража. Под деревом курили двое мужчин.
— Сюда, — сказал Крэнвел. Взмахнул пистолетом и подтолкнул Стэнли к дому. Они прошли мимо курильщиков. — Гляньте, кто тут у меня!
Мужчины выпустили густые клубы дыма и промолчали.
— Он от страха описался, — добавил Крэнвел, точно это могло рассмешить их.
Они прошли по двору, затем — мимо входной двери, мимо гаража, зашли за дом, и там, в глубине заднего двора, Стэнли увидел неказистую непокрашенную дощатую пристройку, напоминавшую раковую опухоль, выросшую на доме. К основному строению она прилепилась так, что с дороги ее видно не было. Кривые окошки, трубы, тонкая дверь и вообще вид нежилой. Точно комнатушку эту пристраивали наспех, кое-как.
Крэнвел ухватил Стэнли за шею, уже покрывшуюся синяками, и подтолкнул к двери.
— Сюда, — буркнул он, и пистолет вновь подсказал направление. Вместо крыльца со ступенями к двери вел дощатый настил для инвалидной коляски, такой же шаткий, как и все строение. Дверь отворилась изнутри. Их уже ждали.
Восемь лет назад, когда шел суд, Майклу было всего три года. И продемонстрировали его суду лишь раз — во время заключительного и весьма эмоционального выступления его адвоката. Судья разрешил ненадолго вкатить коляску в зал, на всеобщее обозрение. На мальчике была пижама, большой нагрудник, на ногах ни носков, ни башмачков. Крупная, неестественно вытянутая голова свешивалась набок. Рот открыт, глаза, напротив, закрыты. Крохотное бесформенное тельце неестественно скрючено. Мозг его был поврежден. К тому же ребенок был слеп и, по прогнозам врачей, мог прожить еще несколько лет, не более того. Жалкое то было зрелище. Впрочем, как позже выяснилось, у жюри присяжных оно особого сострадания не вызвало.
Стэнли вынужден был вместе со всеми смотреть на несчастного ребенка, но когда Майкла увезли, снова принялся за дело. Он был убежден, что никогда больше не увидит этого мальчика.
Но он ошибся. Потому как теперь перед ним предстала слегка укрупненная версия Майкла, но при этом еще более жалкая. На мальчике были пижама и нагрудник, ноги босые — ни носков, ни ботинок. Рот открыт, глаза закрыты. Казалось, на его лице лишь большой выпуклый лоб, частично прикрытый густыми и встрепанными черными волосами. Из левой ноздри тянулась пластиковая трубочка, исчезающая неведомо где. Руки согнуты в запястьях, колени подтянуты к груди. Живот непомерно большой. На какую-то секунду Стэнли вспомнил жуткие снимки голодающих детей Африки.
Майкл находился на старой кровати, списанной, по-видимому, из какой-то больницы. Он сидел, подпертый подушками и пристегнутый широким ремнем, что тянулся через грудь. У изножья кровати стояла мать, изможденная, измученная долгими страданиями женщина, имени которой Стэнли никак не мог вспомнить.
Это он заставил ее плакать при даче свидетельских показаний.
По другую сторону от кровати находилась небольшая ванная комната. Дверь в нее была распахнута, а рядом с этой дверью стоял черный металлический шкафчик с двумя выдвижными ящиками, исцарапанный, весь во вмятинах — ему явно пришлось постоять на множестве блошиных рынков. Рядом с постелью Майкла окна отсутствовали, но в двух других боковых стенах прорезаны по три узких окошка. Сама комната была около пятнадцати футов в длину и двенадцати в ширину — не более. Пол покрыт дешевым желтым линолеумом.
— Присаживайтесь, адвокат Уэйд. — Джим толкнул своего пленного в складное кресло, стоявшее в центре комнаты. Пистолета видно не было. В комнату вошли двое мужчин, прежде куривших на улице, и затворили за собой дверь. Они присоединились к еще двоим, стоявшим рядом с миссис Крэнвел, всего в нескольких футах от Уэйда. Пятеро мужчин — все крупные, хмурые, готовые в любой момент совершить насилие. И еще Дойл маячил за спиной Стэнли.
Сцена готова, представление можно было начинать.
Джим подошел к кровати, поцеловал Майкла в лоб, потом обернулся и сказал:
— Узнаешь его, адвокат Уэйд?
Стэнли молча кивнул.
— Ему теперь одиннадцать. — Джим нежно прикоснулся к руке сына. — По-прежнему слеп, мозг поврежден. Мы не знаем, слышит или понимает он нас, но если даже и так, то совсем немного. Улыбается раз в неделю, когда слышит голос мамы, и еще изредка, когда Дойл его щекочет. Так что реакции почти никакой, да мы и не надеемся. Ты удивлен, что он до сих пор жив, а, адвокат Уэйд?
Стэнли разглядывал картонные коробки под кроватью Майкла, избегая смотреть на инвалида, а слушал, повернув голову вправо, поскольку оглох на правое ухо — так ему, во всяком случае, казалось. В ушах до сих пор звенело от выстрела, слух явно пострадал, что его очень беспокоило. Точно не было сейчас другой, куда более важной проблемы.
— Да, — подтвердил он.
— Так я и думал, — сказал Джим уже не таким высоким пронзительным голосом, октавы на две ниже. Он немного успокоился, что и понятно: он дома, в кругу семьи и близких друзей. — Потому как на суде ты сказал присяжным, что Майкл и до восьми не доживет. А до десяти — никоим образом. Это твердили эксперты-жулики, которых ты притащил на слушания. Цель твоя была проста: максимально укоротить отведенный Майклу срок и приуменьшить ущерб, правильно? Ну что, помнишь, как это было, адвокат Уэйд?
— Да.
Теперь Джим расхаживал туда и обратно возле кровати Майкла, говорил со Стэнли, поглядывал на четверых мужчин, выстроившихся вдоль стены.
— Майклу уже одиннадцать, так что ты, выходит, ошибся, адвокат Уэйд?
Спорить означало одно — только усложнять ситуацию, да и к чему оспаривать правду?
— Да.
— Ложь номер один, — торжественно объявил Джим и поднял указательный палец. Затем он шагнул к кровати, снова прикоснулся к сыну. — А теперь большая часть его еды проходит через вот эту трубочку. Особый состав, стоит восемьсот долларов в месяц. Время от времени Бекки впихивает в него и твердую пищу: ну типа пудинга, мороженого, — но понемножку. И еще он принимает кучу лекарств против разных там инфекций, судорог и прочего. И его лекарства обходятся где-то в тысячу в месяц. Четыре раза в год мы возим его в Мемфис, показать разным там специалистам. Уж не знаю, какой в том толк, ведь эти типы ни черта не могут сделать, но возим, они велят приезжать. И одно такое путешествие обходится в полторы тысячи баксов. Каждые два дня на Майкла уходит упаковка памперсов за шесть долларов. Набегает сотня в месяц — вроде бы не так много, но далеко не всегда можешь себе это позволить, так что памперсы тоже кусаются. Ну и еще тратимся на разные там мелочи; в итоге в год на содержание Майкла уходит тридцать тысяч.
Джим расхаживал по комнате, излагал свое дело и был при этом чертовски убедителен. Отобранное лично им жюри присяжных было целиком на его стороне.
— Насколько помню, твои так называемые эксперты подвергли сомнению каждую цифру; сказали, что больше десяти тысяч на содержание никак не потребуется. Припоминаешь, адвокат Уэйд?