Неуловимая особенность местной растительности, по мере того как он пробирался вперед, беспокоила его все больше. Неспособность обнаружить и назвать эту странность тревожила. Настороженное выражение не покидало его вытянутого лица, когда, продравшись через какой-то экзотический куст чертополоха, он уселся на камень посреди небольшой полянки.
Поставив канистру у ног, он бросил взгляд в направлении своей цели и мгновенно уловил в нескольких футах впереди короткий отблеск. Поднял голову… И тогда он увидел жука.
Это создание превышало размерами все, что могли раньше увидеть человеческие глаза в мире насекомых. Бывали, конечно, создания и покрупней, но не такие. Гигантские крабы, к примеру. Жук, озабоченно семенивший по полянке, разбудил бы в любом крабе жуткий комплекс неполноценности, однако это был самый настоящий, двадцатичетырехкаратный жук чистой воды. Причем превосходного окраса. Вылитый скарабей.
Стив имел смутную и неоправданную уверенность, что маленькие жуки кусачи, а большие, напротив, – миролюбивы, и не испытывал никакого страха к жукам. Благожелательность больших жуков была теорией, зародившейся еще в школьные дни, когда он стал фанатичным владельцем трехдюймового экземпляра жука-оленя, упорно не отзывавшегося на имя Эдгар.
Поэтому сейчас просто встал на колени перед этим наползающим монстром и установил ладонь барьером на его пути. Жук обследовал препятствие подвижными усиками, вскарабкался на него и замер, размышляя. Он блистал восхитительным металлически-голубым сиянием и весил фунта три, а то и все четыре. Стив покачал жука на ладони, чтобы поточней определить вес, затем опустил на землю, пускай странствует дальше. Лаура проследила за насекомым проницательным, но лишенным интереса взглядом.
– Scarabeus Anderii, – выдал Стив с хмурым удовлетворением. – Я увековечил свое имя, но наука никогда об этом не узнает.
– Не бер-ри в голову! – возопила Лаура хриплым ревом, который импортировала прямиком с Абердена. – Не шали, женш-щина! Не ссыпь мне соль на раны! Ты мне не…
– Заткнись! – Стив дернул плечом, отчего птица тут же потеряла равновесие. – Ну почему охотнее всего ты заучила этот варварский жаргон?
– Мак-джилликудди! – вскрикнула Лаура с пронзительным наслаждением. – Мак-джилли-джилли-джилликудди! Ба-алыпуш-щий черный ата-та!.. – Выступление попугая окончилось словом, от которого брови Стива взлетели к линии волос, что удивило даже птицу. В восхищении она опустила пленки век, покрепче сжала его плечо и, открыв глаза, испустила серию сиплого кудахтанья, после чего радостно повторила:
– Ба-алыпуш-щий черный!..
Но птица не успела завершить это лирическое сообщение. Стив энергично махнул плечом, и попугай в самый неподходящий момент потерял равновесие и с протестующим клекотом перепорхнул на землю. Scarabeus Anderii рухнул под куст – его голубая броня блеснула, точно отполированная наново, – и неодобрительно уставился на Лауру.
Затем ярдах в пятидесяти раздался храп, схожий с рыком трубы Страшного суда, и кто-то чрезвычайно большой и грузный одним шагом сотряс землю. Scarabeus Anderii поспешно ринулся искать убежища под каким-то выступающим корнем. Лаура возбужденно бросилась на плечо Стива и отчаянно закрепилась там. Еще шаг. Земля затрепетала.
Ненадолго наступила тишина. Стив продолжал стоять, точно статуя. Затем раздался чудовищный свист – сильнее испускающего пар локомотива. Последовало несколько яростных «ух», и нечто приземистое и широкое просунуло грозных размеров голову сквозь густую растительность.
Колосс ступил ярдов на двадцать правее Стива. Ствол ружья шевельнулся ему вослед, однако выстрела не последовало. Стив приметил странный грифельно-серый отблеск шкуры этой толстобрюхой глыбы с зубчатым гребнем вдоль хребтины. Несмотря на ширину шага, туше понадобилось еще какое-то время, чтобы предстать во всей своей красе. Высотой эта красота в несколько раз превышала пожарную лестницу в раздвинутом положении.
Всколыхнулись кроны кустов, и деревья раздвинулись в стороны, когда чудовище протопало по прямой, уходившей куда-то в сторону от оставшегося позади корабля, и скрылось в неразличимой дали, оставив за собой протоптанную просеку шириной с порядочное загородное шоссе. Вскоре вибрации от его тяжкой поступи смолкли окончательно – чудище удалилось.
Левой, свободной, рукой Стив извлек носовой платок и вытер шею. Ружье он крепко удерживал в правой. Разрывные патроны – это не шутка: одним таким можно было превратить атакующего носорога в отбивную весом в пару тысяч фунтов. Если бы один из этих зарядов угодил в человека, его бы размазало по окрестному ландшафту, точно масло по бутерброду. Однако этому расцвеченному под грифель скакуну, похоже, потребовалось бы с полдюжины патронов, чтобы почувствовать себя не в своей тарелке. Семидесятипятимиллиметровая базука была бы самым уместным средством для того, чтобы вбить ему зубы в глотку, но, к сожалению, разведывательный корабль не вооружен подобной артиллерией. Закончив утираться, Стив убрал платок и поднял цистерну.
– Хочу к мамочке, – меланхолически произнесла Лаура.
Он не ответил, почувствовав, что временами макао явно не попадают в тему разговора. По-прежнему ероша перья, Лаура дернула головой и погрузилась в обиженное молчание.
В озере действительно оказалась вода, холодная, чуть зеленоватая и слегка отдающая горечью. Ничего, кофе ее собьет. Во всяком случае, кофе это пойдет только на пользу. Предстояло, правда, протестировать жидкость, прежде чем отпить пусть даже самую безобидную дозу. Некоторые яды известны своим коварством: скапливаясь в организме, они действуют не вдруг, но обладают убийственным потенциалом. Безмятежно упиваться не следовало, пока не установлено смертоносное содержание свинца или кадмиума, либо чего-то еще столь же пагубного. Наполнив цистерну-охладитель, он сделал несколько привалов, пока тащил ее до корабля. Просека помогла: удобная тропа значительно сократила расстояние. Он здорово взмок к тому времени, когда достиг лестницы.
Забравшись на корабль, Стив задраил оба люка шлюза, открыл вентиляторы, включил вспомогательное освещение и врубил кофейник с ситечком, зарядив его остатками воды из бака. К этому часу золотистое небо потускнело до оранжевого цвета, багряные узкие полоски протянулись над линией горизонта. Озирая эту картину сквозь прозрачный купол, он обнаружил, что золотистая дымка тает вслед за уходящим светилом. Скоро придется переходить на собственные источники света.
Выдвинув раскладной столик, он поставил в зажим его опорную ножку и воткнул в ободок деревянный стерженек, который был официальным насестом Лауры. Она тут же заявила права на свой шесток и не сводила со Стива глаз-бусинок, пока он насыпал ей рацион, состоявший из воды, семян и орехов. В повадках птицы чувствовалось все, кроме манер леди, – она набросилась на пищу, даже не дожидаясь, пока он закончит насыпать корм.
Пренебрежительно поморщившись, он уселся за стол, плеснул себе кофе и приступил к еде. Попугай настойчиво продолжал щелкать свою порцию, когда космонавт уже откинулся в кресле и задумчивым взглядом уставился в прозрачный купол.
– Сегодня мне попался самый крупный жук из тех, что когда-либо доводилось повстречать. И он был не единственный. Несколько штук поменьше я встретил под лианой. Один был длинный, коричневый и многоногий, вроде уховертки. Другой – округлый и черный с красными крапинками на надкрыльях. Попался еще желтый крошечный паук и паук зеленый – размерами поменьше, а еще жучок вроде тли. Но при этом – ни одного муравья.
– Мур-равья, – повторила Лаура. Обронив лакомую крошку жирного ореха, она скакнула за ней на пол.
– И ни одной пчелы.
– Ни одной пчелы, – откликнулась Лаура, судя по всему, нимало не тронутая. – Лаур-ра любит Стива.
Не сводя внимательного взора с купола, он продолжал размышлять:
– Сколько неувязок с растениями, столько же и с жуками. Хотел бы я разрешить эту загадку. В чем дело? Может, у меня уже с головой не в порядке?
И в этот момент внезапно упала ночь. Золотой, оранжевый и багряный утонули в глубокой, бархатной темноте, в которой не было ни звезд, ни отблеска светляка. Не считая зеленоватого свечения панели управления, рубка пилота стала Стиксом с чертыхающейся на полу Лаурой. Протянув руку в темноту, Стив включил дежурное освещение. Лаура вновь заняла свой шесток, сжимая в клюве сбежавший лакомый кусочек и тут же сосредоточила на нем все свое внимание, оставив хозяина наедине с размышлениями.
– Scarabeus Anderii и еще какие-то жуки-паучки и все – разные. На другом конце шкалы этот гигантозавр. Но ни муравьев, ни пчел. – Это дедуктивное переключение от единственного ко множественному вызвало где-то в области затылка странное, давящее чувство тревоги. Непонятно каким образом, но он почувствовал, что прикоснулся к загадке.
– Нет муравья, а значит, нет муравейника, – пробормотал он. Нет пчелы – нет роя. – Он почти овладел тайной – но она по-прежнему не давалась в руки.
Оставив все на потом, Стив убрал со стола и занялся делами насущными.
Он извлек стандартную пробу воды из цистерны и провел лабораторное тестирование. Горечь вызывал сульфат магния, но присутствовал в количестве слишком незначительном, чтобы вызывать опасения. Питьевая – вот что главное! Вода, пища и убежище – три главных кита выживания. И от первого до последнего он был обеспечен на весьма продолжительное время. Озеро и корабль гарантировали жизнь и вселяли надежду.
Достав журнал, он приступил к детальному и беспристрастному отчету, придерживаясь только голых фактов. Тут, кстати, он вспомнил, что так и не подобрал названия для планеты. «Андер», решил он, дорого ему обойдется, если в одном на миллионы случаев он все же вернется в среду жестокосердых товарищей по Службе Разведки Дальнего Космоса. Что годилось для жука, не вполне подходит для планеты. «Лаура» тоже не особенно устраивало. Особенно для тех, кто знал птицу не хуже его. Не приставало так называться большому, золотому миру – в честь попугая-переростка. Поразмыслив над характерной особенностью – золотистым окрасом небес, он выдал имя «Оро» и тут же занес запись о новооткрытом мире в бортовой журнал.
К тому времени как состоялись крестины, Лаура уже засунула голову под крыло. Вдруг она принялась раскачиваться, все энергичней выпрямляясь. Его всегда поражало, как она умудряется сохранять равновесие даже во сне. Не сводя с нее нежного взгляда, он вспомнил о неожиданном пополнении ее словаря. Это отбросило его размышления к одному совершенно отмороженному типу по имени Менцис, заклятому врагу некоего решительного спорщика по прозвищу Мак-джилликудди. Педагогическая практика в отношении попугая, проведенная Менцисом, заслуживала щелчка по носу. Если бы еще представилась такая возможность!.. Вздохнув, он отложил бортовой журнал, сверился с ртутным корабельным хронометром, отвалил от стены складную койку и улегся. Ленивым жестом погасил освещение. Лет десять назад при первой высадке он провел всю ночь в бдении и крайнем возбуждении. Сейчас он был далек от этого. Он высаживался на неведомые планеты так часто, что стал относиться к ним даже с некоторым флегматизмом. Глаза закрылись в предвкушении целительного ночного отдыха. Он действительно заснул – на пару часов.
Что могло пробудить его так скоро, он не знал, но внезапно обнаружил, что сидит на краю кровати, вытянувшись в струнку, готовый вскочить в любую секунду. Его слух и нервы были напряжены до предела, а ноги дрожали так, как никогда прежде. Все его тело клокотало странной смесью трепета и облегчения, такое случается, когда ты только что побывал на волосок от гибели.
Но это было нечто совсем иное, не похожее на тот, первый раз. В непроницаемой тьме его рука уверенно и безошибочно нащупала ружье. Он сжал ствол в ладони, в это время его рассудок тщетно пытался припомнить кошмар, хотя уже сознавал, что разбудили его вовсе не тревожные сны.
Лаура беспокойно задвигалась на своем насесте, еще не совсем проснувшаяся, но и не спящая – что было не похоже на нее.
Отказавшись от предположения «кошмар», он встал на койке и выглянул вверх – за купол. Темнота, глубочайшая и самая черная, самая непроницаемая, какую себе только можно представить. И тишина – абсолютная, замогильная. Внешний мир дремал во мраке и молчании, словно в саване.
И все же он никогда еще не чувствовал такой тревоги и такого возбуждения посреди ночи – самого времени для отдыха измученной души. Озадаченный, он медленно и неторопливо осмотрелся, совершил полный оборот и остановился на клочке черноты, отличающейся от прочей. Здесь окружающая тьма была вовсе не такой уж непроницаемой. Неподалеку, совсем рядом, двигалось высокое величественное сияние. Размеров его нельзя было оценить, но один вид потрясал душу до глубины оснований, заставив сердце Стива подпрыгнуть высоко в груди – точно одинокую лягушку в пустынном ночном болоте.
Он решил, что сильные потрясения не должны тревожить хозяина дисциплинированного ума и тренированного рассудка. Прищурил глаза и попытался определить природу загадочного свечения, в то время как мозг гадал: отчего простой болотный отсвет заставляет его душу трепетать, точно арфу? Нагнувшись, он нашел в изголовье кожаный саквояж и вытащил из него здоровенный, размером с порядочный акваланг, бинокль ночного видения. Свечение по-прежнему двигалось – неторопливо и целенаправленно, слева направо. Он нацелился на него биноклем, навел на резкость, и феномен вплыл в фокус.
Эта штуковина представляла собой гигантскую колонну золотистой мглы, подобной той, что царила весь день в небесах, разве что не столь яркой: нити серебра и изумруда были вплетены в золото, искрясь. То был сияющий луч, светящийся туман, несущий в себе фейерверки искр. Это было не похоже на все известные и описанные формы жизни. Да и было ли это жизнью?
Оно двигалось, хотя принцип движения оставался неясен. Способность к самоперемещению – первый симптом жизни. Это могло быть жизнью, хотя и не с земной точки зрения. Вообще-то он предпочитал думать, что видит странное и чисто локальное явление, вроде песчаных демонов Сахары или австралийских вилли-вилли. Подсознательно он верил, что это жизнь, настоящая, грандиозная по размерам и потрясающая воображение.
Он не отнимал бинокля от глаз, пока странный фантом не закончил своего перемещения вправо, а затем, медленно отступая во тьму, постепенно исчез. Доступное обзору изображение вздрогнуло и буквально вырвалось из рук: он не смог унять дрожь в пальцах и опустил бинокль. И когда сверкающий туман бесследно растаял, Стив опустился на койку и затрясся в диком ознобе.
Лаура уже сновала взад-вперед по жердочке, совершенно проснувшаяся и возбужденная, однако он не стал включать свет, чтобы не превращать прозрачный купол в ночной маяк, на который слетелась бы вся планетная шушера, ведущая ночной образ жизни. Протянув руку, он нащупал Лауру. Она тут же вскарабкалась на его запястье, затем перебралась на колени. Она была нервной и несдержанной, так трогательно истомилась по спокойствию и дружеской руке. Стив погладил ее головку, приласкал – в то время как она прижалась к его груди, чуть слышно мурлыча. Убаюкав ее, через некоторое время заснул и он сам. Лаура взобралась ему на плечо, устало поквохтала и вновь сунула голову под крыло.
Больше ничего не случилось до того времени, как внешняя тьма расточилась и солнце вновь затопило купол своим золотым сиянием. Стив проснулся, приподнялся на койке и обвел взором окружающую местность. Все оставалось таким же, как вчера. Множество проблем занимали его ум, пока он готовил завтрак на двоих, а в особенности эта странная нервозность ночи. Лаура также была непривычно тихой и подавленной. Всего лишь раз такое с ней случалось – когда, слоняясь по Панпланетарному Зоопарку, он показал ей гигантского, увенчанного гребнем орла. Лаура совсем перетрусила под надменным взглядом пернатого хищника.
В его распоряжении было все время, отпущенное жизнью, но сейчас он как никогда чувствовал необходимость поторопиться. Прихватив ружьецо и канистру, Стив сделал двенадцать вылазок к озеру, не тратя ни одной драгоценной минуты на изучение загадочной растительности и живности в виде всяких букашек. Перевалило далеко за полдень, когда он влил в цистерну пятьдесят галлонов и с удовлетворением подумал, что теперь его запасы воды сопоставимы с резервами пищи.