Как дела у мамы? (Вот только не нужно сейчас с укоризной сверлить взглядом этот пергамент и говорить, что мне нужно чаще наведываться к вам). Не нужно. Ибо я понимаю, как долго потом мама отходит после таких визитов. Знаешь, пап, а ну ее к гриндилоу, эту кондитерскую. Давайте-ка лучше встретимся все втроем и погуляем по Косому переулку. Сейчас лето и совсем не хочется сидеть взаперти. Хорошо?
Кстати, я забыла рассказать, хотя, чувствую, что ты будешь весьма недоволен таким сравнением, но все же не могу промолчать. Вчера мы с мистером Малфоем побывали в кино. Это было эпохальным событием, потому что он сказал твоими словами: „Роза, да это же просто чушь несусветная“, а после молвил, что такое месяц нужно сливочным пивом запивать. И все это притом, что он проспал ВЕСЬ сеанс. Никого не напоминает, а пап?
На этом заканчиваю. Хотя… Ты часто спрашиваешь про Скорпиуса. Я тоже часто спрашиваю, но не о нем, а у него. И знаешь… хотя он приезжает все еще крайне редко, но письма становятся длиннее и интереснее. Он так потрясающе описывает страны и города, в которых бывает, что создается полное ощущение, что я там побывала.
ОЙ, ПАПА!!! Забыла о самом главном. Теперь у меня есть собственная собака, которую вы стотыщлет не разрешали заводить, потому что у Хьюго аллергия на шерсть. Теперь в моей комнате, и что немаловажно, в кровати (не говори маме) спит маленькая рыжая и самая лохматая на свете собака — Бобби.
Не правда ли тебе интересно, откуда она?
Уговорил! Расскажу!
Вчера, когда мы с мистером Малфоем возвращались из кинотеатра, было совсем не поздно, и нам пришлось довольно долго идти по не магическим кварталам, чтобы найти безопасное для трансгрессии место. Как назло навстречу нам периодически попадались целые группы простецов. Учитывая то обстоятельство, что накрапывал мелкий дождь, а зонта не было ни у меня, ни у мистера Малфоя, улучшению его настроения это обстоятельство не способствовало. Поэтому, когда я увидела что-то маленькое и мохнатое, свернувшееся колечком у чьего-то порога, он только раздраженно фыркнул и попросил меня поторопиться, ведь я, конечно, поспешила к повизгивающему комочку.
Собака. Маленький щенок, который промок насквозь и жалобно так звал кого-нибудь на помощь. И я решилась. Решилась попросить, папа, чтобы взять его с собой. ТЫ бы видел выражение лица Малфоя, который, бедняга, не знал, под каким благовидным предлогом мне отказать. И пока он сомневался, я уже засунула дрожащую собачонку под мантию.
— Роза, у пса наверняка есть хозяин.
— Где? — задала я вопрос.
— Возможно, за этой дверью, — с этими словами он шагнул на порог незнакомого дома и решительно постучал в дверь. Ему открыла старая маггла. Такая старая, что, кажется, я никогда не видала таких старух. Мистер Малфой минут пятнадцать выяснял у нее о собаке, но без особого успеха. Бабушка забывала о чем речь, стоило свекру договорить предложение лишь до середины. Но он не сдавался долго, до тех самых пор он тряс несчастным Бобби перед носом бабки, пока она, наконец, не обозвала его идиотом и не захлопнула перед его носом дверь.
Папа, мне стоило огромных усилий сдержать приступ смеха, глядя на мистера Малфоя, у которого с волос и даже с кончика носа стекала вода, а он убеждал меня, что не так уж и холодно, не так сыро, что собаку можно оставить там, где мы ее нашли. Он размахивал щенком, как большой мокрой тряпкой, а Бобби воспользовался, и когда расстояние между ним и щекой Малфоя сократилось до минимума — малыш лизнул его. Во всю ширину своего языка.
Аргументы Малфоя закончились на следующем моем вопросе:
— Мистер Малфой, вы, кажется, говорили, что южная часть дома принадлежит нам со Скорпиусом?
— Да.
— Так можно мне забрать щенка на свою половину дома?
— Скорпиус не любит собак, — сделал он новую попытку. Видимо не в привычках Малфоя сдаваться.
— Еще как любит, — заключила я и окончательно устроила собаку под мантией.
В общем, я рада. Мистер Малфой — тоже, хотя пока ему успешно удается это скрывать. Но когда Бобби зажевал скатерть, а потом налил три лужи подряд, он только хмыкнул:
— Что это?
— Это лужи, мистер Малфой. Все малыши так делают.
— О, надо же, он даже писать САМ умеет?
Мне кажется, папа, что они поладят. Ведь мы с мистером Малфоем тоже почти поладили. Думаю, тебя это обрадует.
До скорой встречи, папочка! Целую!
Твоя Роза.
P.S.: Передай привет мамочке, расцелуй щечки моей бабушке, а дедушке передай, что все в силе, и завтра я обязательно сопровожу его на выставку маггловских двигателей».
Он смотрел на неё, ловя себя, как вор, за пальцы. К неутешительным выводам приводил его собственный разум. Во-первых (и это было самой главной причиной, по которой он смотрел на неё), Драко Малфою было невыносимо стыдно за сына. Конечно, он знал, что Скорпиус будет отсутствовать подолгу, но не предполагал, что его появления станут столь эпизодическими, что он сам будет проводить в обществе Розы гораздо больше времени, чем её собственный муж. А во-вторых, и это было весьма печально, мистер Малфой стал замечать, что ему нравится общество невестки. Нет, у него и мыслей не возникало, посмотреть на нее, как на женщину, ведь если не брать в расчет двадцать пять лет разницы, то можно придумать еще миллион других причин. Но Малфоя смешила ее непосредственность и простота. Мужчина заметил, что она любит сидеть на диване, довольно комично подвернув под себя ногу. Ни одна леди не могла бы себе такого позволить. Роза же при этом, весьма сосредоточено ковыряла пером в пергаменте, закусывала губу, скребла кончик носа и возвращалась к письму.
Драко с удовольствием наблюдал разрастающийся бардак вокруг Розы, когда она при его появлении быстро собирала разбросанные пергаменты в свою синюю папку, откуда они торчали подобно длинным языкам.
— Извините, это, кажется, ваша половина дома.
— Вы можете оставаться здесь, штраф будет взыскан с пограничников, пропустивших нарушителя, — шутил Драко.
— То есть вы не сердитесь?
— Почему я должен сердиться? Граница чисто условная. Просто мне не хотелось бы, чтобы в этой части дома царил такой же бардак, как у вас.
При этих словах Роза густо краснела, вспоминая большое, свежее пятно от горячего шоколада на ковре, которое еще вчера хотела убрать, но, конечно, о нём позабыла.
— Я исправлю, — молвила она.
— Я могу прочитать какие-нибудь из ваших записей? — он взглядом указывал на папку, что Роза прижимала к груди.
— Нет. Это мое. Ваши воспоминания принадлежат вам, то, что в этой папке — моё!
— Вы не хотите делиться? Как же вы тогда планируете издаваться, Роза?
— Я не хотела бы обсуждать это с вами. Ведь вы тоже не очень-то торопитесь ответить на мои вопросы.
И, признаться, он был почти готов.
Из мусорной корзины Драко Малфоя
1. Письмо сыну
2. Связаться с Тиа
3. Как отучить собаку грызть мебель? (поискать брошюру)
4. Забрать платье Розы.
5. Риддель на 14-00, подготовить документы
6. Разобраться с отчетом Бонса
7. Купить игрушку для Бобби
8. День рождения Дафны (подарок)
9. Приготовить ответ на запрос Министра
10. Совещание в 18-00 (все основные вопросы)
«Здравствуй, дорогой Скорпиус! Никак не могу решить, с чего начать письмо. Начну, пожалуй, с того, что теперь в нашем доме живет собака. Пса зовут Бобби, и он…»
«Тиа!
Нужно встретиться и поговорить. Что скажешь насчет вторника? Может быть в кафе, как обычно?»
====== Полная ложь правды ======
Я не то что схожу с ума, но устал за лето.
За рубашкой в комод полезешь, и день потерян.
Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла всё это —
города, человеков, но для начала зелень.
Стану спать не раздевшись или читать с любого
места чужую книгу, покамест остатки года,
переходят в положенном месте асфальт.
Свобода — это когда забываешь отчество у тирана,
а слюна во рту слаще халвы Шираза,
и, хотя твой мозг перекручен, как рог барана,
ничего не каплет из голубого глаза.
И. Бродский
Местечко это величается Хинтерцартен, а девушку, кажется, зовут Мици. Точно сноп спелых колосьев ложатся в руку ее светлые волосы, заплетенные в косички. Их сотни. Тонких. Ювелирных. Словно крошечные кометы — озорные искры в девичьих глазах. Кажется, ему стыдно. И нужно увести ее туда, где темно. Ведь, когда она касается его губ своими, день становится еще более знойным. Невыносимо жарким. Стоит дождаться, когда придет ночь и уронит на бок тончайший серебристый месяц.
Она — маггла, но это не имеет значения, потому что он давно знает: в умении размышлять и делать выводы любая из них может дать ему сто очков вперед.
Хинтерцартен — жаркий полдень, долгая ночь, туманное утро, стелющее безопасный пыльно-молочный тоннель мелких капель между гор, чтобы уйти и оставить ее спящей. Он запомнит, что ее звали Мици, и это не «кажется».
Точно. Горячо. Остро. Стыдно. Желанно, как преодолеть последнюю грань в воссоединении с самим собой.
…
Скорпиус бредёт по траве босиком. Бескрайний, зеленый летний океан расстилается перед ним. Пахнет полевыми цветами, утром и свежестью. Раньше этот аромат напоминал ему о Розе, заставлял сердце болезненно сжиматься, сигнализируя разуму о том, как он скучает.
Сейчас это не так. Больше он не чувствует и этого.
В нагрудном кармане расстегнутой рубашки уже два дня лежит пергамент, что принесла из дома семейная сова Малфоев. Скорпиус извлек письмо и поднес запечатанный свиток к лицу. У Розы новые духи, чуть более терпкие, чем раньше, характерные, наверное, для более взрослой, чем она, женщины. Ему никогда не нравилась мысль, что Роза взрослеет. Он любил весеннюю нимфу, которая лазила по деревьям гораздо быстрее него, огненный цветок ее волос: непокорный, застревающий между пальцами.
Письмо. Письмо! ПИСЬМО!!! Он должен, наконец, прочесть и ответить.
Сорвав печать, Скорпиус опускается в густую траву.
На колени падает фотография. Обычный маггловский снимок, наподобие тех, что они с женой делали, когда еще влюбленной парой гуляли по улочкам Лондона, забредая в кафе, согреться и просушить одежду, промоченную очередным дождем. На фотографии Роза — никакого пожара в прядях. Она поменяла цвет волос и укоротила их. Средне русая. Среднего роста. Средне… Закрывая лицо ладонями, Скорпиус упал на спину. Теплая влага под давящими на глаза пальцами. Будто так он мог сдержать слезы. Где-то рядом упала первая тяжелая капля. За ней вторая, третья. Дождь нашел его и здесь. Зазевавшегося, растерянного, потерянного… Убитого? Дождь пришел, чтобы смешать его слезы со своими?
Небо роняло воду, разбивалось о теплую землю. Вставать не хотелось, хотелось понять, где же он все-таки допустил ошибку. Ведь он действительно любил Розу, а теперь все?
И снова воспоминания закружили серые хороводы. Скорпиус вспоминал, как впервые привел Розу домой, и какое удовольствие испытал от скрипа отцовских зубов, когда объявил, что эта девушка — его невеста. Он был уверен в своем выборе. Тогда ему казалось, что если отец восстанет против их союза, он отречется от семьи, возьмет за руку свою рыжеволосую возлюбленную и уйдет прочь. Что же случилось с ним, с ней? Ведь нет рыжих волос. И Роза, она чья-то чужая… и ушел он один, не сжимая ничьих пальцев в своей ладони.
«Здравствуй, Роза!
Пишу тебе из тихого, Богом забытого места, под названием Хинтерцартен. Уже вижу твою попытку выговорить это слово. Даже не пытайся, ведь это Германия, а все, что говорят местные жители воспроизвести вслух гораздо сложнее, чем написать сочинение на древних рунах.
Здесь здорово. Непричесанные луга и такое же, в лохматых обрывках облаков, небо. Запах потрясающий: трава полевая впутывает шлейфы своих ароматов в дыхание ветра, и эту свободу, наполняющую легкие, не сравнишь ни с чем.
Хорошо, что в этот раз мне пришлось работать вдалеке от шумного Берлина, не в сердце суетливой Варшавы, здесь есть время подумать, побыть наедине с собой.
Читая твое последнее письмо, я улыбался каждой строчке. Как тебе удалось уговорить отца на щенка? Мне этой хитрости не дано было понять, и я промучился все детство, изводя родителей постоянным нытьем по поводу собаки. Тебе удалось сделать это сходу.
Ты спрашиваешь, скоро ли я приеду или просишь хотя бы раз взять тебя с собой. Я подумаю об этом, но только не в ближайший месяц. Мне предстоит визит в Россию и Японию, а это очень далеко. Кроме того обычаи в этих странах, говорят, довольно своеобразные, поэтому не хотел бы доставлять тебе неудобств. Рад, что вы с отцом потихоньку находите общий язык.
Скоро буду.
Скорпиус».
В обычный августовский вторник Драко Малфой непредусмотрительно пребывал в прекрасном настроении. Во-первых, ему удалось перенести рабочую встречу с позднего вечера на утро следующего дня, а во-вторых, он, наконец, закончил письмо сыну. Оно растянулось на три фута пергамента и содержало в себе новости за всё то время, что они не виделись, записанные мельчайшим, остробуквенным почерком мистера Малфоя.
Напевая себе под нос соответствующую случаю легкомысленную мелодию, мужчина выпустил из клетки сову по имени Винд и уже хотел привязать к её лапке тяжелый сверток, как вдруг его взгляд упал на пол совятни. «Даже здесь она теряет свои бумажки», — подумал Малфой, ведь в последнее время Роза действительно разбрасывала свои черновики по всему дому. Он намеревался забрать пергамент и при случае вернуть его рассеянной невестке, но шагнув к нему, увидел, что тот исписан почерком собственного сына.
Печать с пергамента была сорвана, сам он, по-видимому, выронен, а посему мужчина не видел ничего дурного, чтобы взять и прочитать его.
И он прочёл. Один раз, другой, и третий, будто первых двух оказалось мало. Взгляд метался от строки к строке, и мистер Малфой никак не мог взять в толк, что так сильно настораживает его в письме. «Здравствуй Роза»? «Россия»? «Традиции»? «Скоро буду. Скорпиус»?
Ему потребовалось практически выучить это короткое послание наизусть, чтобы понять: оно не содержит всех тех слов, которые влюбленные мужчины пишут своим девушкам, женам, любовницам.
Драко и сам в начале министерской карьеры часто выезжал из дома, и если уж ему не предоставлялась возможность взять жену с собой, он буквально заваливал ее письмами, да так, что совы, переносившие корреспонденцию молодых Малфоев, смотрели на них с недоверием и даже опасливо.
А письма… при воспоминании о том, ЧТО он писал своей Асти, Драко не смог сдержать улыбки, ведь помимо интимных признаний и слов любви, он расписывал каждую минуту жизни без нее, рассказывал, как это сложно. Какие слова содержали послания, не воспроизведет даже поэт. Да и сам Драко теперь на такое вряд ли уже способен.
Письмо Скорпиуса своей жене казалось достойным кисти художника. По нему даже слепой живописец смог бы нарисовать чудесный пейзаж неведомого Хинтерцартена — столь красиво, подробно и поэтично юноша повествовал о неизвестном городе. К пергаменту была прикреплена и открытка: сладкая вата облаков в кобальтовом небе, налитые спелостью травы. И ни одного, даже самого короткого слова нежности.
Не думая о том, что он делает, и как, возможно, дорого это письмо для Розы, Драко мнет послание. Искажается небо на фотографии, трескается краска. Ему снова до бессильной злости жаль. Жаль Розу Малфой.
…
Драко все же отправляет собственное письмо и долго смотрит вслед тяжело летящей сипухе. Ему все еще кажется, что он слышит шорох ее крыльев, хотя птица давно уже скрылась за горизонтом. Кулак его разжимается, и смятый пергамент падает на перепачканный пометом пол. Он наступает на письмо, покидая совятню.
Она возвращается почти поздно, не переходя, однако, той грани, когда приличной, замужней женщине следует вернуться домой, к ужину. Латунные стрелки старинных настенных часов показывают без четверти семь, когда открывается входная дверь, и на пороге возникает Роза.