– Димка, когда ты приехал?!
– Варвара, кто там? Оладьи сгорели!
– Ты… не одна? – спросил Димка, сделал шаг назад и стыдливо потупился, как на просмотре кинофильма «Еще раз про любовь», куда их водили всем классом.
– Я не одна. У меня Таня ночевала, подруга. Слушай, почему мы стоим в коридоре? – Его рука под тканью синей куртки была толстой и теплой, как в былые времена. Варвара держалась за эту руку и, не отрываясь, смотрела ему в лицо, и даже приплясывала от радости.
– Наверное, потому, что тебе неудобно пригласить меня войти, – предположил Димка, и Варвара фыркнула:
– Ты совсем лишился ума в своей Америке! Пошли! Пошли скорее!
«Скорее» не получилось, потому что у него был рюкзак величиной со стог сена, еще сумка и еще один рюкзак, поменьше.
– Господи, ты что, не заходил домой?!
– Я заходил, – пропыхтел Димка, втаскивая в прихожую – шкаф из гарнитура «Хельга» – всю свою поклажу, – но я их не предупредил. Я хотел, чтобы был… неожиданность. Сюрприз, вот что.
– Ты разучился говорить по-русски? – уточнила Варвара. За лямку она тянула рюкзак, который поменьше.
– Нет. Но я быстро разучиваюсь. Мне не с кем говорить по-русски.
Варвара перелезла через гору вещей, загромоздивших ее прихожую-шкаф, и захлопнула дверь в коридор. Соседка, выглянувшая на шум, уже считала свои банки, откинув старое одеяло, загибала пальцы и шевелила губами.
– Доброе утро, – сказала Варвара соседской спине и быстро захлопнула дверь.
– Варвара, кто там с тобой?! Мы сейчас на работу опоздаем! И оладьи сгорели! Ты слышишь?!
– Димка приехал, – завопила в ответ Варвара. – Димка Волков! Из Америки. Так почему ты не пошел домой, я не поняла? Что за сюрприз?
– Я не хотел, чтобы родители меня встречали. Я хотел, чтобы… неожиданно.
– Все ясно! – перебила Варвара с удовольствием. – Ты приперся из своей Америки, а дома никого нет. Йес?
– Йес, – подтвердил Димка, усмехнувшись.
– Какой еще Волков? – недовольно спросила Таня, появляясь в дверях кухни.
На ней была выцветшая розовая майка с собачьей мордой на животе – морда заканчивалась чуть выше монументальных молочно-белых коленок. Буйные кудри стояли дыбом. В руке деревянная лопаточка с обгорелой куцей ручкой. На веках – по пол-ломтика свежего огурца.
В конце концов каждый по-своему приводит себя в порядок наутро после «девичника». Варвара верила в капустный лист, а Танька – в огурцы.
– Здравствуйте, – отчетливо выговорил вежливый Димка, – простите меня за непрошеное вторжение. Я не мог предупредить, потому что мой мобильный телефон не может быть настроен на русскую мобильную сеть.
Тут Танька очухалась, содрала с себя огурцы и юркнула в ближайшую дверь.
– Здравствуйте, – прокричала она оттуда, – не обращайте на нас внимания. Мы не ждали гостей.
– Если я не вовремя… – снова затянул свою песню Дима Волков, и Варвара пнула его в плечо.
– Ты что, – спросила она, не отпуская плечо, прикрытое толстой курткой, – ненормальный? Раздевайся скорей, и давайте кофе пить! Только оладьи сгорели. Неужели ты прямо с самолета?!
Он кивнул, вешая на крючок свою куртку.
– Я забыл, что у мамы может быть дежурство. У нее, скорее всего, дежурство, а папа, наверное, в командировке. Обычно он уходит на работу около девяти, а я приехал в половине восьмого.
– А может, он в булочную пошел, – предположила Варвара, – позвони, если хочешь. Но даже если он вернулся, – крикнула она уже из кухни, – все равно мы сначала кофе выпьем. Таня, вылезай! Господи, мы, наверное, года три не виделись! Какой ты молодец, что приехал, Димка!
– Варвара, дай мне мои штаны, – приглушенно попросила Таня из-за двери, – я не могу выйти.
– Сейчас. Димка, ты позвонил?
– Звоню. Пока никто не подходит.
– Ну, значит, нет никого! Иди сюда, я хоть посмотрю на тебя! На, – и она сунула брюки в открывшуюся дверную щель. – Димка, тебе чай или кофе?
– Кофе, – ответил он у нее из-за спины – очень близко, и она обернулась с веселым удивлением.
Он почти не изменился, Дима Волков, который тискал ее ладонь своей большой влажной ладонью и выразительно сопел. Он остался огромным, розовощеким, смущенным, близоруким и белобрысым. Как всегда.
Какое счастье, что – как всегда.
– Вот Лидия Владимировна обрадуется, – глядя ему в лицо, пробормотала Варвара, взяла его за руку и подтащила к окну, чтобы рассмотреть получше.
Пожалуй, он стал старше и, кажется, еще больше, чем раньше. Может, от того, что перестал сутулиться. Белый пух на щеках, похожий на свалявшийся войлок, исчез. Слоновьи глазки за стеклами широких очков смотрели на Варвару с радостным удивлением, как будто он тоже позабыл, какая она, и теперь вспоминал, и вспоминать ему было приятно. На нем был темно-синий свитер крупной вязки и светлые джинсы, как в голливудском кино про горных спасателей.
– Димка, – сказала Варвара, рассматривая его, – я даже не пойму, изменился ты или нет. По-моему, нет. Или да?
– Нет, – ответил он смущенно, – ты тоже – нет. Совсем. Я тебя помню точно такой же.
Сначала они учились в одном классе, а потом в одном институте. Варвара поступила в него потому, что ездить было недалеко, а Димка потому, что мечтал о высокой науке.
Варвара училась на тройки, слегка, для разнообразия, разбавляя их то двойками, то четверками, а Димка был отличник, умница, гордость факультета и радость деканата. Почему-то в этом очень трудном, элитном и еще черт знает каком институте для особенно умных не приняты были обыкновенные студенческие штучки вроде шпаргалок или списывания друг у друга контрольных во время отлучек в туалет. Каждый из «особенно умных» как-то особенно гордился своим умом и не собирался делиться им с дурехами вроде Варвары. В группе она была единственной девушкой, и ей казалось, что ее тупоумие доставляет парням удовольствие и значительно повышает их собственную значимость. Никто из них не был так туп и не учился так плохо, как Варвара. Только Димка, единственный из всех по-настоящему талантливый, всегда помогал ей. Он решал за нее контрольные и «задания» – на каждый семестр полагалось по два «задания». Пухлая брошюра с желтыми страницами, изданная репринтным способом, вызывала у Варвары приступ паники, уже когда она получала ее в библиотеке. Она точно знала, что не сможет никогда ничего решить, даже под страхом расстрела – все равно не сможет. Варвара представляла себе инквизиторов – авторов пухлой брошюры с «заданием», – как они выдумывают задачи посложнее и позаковыристей, как потирают сухие ручки, как прищуривают иезуитские глазки, радуясь тому, что тупицам, вроде Варвары, никогда не прорваться сквозь возведенные ими баррикады.
Варвара и не прорвалась бы, если бы не Димка.
Окончив институт, он очень быстро и легко защитил все диссертации, получил все существующие степени, с тоской огляделся вокруг и понял, что нужно уезжать.
– Чучелом или тушкой, – грустно сказал он Варваре, когда пришел объявлять, что ищет себе работу «там».
– Что это значит? – не поняла Варвара.
– Это значит анекдот, – объяснил Димка. – Ты не знаешь? В Израиль уезжает старый еврей, а в клетке у него старый-престарый попугай. Таможенник говорит – птиц можно провозить только чучелом или тушкой, больше никак. Еврей плачет и клянется, что этот попугай в их семье уже лет сто и все такое. Ну вот. Попугай слушал, слушал, а потом говорит: «Брось ты, Фима!.. Чучелом или тушкой, а уезжать надо!»
– Ты же доктор наук, – сказала Варвара, рассматривая его. Он печалился, болтал ложкой в чае, прятал глаза. – Тебе почти двадцать семь лет, а ты доктор наук. Зачем тебе непременно уезжать, если ты так не хочешь?
– Не хочу, – признался Димка, – и родителей не хочу оставлять и… вообще. Но если меня хоть куда-нибудь возьмут, уеду.
– Почему?!
– Потому что наука в этой стране кончилась, – ответил Димка резко и поморщился. Он не любил красивых фраз и стеснялся, когда приходилось их произносить, – нет науки, все. И на протяжении нашей жизни больше не будет.
– Почему?
– Потому что вкладывать деньги в теоретическую науку могут позволить себе только очень богатые страны. Зачем она нужна бедным, эта наука?! Из моей диссертации штаны не сошьешь, а для того чтобы я ее написал, знаешь, сколько денег нужно угрохать? Сначала на то, чтобы меня выучить, потом на то, чтобы обеспечить меня работой, потом на то, чтобы выделить мне экспериментальную и всякую прочую техническую базу!.. Мне надо зарплату платить, на конференции вывозить – я же не медведь в берлоге, чтобы нормально работать, мне нужно знать, кто и чем занимается в мире.
– Дим, но у нас же самая сильная в мире наука. Была.
– У вас – это у кого? – осведомился Димка и перестал болтать ложкой. Слоновьи глазки стали зелеными от злости. – Эта страна семьдесят лет работала только на войну, и ее наука работала только на войну. Очень успешно работала, между прочим. Отлично работала. Автомат Калашникова, «Су-27», «Миг-29». Если наши не профукают, все это еще вполне можно продавать и делать на этом бизнес. Но на науку денег все равно не хватит, даже если продать все, включая нашего директора. Хватит только на поддержание видимости, что вроде бы она у нас есть и поэтому мы не сырьевой придаток вроде Венесуэлы с Бразилией, а держава!
– Дим…
– Что? Как только отменили войну, отменили чохом всю нашу науку. Мне вчера предложили секретное исследование, под которое институту дают деньги. Отказаться не могу, иначе весь отдел по миру пойдет, во главе со мной. Хочешь, тему скажу?
– Секретную?
– Супер. «Истребление саранчи с помощью лазерной пушки, установленной на вертолете».
– Это что? Шутка? – спросила Варвара, хотя по Димкиному лицу было видно, что никакая это не шутка.
– Так что если возьмут – уеду, – неожиданно закончил Димка.
Конечно, его «взяли», и он уехал.
Варвара состояла с ним в более или менее бессмысленной компьютерной переписке – «Дорогая Варвара, поздравляю тебя с наступающим Рождеством», «Дорогой Дима, получила твое письмо и очень рада», – раза по два в год навещала его родителей, пила с ними чай на тесной кухоньке, рассматривала фотографии, которые присылал любящий сын, слушала рассказы о его успехах. Успехов было немало. Он быстро получил профессорскую должность, переехал из съемной квартиры в небольшой домик с белым забором и зеленой лужайкой, купил машину, завел дополнительный счет в банке и на уик-энды ездил кататься на горных лыжах.
Образцовый американец конца девяностых. Только Димка не был американцем.
– Как это ты родителей не предупредил? – после довольно долгого молчания ни с того ни с сего спросила Варвара. – Все-таки мужики – дураки. А если Лидию Владимировну сердечный приступ хватит?
– Надеюсь, что нет, – сказал Димка, подумав, – вообще-то я писал, что собираюсь приехать, только не писал, когда. Чтобы не волновать. А ты? Ты как?
– Хорошо! – уверила его Варвара. – Секретаршей была, секретаршей и осталась. Правда, я теперь секретарша генерального директора. Моего шефа повысили, и я вместе с ним повысилась. Мужа нет, детей тоже. Если бы завелись, я бы тебе написала.
– Надеюсь, – пробормотал Димка и неожиданно поднялся, чуть не задев головой красный фонарик в форме тыквы.
– Ты что?
– Доброе утро, – пробасил Димка, – меня зовут Дима Волков. Я старый друг Варвары.
– Здрасьте, – буркнула Таня, протискиваясь за Варвариной спиной к плите, – я так и поняла.
– Это Таня, – представила ее Варвара, – моя подруга. У нас вчера был девичник, пьянство и дебош.
– Какой-то праздник? – спросил Димка, подумав.
– Большой, – Таня отхлебнула кофе из белой кружки. Она терпеть не могла кофейные чашки и всегда пила кофе только из громадных кружек. – У нас был праздник непослушания. Мои родители уехали отдыхать и увезли с собой моего сына. Мы праздновали свободу.
– Это отлично, – одобрил Димка.
– Ты садись, – посоветовала Варвара, – ты очень много места занимаешь.
Димка послушно сел и даже сделал попытку задвинуться под подоконник.
– Тань, ты тоже садись.
– Я хочу сделать бутерброды. Оладьи-то сгорели.
– Оладьи вполне ничего, съедобные. Чуть-чуть только черные, с одной стороны.
– Я с удовольствием съем, – вступил Димка, – я давно не ел никаких оладий. Даже сгоревших.
– Да ничего они не сгорели. Это Танька все придумала!
– А вы в Америке живете, да? В штате Канзас?
– Нет, – ответил удивленный Димка, – в штате Техас.
– У вас ранчо и вы знаменитый скотовод?
– Я физик, – сказал Димка, как бы оправдываясь, – я работаю в университете. В Хьюстоне. У нас… хороший университет.
– У ва-ас?
– Тань, что ты к нему привязалась?
– Я не привязалась. Возьмите меня на работу в штат Техас, Дмитрий. Я тоже буду ученым. Или скотоводом, мне все равно.
Димка вежливо молчал.
– Васька будет ходить в американскую школу, выучится говорить по-английски, я найму ему беби-ситера, и его никто не побьет в подъезде, не заберет в армию и не убьет в Чечне.
– Дим, тебе молоко или сливки?
– Ничего не нужно, спасибо.
– В Техасе не пьют с молоком?
– Кто-то пьет, – ответил Димка и улыбнулся, – кто-то не пьет. Я не пью. Я еще в Москве… не пил с молоком. В Техасе… продолжаю не пить.
– А зачем вы приехали? Привезли на родину гуманитарную помощь?
– Он приехал к родителям, – укоризненно произнесла Варвара и за Димкиной спиной погрозила подруге лопаткой с куцей ручкой, – я тебе рассказывала. Лидия Владимировна и Евгений Васильевич. Они живут в соседнем подъезде.
– Что ж вы родителей в соседнем подъезде бросили, а сами в Техас укатили, Дмитрий?
Димка, прикрываясь кружкой, испуганно на нее косился.
– Вообще-то пока они не собираются переезжать, – сказал он осторожно, – но надеюсь, что в будущем сумею их уговорить. Уговорить моих родителей переехать, да еще за границу – непросто. А вы… кто?
– Я? – переспросила Таня. – А я подруга Варвары. Меня зовут Таня. А вы кто?
– Нет, я не в этом смысле. Где вы работаете, наверное, так нужно спросить.
– Я работаю в поликлинике. Врачом на приеме.
– Моя мама тоже врач, – с неуместной американской радостью сообщил Димка, как будто делал Тане подарок, – она отличный врач, работает в военном госпитале. Имени… имени Буденного.
– Имени Бурденко, – поправила Таня и впервые улыбнулась человеческой улыбкой.
– Да, – торопливо согласился Димка и покраснел, – конечно, имени Бурденко. Варвара, можно я еще раз позвоню?
– Ну конечно! – И как только он вышел, снова чуть не задев головой красную тыкву, Варвара накинулась на Таню: – Что это ты к нему привязалась со скотоводом каким-то?! Чего тебе от него надо? Какая тебе разница, в Техасе или в Канзасе?!
– Ничего мне от него не надо, – сердито зашипела в ответ Таня, – просто он в Америке живет и думает, что тут его все ждут с распростертыми объятиями!..
– Да его и ждут! Родители ждут! И я его люблю, и тоже с распростертыми объятиями…
– Тогда выходи за него замуж и вали в Америку! В штат Техас!..
– Да при чем тут замуж?! Он никогда мне не предлагал замуж, да я и не пойду! А ты лучше доедай и давай в свою поликлинику! На прием.
– Елки-палки! – вскрикнула Таня, глянув на крошечные часики, обвившие пухлое запястье, и стала, обжигаясь, глотать кофе. – Время-то!..
– Вот-вот. Если он сейчас не дозвонится, придется мне на работу не ходить, – добавила она озабоченно. – Я же его одного не брошу в пустой квартире! Он, небось, десять часов летел…
– Тринадцать, – поправил Димка из дверного проема, – я сначала до Нью-Йорка летел. Три с половиной часа. А потом из Нью-Йорка до Москвы. Родителей нет. А записная книжка с маминым рабочим телефоном осталась… в Америке.
– Господи ты боже мой… – фыркнула Таня не очень громко, но так, чтобы он расслышал. Варвара пнула ее в плечо.
– Но из-за меня не надо оставаться дома. Если ты разрешишь, я бы поспал немного. В самолете я не спал. Я плохо переношу самолет.