Не слишком-то много сведений.
Зато паренька весьма увлекли сочинения, повествующие о похождениях благородных героев. Особенно заинтересовало Отфрида выражение «возлечь», непременно завершающее сюжеты с прекрасными дамами… Четырнадцатилетний баронет уже начал заглядываться на молоденьких горожанок, когда бывал с отцом в Трибуре и Мергене… Баронет гораздо лучше разбирался в способах заточки клинков, чем в девушках, и всей душой мечтал исправить упущение. Частенько он останавливался перед старинной мозаикой и подолгу разглядывал волнующие изгибы женских фигур, и белокожих томных красоток, окружающих римского гостя, и танцующую вдалеке от общего веселья смуглую брюнетку с угрюмым лицом. Древний скульптор — грек или кто он там — был великим искусником, ни в одном фолианте из отцовской библиотеки не отыскалось ничего столь же возбуждающе прекрасного. Мрачная танцовщица запомнилась подростку. Даже несколько раз приснилась.
* * *
Пока Отфрид мечтал, дело с Трибуром двигалось к запланированному финалу, и наконец горожане отказались признавать Лоренета сеньором, поскольку он, негодный господин, не в состоянии защитить вассалов. Разумеется, община направила письма его светлости Осперу, в столицу королю, а еще епископу — прошение дозволить трибурцам отступиться от клятвы.
Бедняга Лоренет, раздавленный неудачами, оказался уже не в силах привести непокорных горожан к повиновению военным путем; его поместье было разорено, дела пришли в беспорядок. Разумеется, в ответ на письмо с отказом от ленной присяги Трибур получил послание, в котором угрозы перемежались с увещеваниями… но подкрепить претензии военной силой господин уже не мог. Граф также не стал поддерживать Лоренета в его притязаниях. Город освободился от вассальной зависимости.
Однако община напрасно надеялась, что настанут счастливые деньки. Господин Сьердан совершенно обнаглел. Теперь, когда злодею не приходилось опасаться Лоренета, он устроил укрепленный лагерь на расстоянии трех полетов стрелы от трибурских ворот и грабил кого хотел под самыми стенами. Горожане созвали ополчение и взяли бастилию Сьердана штурмом. Месяцем позже рыцарь-разбойник возвратился с вновь набранным отрядом наемников и принялся за старое…
Трибурские синдики собрались на совет.
«Друг общины» барон Игмор в тот день оказался в городе, и его пригласили принять участие в обсуждении проблемы. Несколько бюргеров помоложе обрушились на барона с упреками — дескать, проклятому злодею покровительствует родич Игмора. В ответ барон, ухмыляясь в дремучую бороду, развел руками — господин Эрлайл такой же владетельный сеньор, как и сам барон, и он, Фэдмар, не властен принудить кузена отказаться от дружбы с тем, кто ему, кузену, мил. Впрочем, барон пообещал съездить в Эрлайл и обратиться к родичу с увещеваниями. Уже покидая ратушный зал, Игмор обернулся и с порога бросил через плечо — дескать, если бы у трибурцев был сильный сеньор, уж он-то защитил бы город от разбойников…
Только теперь те из горожан, кто посмекалистее, начали догадываться об истинных мотивах барона. Но большинство не верили — как-никак три года кряду господин Игмор поддерживал общину в борьбе за свободу…
Фэдмар в самом деле навестил кузена в Эрлайле. С собой барон прихватил сумму, достаточную для того, чтобы Сьердан мог еще не меньше полугода содержать своих наемников…
Во время отцовской отлучки Отфрид предпринял попытку пробраться в спальню барона, где тот прятал запретную книгу. Баронету удалось отпереть замок и проникнуть в комнату, но беглый осмотр не выявил искомого, а устраивать серьезный обыск парень не решался — опасался быть уличенным. Неудача только подогрела в нем желание овладеть таинственным фолиантом — раз уж отец так тщательно прячет его, значит, есть тому причины! Очень хотелось вызнать, что за тайное проклятие довлеет над женщинами семейства Игмор и куда подевалось былое могущество рода. И еще — что такое «эромахия»?
* * *
Вернувшись от кузена, барон позвал сына и объявил:
— Отфрид, плод созрел. Вот-вот свалится, остается только протянуть руку. Идем со мной.
По дороге Фэдмар рассказывал:
— Этот мерзавец Сьердан жаден и неглуп. Я даю прощелыге деньги — немного, но вполне достаточно, чтобы содержать отряд. Вдобавок ему достается кое-какая добыча… У мерзавца хватает ума точно следовать инструкциям Удвина и не хапать сверх меры. Боюсь, когда он с нашей помощью поднимется из грязи, станет опасным соседом. Ничего, пока что главное — Трибур. Понимаешь?
— Да, отец.
— Сейчас их выборные заседают почти непрерывно. Никак не могут решить, что делать с этой своей свободой.
— Да, отец.
— Ничего, я им подскажу…
Барон привел парня в кабинет и остановился перед гобеленом, изображающим батальные сцены. Внизу рыцари на поджарых лошадках, выставив пики, гнали по полю пехоту, побежденные бросали оружие. Повыше было изображение битвы, там кавалерия только теснила пеших противников, сомкнувших большие миндалевидные щиты. Сражение и преследование разделяла толстая горизонтальная черта. Отфрид оглядел вытканных воинов и выжидающе уставился на отца. Тот, ухмыляясь в бороду, завернул грубое полотно и накинул край на гвоздь.
— Видишь?
— Что именно, отец?
Перед Отфридом была стена из грубо отесанных камней.
— Нет, не видишь, — удовлетворенно констатировал барон. — Смотри теперь.
Старший Игмор медленно, чтобы сын успел разглядеть и запомнить, положил руку на булыжник с черной прожилкой и с силой надавил. Что-то глухо щелкнуло. Фэдмар ткнул растопыренными пальцами пониже приметного камня — часть кладки повернулась, открывая нишу прямоугольной формы. Мальчик заглянул из-под отцовской руки — внутри покоились туго набитые мешочки. Барон вытянул один и подкинул на ладони. Мешочек звякнул. Фэдмар подумал с минуту и, пробормотав: «Эти бюргеры жадны», — взял еще.
— Завтра отправимся в город. Что уставился? Я нарочно показываю тебе, где лежит серебро. Ты уже большой, Отфрид, теперь я тебе доверяю. Понял?
— Да, отец.
— Если со мной что-то случится, это серебро поможет тебе продержаться… хотя бы на первых порах.
— Да, отец. Баронет пялился в темный проем, пока отец не вернул камень на место и не опустил гобелен с вытканной битвой. Отфрид надеялся высмотреть, где барон прячет «Историю Игморов». В тайнике книги не было. Хотя отец сказал, что доверяет, — однако фолиант по-прежнему был для сына под запретом. «Что-то есть в старой книге, — подумал Отфрид, — что-то такое, что старик бережет от меня более, чем деньги…» Вслух, конечно, он ничего не сказал.
* * *
Днем позже барон отправился в Трибур — «на приступ», как он сам выразился. С собой Игмор взял полтора десятка латников. Отфрид тоже поехал с отцом. Перед городом дорога сворачивала, огибая невысокий холм. На возвышенности баронет увидел воинский лагерь — повозки, палатки. С одной стороны холм защищал прорытый вешней водой овраг, с другой — там, где проходила дорога, — вбитые колья в рост человека, переплетенные лозой, и опрокинутые набок повозки. За оградой разгуливали вооруженные люди, поднимался дым костров. Стан разбойника Сьердана. Лагерь на холме выглядел довольно убого, но баронет хорошо видел — взять в конном строю его будет непросто.
Разбойники проводили баронский конвой равнодушными взглядами — хорошо вооруженный отряд их не интересовал, слишком трудная добыча.
В Трибуре барон занял лучшие комнаты на постоялом дворе и вроде бы ничем не занимался.
Но Отфрид знал — по вечерам отец тайно встречается с членами городского совета. Не со всеми, разумеется, а с теми, кто мыслит более здраво и практично. Этим барон старательно вдалбливал: сильный господин куда предпочтительнее, чем сомнительные блага свободы, и особенно хорошо будет тем, кто продемонстрирует господину преданность. Что толку в «свободе», когда все равны? А Игмор готов выделить лучших и возвысить их над толпой. Лучшим есть над чем задуматься, ох есть…
В то время как барон обделывал свои делишки, Отфрид и латники, приехавшие в город, скучали. В непрерывной череде пиров, набегов и стычек они отвыкли жить спокойно и мирно, а потому чувствовали некоторую неуверенность, ожидали подвоха.
Баронет несколько раз выезжал за ворота — поглядеть на лагерь Сьердана. Однажды он стал свидетелем разбойного нападения на купцов. Вернее, увидеть Отфриду ничего не удалось — стычка произошла по другую сторону холма. Сперва парень даже не сообразил, что именно там стряслось, — ветер донес крики и звон металла, весьма отдаленно напоминающие звуки боя. С опозданием баронет сообразил, что за бугром идет драка — ни бряцанья доспехов, ни громко выкрикиваемых девизов. Разбой на большой дороге все же несколько отличается от благородной схватки. Потом из-за холма показались повозки. В этот раз купцам удалось отбиться, люди Сьерадана захватили только один фургон с товаром. Избитые купцы оборачивались, сыпали проклятия, грозили кулаками, не забывая при этом нахлестывать коней. Разбойники провожали беглецов обидными насмешливыми выкриками.
Вечером баронет пересказал увиденное отцу, но Фэдмар отмахнулся:
— Пусть. Завтра заседание совета общины, там все решится. Скоро этих купцов щипать буду я, а не Сьердан. — Затем, перехватив недоуменный взгляд сына, пояснил: — Я имею в виду, на законных основаниях. Подати цехов, налоги с торговли — верный доход. Мы сможем увеличить число латников и… — Игмор по привычке запустил руку в дремучие заросли на подбородке и задумался.
У барона были далеко идущие планы… У Отфрида — тоже. Он собирался просить отца доверить какое-нибудь самостоятельное дело. Например, представлять Игморов в Трибуре, собирать подати и охранять горожан от разбойников. После того как они с отцом станут хозяевами, Сьердана надо будет уничтожить, раз уж отец полагает, что со временем разбойник может стать опасным.
Отфрид попытался заговорить с бароном, но тот был совершенно погружен в собственные мысли. Фэдмара слишком занимал завтрашний совет, чтобы он обратил внимание на тонкие намеки сына. Разговора не вышло.
* * *
Наутро Фэдмар отправился в ратушу, чтобы присутствовать на заседании совета города. Отфрид выспался (дома, в Игморе, приходилось вставать куда раньше) и отправился на рынок. Просто так, поглазеть на городскую жизнь. Четверо солдат, которым барон велел неотступно следовать за наследником, отправились с парнем. Поехали, как обычно, верхом. Этот способ передвижения был предпочтительнее — всадник в тесноте городской улицы менее поворотлив, но Отфрид никуда не спешил, а так пешеходы сторонятся, уступая дорогу, и сразу видно, кто здесь выше. Игмор — выше всех.
Баронет лениво ехал вдоль торговых рядов, разглядывая не столько товары, сколько молоденьких горожанок. Его внимание привлекла блондинка с глубоким вырезом на платье. Румяная пухленькая девица лет восемнадцати. Ничем в общем-то не примечательная — однако баронет сразу выделил ее из толпы. На какой-то миг подростку показалось, что девушка похожа на одну из спутниц Вакха — там, на игморской мозаике. Отфрид направил коня следом за горожанкой, объехал и украдкой взглянул ей в лицо — нет, не похожа. Но все же что-то в ней было особенное, во всяком случае так решил юный Игмор. Сам себя не понимая, баронет поехал за девушкой, медленно, но и не теряя незнакомку из виду. Возможно, случись им познакомиться или хотя бы встретиться еще раз-другой — из мимолетного взгляда, из случайного впечатления могла бы вырасти первая юношеская влюбленность Отфрида Игмора… Но получилось иначе.
Блондинка вышла на площадь. То ли она не обращала внимания на пятерых всадников, следующих за ней, то ли делала вид, что не обращает внимания. Первое вполне возможно — баронет с солдатами просто ехал от рыночной площади к ратушной, передвигались они с обычной скоростью… Мало ли зачем едут по городу господа?
Отфрид, опустив голову, тайком косился на соблазнительно колышущиеся прелести шагающей впереди девушки и ощущал в груди странное томление. Никогда прежде с баронетом подобного не случалось — странное чувство, странное!..
Перед ратушей стояли около десятка молодых людей, по виду — подмастерья. Смеялись, болтали, размахивали руками. Странно, что они в будний день не работают в своих мастерских, но об этом баронет не задумывался. Поймав краем глаза группу горожан и услыхав хохот, Отфрид вдруг решил, что смеются над ним. С чего эта мысль пришла к нему? Бог весть… Досада на самого себя, смятение из-за незнакомых ощущений, общее недовольство миром, свойственное четырнадцатилетнему подростку, — все сплелось воедино, вспыхнуло в груди баронета. Отфрид свернул и приблизился к группе молодых трибурцев. Те притихли, поглядывая снизу вверх на всадника. Глядели, впрочем, довольно нагло — это правда. Отфрид заставил коня сделать еще шаг, выпростал сапог из стремени и неожиданно сильно ударил в лицо самого нахального из местных парней. Спроси его кто в этот миг, из-за чего он так поступает, баронет не знал бы, что ответить. Но спрашивать было некому и некогда. Все разом пришли в движение — подмастерья схватили ножи и палки, невесть по какой причине имевшиеся у них под рукой, солдаты конвоя кинулись на выручку к баронету, обнажая мечи. Вспыхнула потасовка, почти сразу же и завершившаяся. Подмастерья бежали, оставив у дверей ратуши три неподвижных тела. Из тех, кто скрылся, большинство были ранены.
На шум из здания высыпали члены трибурского совета и барон. Бюргер, первым показавшийся в дверях, почему-то выкрикнул: «Сюда! Бей предателей!» — однако при виде окровавленных тел и вооруженных всадников смешался и сунулся обратно. Его подхватили и вытолкали наружу те, что бежали следом… Драка уже прекратилась. Отфрид спрыгнул с коня и подошел к отцу, вытирая на ходу окровавленный клинок. Фэдмар отвесил сыну мощную оплеуху, от которой парень покатился кубарем по земле. Отфрид мигом вскочил, стискивая побелевшими пальцами рукоять оружия.
— Возвращайся на постоялый двор, гаденыш! — рявкнул барон. — Сиди там и носа не высовывай! Астон!
Названный латник поспешно подбежал к сеньору и склонился, ожидая приказов.
— Астон, пригляди за баронетом, чтобы он не смел появляться в городе! Головой ответишь! — И тише добавил: — Оружие держать наготове. Здесь дело нечисто…
* * *
Ожидая барона, Отфрид дулся и судорожно пытался сообразить, как себя вести. Никогда прежде ни отец, ни кто-либо другой не поднимал на него руку, и теперь парень то возмущенно мечтал о мести, то… то… сам не знал, как быть. Сейчас он старался подыскать несуществующие провинности подмастерьев, которыми можно было бы объяснить внезапно вспыхнувший гнев. Выходило неубедительно — подросток уже чувствовал, как нелепо прозвучат его выдумки.
Возвратился старший Игмор затемно. Вошел в комнату, где баронет злился на себя и на весь мир, сидя в темноте. Поставил на стол свечу, оглядел нахохлившегося сына и в ответ на сбивчивые: «Отец, я никогда не… никогда не смей меня…» — только махнул рукой и ухмыльнулся:
— Судьба.
Отфрид удивленно примолк.
— Игморы не просят прощения, сын, потому я не извиняюсь. Да ты и в самом деле виноват. Ты совершил непростительную глупость, напав на городских в тот момент, когда их старшие спорили, проситься ли под мою руку. Ты мог все испортить.
— Но, отец! Они же оскорбили меня! Они…
— Молчи лучше. Молчи и слушай. Совет нынче с утра пошел не в нашу пользу, есть там один человечишко… — Барон покачал головой. — Надо же, какая мелкая пакость этот старшина ткачей, однако сумел переорать почти всех. Правда, когда ты затеял свару на площади, дело еще не решилось.
— Отец, я не… — Рассудительные слова и незлобивый тон отца окончательно обескуражили Отфрида.
— Погоди, дай закончить. — Фэдмар в самом деле был настроен вполне благодушно. — Этот ткач, как оказалось, привел на площадь десяток своих работников и велел им, если даст сигнал, вломиться в ратушу и силой заставить синдиков голосовать против меня. Вот с ними ты и схватился.