— О, значит, про Тэли ты всё помнишь, — скривился лорд. Его вдруг посетила одна отчаянная и глупая идея, — что ж, давай попробуем освежить твою помять. Идем, — бросил он и, не глядя на неё, направился в дом.
Прошел через кухню и холл, поднялся по лестнице. Джая неотступно следовала за ним, ничего не спрашивая. Вошли в кабинет.
Джеймс перевел дыхание и заметил, что всё еще сжимает в руке бутылку. Медленно поставил её на стол. Затем подошел к картине с парусником, снял её, открыл сейф.
Внутри лежал длинный узкий сверток. Джеймс достал его и с видимой небрежностью положил на стол.
— Вот, посмотри, и скажи, не видела ли ты это в магазине мистера Кинзмана? Вероятнее всего, он был у него какое-то время после твоего приезда. А, может быть, он упоминал о нем позже?
Джая боязливо подошла к столу и, едва касаясь ткани кончиками пальцев, развернула сверток. Она словно ожидала, что оттуда выпрыгнет кобра. Но увиденное произвело на неё не меньшее впечатление.
В свертке лежал длинный узкий кинжал из потемневшего металла. По лезвию струилась вязь каких-то знаков. Рукоятка, напротив, была совсем простая, украшенная лишь одним, но довольно крупным и ярким изумрудом.
Хиндийка замерла, едва последние складки ткани открыли кинжал. Через мгновение она отпрянула, отдернув руки. Прошептала что-то невнятное.
Джеймс внимательно следил за ней, ему показалось, что её смуглая кожа стала бледнее.
— Ну? — нетерпеливо спросил он.
Джая еще раз вздрогнула. Казалось, она не знает, куда деть руки.
— Я… он… это… — забормотала она, словно разом забыла все чужие для неё слова, — я не уверена… откуда он у Вас?
Клинок явно хиндийского происхождения прислал ему в университет отец, всего за несколько дней до своей гибели. Посылка сопровождалась тем самым письмом.
— Подозреваю, что он у меня от Кинзмана, — сквозь зубы процедил Джеймс, — так тебе он знаком? Постарайся не врать.
— Я не… — опять забормотала она. Было видно, что ей одновременно и хочется взять клинок в руки, и страшно к нему приблизиться, — я не знаю… У нас такой клинок вправе держать только особый брахман, его называют Разящий Демонов…
— Кого, брахмана или клинок?
— Иногда — их обоих…
— Так что насчет Кинзмана? — Джеймс хищно сощурился.
— Я не помню…
— Можешь взять, рассмотреть получше, — как мог мягко, сказал он.
Джая быстро спрятала руки за спину, но сделала шаг к столу. Затем всё же протянула одну руку и коснулась клинка кончиками пальцев.
— Я… я не уверена, — бормотала она, не поднимая глаз, — мистер Кинзман искал вещи, разящие демонов, он говорил, что это для какого-то человека, что это очень нужно…
— Какого человека?! — резко спросил Джеймс, теряя остатки терпения. — Мой отец? Или профессор Адамас? Или кто-то еще?!
…Коварная хиндийская змея, притворялась такой цивилизованной и дипломатичной, но при первой же возможности, едва почуяв своё превосходство…
— Я не знаю, не помню… — хиндийка отпрянула и закрыла лицо руками, — мне нужно вспомнить, подумать…
— Подумать? — прошипел он, подавшись вперед. — Ты за кого меня принимаешь?!
…Если бы тогда войска подошли быстрее, если бы пленников освободили на неделю, на день, на час раньше…
Нервное напряжение последних дней, мерзкие воспоминания и несколько больших глотков алкоголя давали о себе знать.
— Простите, простите! — залепетала она, не отнимая руки от лица.
Злость Джеймса тут же обратилась на него самого за то, что позволил себе такую несдержанность. От девицы в истерике невозможно добиться толку, к какому бы народу она ни принадлежала.
— Эй, есть кто дома? — голос Седрика с нижнего этажа выручил их обоих.
— Ладно, успокойся, — буркнул он, торопливо убирая кинжал обратно в сейф, — подумай, если тебе так надо. Если тебе действительно не безразлична судьба мистера Кинзмана, постарайся вспомнить что-нибудь полезное.
— Да, да, — прошептала она, торопливо утирая слёзы.
— И не говори про этот кинжал Седрику, у него и так достаточно неприятностей, слышишь?
— Да.
— Никому не рассказывай про наш разговор, поняла?
— Да, да! — и больше не слушая его, она выбежала из кабинета, бормоча что-то на хинди.
Джеймс закрыл сейф, аккуратно повесил картину на место.
В письме, приложенном к посылке, отец сообщил, что это старинный хиндийский клинок, очень ценный. И велел никому не показывать его и не рассказывать о нем, даже Огденсу. Вероятно, отец собирался объяснить всё позже, но не успел.
Мистеру Ди нужна была не только та вещь. Что ж, это вполне логично, если знать с какими силами он был намерен сражаться.
В одном Джеймс уже не сомневался: хиндийская девчонка врёт.
Я видел это и мне становилось жутко за наши души. Но именно там мне повстречался человек, раскрывший мне ужасную тайну и подсказавший, как прекратить зло.
Много позже, будучи уже в Лондониуме, я слышал, как наш выдающийся ученый мистер Дарвин, побывавший в тех же местах, говорит, что зло, творившееся там, есть результат бесстыдного поведения некоторых наших земляков. Но мистер Дарвин не знал того, что тогда уже знал я.
Я знаю имя врага, а значит, я могу с ним бороться. Знал это и мистер Ди.
Очень скоро я раскрою Вам всё и мы завершим это великое дело. Мы спасем наш народ!
Пока же прошу Вас, будьте осторожны, ибо наш враг сейчас могуществен, как никогда.
Ваш друг и доброжелатель».
Джеймс еще раз перечитал третье анонимное письмо, затем аккуратно сложил его и убрал в портфель.
Вагон чуть подрагивал, до отправки поезда в университетский городок оставалось несколько минут.
Лорд задумался, кто из знакомых отца служил в Австралии примерно двадцать-двадцать пять лет назад? Стоит расспросить об этом Огденса. Джеймс не сказал бы, что дворецкий являлся самым доверенным лицом для предыдущего герцога Мальборо, но за столько лет службы Огденс мог просто что-то слышать. Может быть, он что-то слышал и про эрландскую секту?
Впрочем, был ли кто-то по-настоящему доверенным лицом для его отца, Джеймс сомневался.
За окошком виднелась платформа и спешащие пассажиры. Они оживленно переговаривались, смеялись, спорили и спешили занять свои места в вагонах соответствующего класса. Они и не подозревали, что в их славном городе угнездился какой-то «могущественный враг». На острове во все времена больше всего опасались вторжения, но это вторжение, похоже, никто не заметил.
— Ах, вот Вы где! Едва успела, — а вот этого вторжения не заметил лично Джеймс. Точнее, заметил, но когда оно уже стало свершившимся фактом.
Мисс Лайтвуд, собственной персоной, вошла в купе и села напротив.
— Вам не кажется, что это просто непорядочно? — вместо приветствия спросила она, устремив на него строгий взгляд.
— Э, — Джеймс никак не ожидал её здесь увидеть и откровенно растерялся, — Вы имеете в виду цену на железнодорожный билет?
— Не надо паясничать, Вам это не идёт, — заявила она, скрестив руки на груди, — я имею в виду наше расследование. Почему Вы решили допрашивать очередного свидетеля без меня?
— Какого свидетеля, Адамаса? — опомнился Джеймс. — Но Вы же сами не желали с ним говорить, по Вашему мнению, в деле Кинзмана он совершенно бесполезен!
— Да, всё верно, — поморщилась мисс Лайтвуд, — но если Вы всё же решили его допросить, надо было предупредить меня.
Джеймс едва удержался, чтобы не воздеть руки к потолку и не воскликнуть «О, женщины!».
— Как Вы узнали, что я еду? — только лишь полюбопытствовал он.
— Телефонировала Вам сегодня утром, и Ваш дворецкий любезно сообщил мне, что Вы выехали в Университет и раньше пяти часов, вероятно, домой не вернетесь.
Джеймс понимающе кивнул. Огденса винить не за что, он не получал указаний держать в секрете поездку хозяина.
— Вы, полагаю, телефонировали, чтобы узнать на счет мистера Риплинга, — миролюбиво заметил он, — могу сказать, что уже договорился с ним, мы сможем побеседовать в эту субботу на открытии скачек.
— Прекрасно, — отозвалась она без малейшего энтузиазма, — смею напомнить, что я всё-таки эмиссар Банка Атлантии, не стоит относиться к моей должности с пренебрежением.
— У меня и в мыслях такого не было! — вскинулся Джеймс. — Если позволите, я схожу к проводнику за чаем.
— Будьте так добры, — милостиво разрешила леди фининспектор.
Вагон чуть качнулся и тронулся в путь. Мимо окна пронеслось белое облако пара. Джеймс поспешно вышел в коридор и направился к проводнику, по пути соображая, как теперь вести разговор с Адамасом?
Когда он вернулся в купе с двумя стаканами чая, мисс Лайтвуд сидела всё в том же положении, сложив руки и устремив взгляд за стекло. По пути виднелись массивные нагромождения рабочих кварталов, вечно дымящие трубы фабрик, а чуть дальше тускло блестела желтоватая гладь реки. Но леди фининспектор, похоже, смотрела куда-то сквозь это всё.
— Мисс Лайтвуд, — Джеймс вежливо улыбнулся, ставя чай на столик и садясь на своё место, — позвольте спросить, если это не тайна. Как Вы попали на службу в наш Банк?
Рената оторвала взгляд от неведомых далей и рассеяно мотнула головой.
— Всё еще считаете, что я совсем непохожа на финансового инспектора?
— Признаться, да.
Она опять задумалась, словно подбирая верные слова.
— В детстве у меня проявились несвойственные для девочки способности к математике, эти способности не покинули меня и в женском колледже. А затем наш почтенный Банк поддался нелепой моде доверять женщинам истинно мужскую работу. И вот результат, — она усмехнулась.
— Я лично не удивлюсь, если скоро премьер-министром у нас станет женщина, — откровенно соврал Джеймс.
— О, в этот день Атлантия погибнет, — мисс Лайтвуд, как оказалось, имела чувство юмора. Но, опять посерьезнев, она быстро отпила чаю, словно на что-то решившись, — признаться, дело не только в способностях и моде. Сама история Банка Атлантии всегда казалась мне очень… притягательной.
— Притягательной? — переспросил лорд светским тоном, внутренне насторожившись. — Что Вы имеете в виду?
— Ну, для начала, то, что все знают, — она оперла локоть о столик и принялась тихо помешивать ложечкой давно растаявший сахар. — В конце семнадцатого века, после Доброй революции, был заключен договор между почти обанкротившимся правительством бывшего короля Якова и группой финансистов, прибывших с Вильгельмом Оранским. Учреждался Банк с правами приема вкладов, учета векселей и выпуска билетов на предъявителя, соответствующих определенному весу металла. Взамен новый Банк выдавал правительству столько денег, сколько требовалось, беря в качестве залога будущие налогообложения граждан, — она оставила ложечку и посмотрела на Джеймса с каким-то неясным вопросом, — по сути, законом был разрешен выпуск государственной валюты в частных интересах.
— Хм, — протянул он, пытаясь понять, куда она клонит, — мне кажется, это несколько упрощенное описание. Уже тогда существовали Королевское казначейство и парламентский комитет по финансам, Банк Атлантии подчинялся и подчиняется им.
— Да, пожалуй, на самом деле всё не так просто, — промолвила она, продолжая смотреть на него вопросительно.
Джеймс обратил внимание, что темные круги у глаз Ренаты сегодня приобрели совсем уж нездоровый синеватый оттенок, а прическа не отличается аккуратностью.
— Итак, Вас привлекла древняя история банка? — уточнил он.
— Скажем так, меня привлекла тайна.
— Какая же здесь тайна? Вы сами сказали, что эту историю знают все.
— Истории, которые «знают все», редко оказываются правдой, — заметила девушка. Её бледным пальцам явно не хватало салфетки, чтобы теребить. — В лучшем случае, полуправдой.
— Какая же тайна, по-Вашему, там скрывается? — Джеймс вспомнил монументальный облик банковского здания и подумал, что если и хранить тайны, то именно там.
— Тайна основателей, — Рената слегка поежилась, — не странно ли, что мы до сих пор не знаем точных имен тех финансистов? И даже тех, кто сейчас непосредственно управляет Банком?
— Что ж, по крайней мере, сегодня их непубличность понятна, ведь речь идет о вещах довольно деликатных, то бишь, о деньгах, — заметил Джеймс, — вероятно, и в прошлом та же причина вынуждала основателей скрывать свои имена. Но это, заметьте, не мешает Банку эффективно работать.
Рената медленно, задумчиво кивнула.
— Насколько я знаю, — продолжил лорд, — в исторических хрониках точно сохранилось имя одного учредители Банка Атлантии, это был Вильям Питерсон, финансист и предприниматель родом из Шотландии.
— Да, я знаю о Питерсоне, — Рената еще раз медленно кивнула, — но он был не совсем основателем, скорее посредником между нидерландскими финансистами и местным правительством… Но я, признаться, хотела рассказать Вам немного другое.