А в это время Колчак повел наступление.
Ивановцы, обороняясь, расстреляли почти все патроны и стали отходить назад, к реке. Вдруг к ним подскакали несколько всадников. Один из них быстро соскочил с коня, схватил винтовку и пошел впереди полка. Бойцы узнали в нем Фрунзе.
И таким бешеным был на этот раз натиск героев-ивановцев, что колчаковцы дрогнули и снова отступили.
Однако Колчак не хотел отдавать Уфу без решительного сражения. Целый день шел кровавый бой. Успех был то на одной, то на другой стороне.
В этом бою Чапаева опасно ранили.
Вот как это было.
Над берегом, где переправлялись чапаевцы, кружил вражеский самолет. Спустившись как можно ниже, он открыл огонь из пулемета. Одна из пуль попала Чапаеву в голову. Кровь залила ему лоб. Он пробовал шутить: «Ничего, мне кровопускание полезно», а сам зубы стиснул от боли.
Шесть раз пытались вытащить пулю — и шесть раз она срывалась: так крепко засела. Наконец кончили перевязку. Хотели Чапаева отправить в лазарет на лечение, но он отказался и остался в строю.
Тогда же чуть не погиб Фрунзе: взрывом бомбы под ним убило лошадь, а его самого оглушило.
Вечером к чапаевцам пробрался через фронт один уфимский рабочий. Он рассказал, что ему удалось подслушать разговор белых генералов. Генералы решили рано утром бросить против красных самые сильные колчаковские части.
Это были самые отборные части — они состояли сплошь из офицерских полков, ни одного солдата в них не было: офицеры шли в бой как рядовые, а командовали ими генералы. Они должны были на рассвете прорваться через позиции красных, окружить дивизию Чапаева и уничтожить ее.
Всю ночь чапаевцы готовились к встрече неприятеля. Никто из бойцов не спал в эту ночь.
Рано утром тихо-тихо, без единого возгласа, без лязга оружия, стали приближаться к нашим позициям офицерские полки. Они надеялись незаметно подойти к сонным заставам, переколоть, напугать, уничтожить… Но, когда они были уже близко от наших цепей, со всех сторон, по команде, заработали десятки готовых к бою пулеметов.
Лучшие полки Колчака были уничтожены этим огнем. Офицеры частью полегли в поле, среди спелой истоптанной ржи, а частью бежали.
9 июня 1919 года чапаевцы выполнили приказ Ленина: Уфа была взята.
Последний поход Чапаева
Но борьба еще не была закончена. С юга снова начали наступать вражеские войска. Они окружили город Уральск, и Чапаев снова пошел на них в поход. Он отогнал белых от города Уральска и занял город Лбищенск. За Лбищенском на сотни верст кругом тянулась степь.
Белоказаки, отступая, уничтожали все на своем пути. Колодцы засыпали землей или отравляли ядом. Бойцы Чапаевской дивизии мучились от голода и жажды. Хлеб сюда не подвозили по неделям.
Красноармейцы собирали в степи зерно, размалывали его прикладом винтовки на камне или на колесе тачанки и ели. От голода и жажды начались болезни.
И все-таки чапаевцы шли вперед.
Дальше начинались пески.
Белые хорошо понимали, что если они отступят дальше, то им конец: в песках не найдешь ни корма лошадям, ни глотка воды. Тогда они решились на отчаянную попытку — уничтожить Чапаева.
Победить его в открытом бою они не надеялись. Поэтому составили план — захватить его врасплох, ночью.
Василий Иванович со своим штабом остановился в Лбищенске, а всю дивизию послал вперед. С ним остался только небольшой отряд бойцов.
И вот однажды ночью разъезды белых тихо подобрались к Лбищенску и перебили часовых. За разъездами появились казачьи полки. Потом выяснилось, что белым помогла чья-то измена в штабе Чапаева: кто-то предательски снял с ночного дежурства роту курсантов.
Опасность поздно была замечена чапаевцами — белые уже скакали по улицам, стреляя во все стороны.
Чапаев выскочил во двор полуодетый, с винтовкой в одной руке и револьвером — в другой.
Возле него сразу скопилась кучка бойцов. Они стали отстреливаться. Это был неравный бой, но кончился он не скоро.
Чапаевцы и не думали бежать, хотя врагов было во много раз больше. Они напали на казаков-пулеметчиков. Это нападение было таким решительным и неожиданным, что враги не выдержали и бежали. В руках чапаевцев оказались два пулемета. Они были повернуты против белых.
Враги поняли, что открытой атакой им чапаевцев не взять. Тогда они стали пробираться через сады и огороды, по задворкам, чтобы окружить красноармейцев.
Когда белогвардейцы показались сзади, чапаевцам пришлось отступать. Отстреливаясь, они стали отходить к берегу реки Урала.
Идти туда надо было в гору, на виду у белых. С горы берег обрывался прямо в волны Урала.
Но больше отступать было некуда: всюду пулеметы врагов.
Чапаев ушел последним — когда кончились патроны. Пуля пробила ему руку. Он вытер этой рукой свое разгоряченное лицо и оставил на лбу кровавые следы.
Петр не отходил от него ни на шаг. Он заметил кровь на лице Чапаева и сказал:
— Василий Иванович, голову бы перевязать…
— Голова цела, — отрывисто ответил Чапаев.
Вот и высокий обрыв над рекой. Бойцы помогли Чапаеву спуститься по песчаному крутому обрыву вниз, к реке. Несколько человек отстреливались, задерживая наступление белоказаков.
А как глянули чапаевцы в быстрые волны Урала — у всех замерло сердце: ясно стало, что усталым, израненным бойцам не переплыть реку, не уйти от вражеских пуль.
Но Чапаева надо было спасти во что бы то ни стало. Четыре человека охраняли его со всех сторон.
Двое были скоро убиты — пули белых настигли их у самой воды. Двое других поплыли рядом с Чапаевым.
Петр остался на берегу Урала и вступил в перестрелку с казаками. Стреляя, он все оглядывался: видна ли еще в волнах Урала голова Василия Ивановича. И видел — плывет Чапаев. С трудом взмахивая здоровой рукой (другая, раненая, висела как плеть), Чапаев медленно уходил от врагов.
Белоказаки притащили к реке пулемет и поставили его наверху, на высоком обрыве.
Пулеметные очереди вспенили воду. Все вернее брали прицел белые пулеметчики, все ближе к голове Чапаева падали вражеские пули…
Был убит один из плывущих рядом с Чапаевым бойцов. А Чапаев плыл все дальше; слабел, выбивался из сил, но плыл.
Петр на берегу оглянулся в последний раз назад и отшвырнул в сторону свою винтовку: кончились патроны. Враги кинулись с обрыва к нему, но он выхватил заветный свой наган, шесть пуль выпустил в наседавших белых, а седьмую — себе в сердце.
А Чапаев все еще держался в волнах Урала. Не бежал он! Он уходил от врагов, чтобы на другом берегу собрать подмогу и снова ударить по ним.
Казалось, опасность была уже позади. Близок был берег. Шумела на берегу зеленая осока…
И в это время пуля попала ему в голову…
Уцелел только один спутник Чапаева — второй боец, что плыл через Урал рядом с ним.
Выбиваясь из сил, он вылез на берег и оглянулся назад: бурлил позади Урал, и никого не было видно в его мутных волнах.
Так погиб народный герой Василий Чапаев.
Красные части скоро отплатили врагам за смерть Чапаева. Без остановки гнали они белых по безводным степям до самого Каспийского моря и, разгромив их, освободили от вражеских войск Советскую землю.
Снова проходили бойцы по тем местам, где воевали они когда-то вместе с Василием Ивановичем Чапаевым. Не верилось им, что нет больше Чапаева: слишком жива была память о нем.
И жить эта память в народе будет до тех пор, пока жив сам народ.
А народ бессмертен.
Сказка
Иван Егорович, старый конюх из колхоза имени Ленина, прожил долгую жизнь. Он был пастухом, солдатом, плотником, воевал за советскую власть и видел самого Чапаева.
Ребята из колхоза знали об этом. И вот как-то раз пристали к Ивану Егоровичу:
— Расскажи нам про Чапая.
— Это правда, что он утонул?
А Иван Егорович был не только знаменитый конюх — он славился еще тем, что знал много сказок и песен. Он сам любил слушать сказки, любил и рассказывать их.
И в тот вечер, когда ребята уж очень пристали к нему — расскажи да расскажи про Чапая, — старик уважил их просьбу.
— И вовсе не утонул Чапай в реке Урале. Не могло этого быть. Чапай был ловкий. И недаром его хорошим пловцом считали. Урал-то он переплыл… А вот когда переплыл он Урал, слышит — погоня за ним, казаки летят следом на быстрых конях.
Видит Чапаев — впереди, у самого берега, лес как стена стоит, глухой, темный. Укрылся он в лесу, а казаки не отстают, догоняют. Слышно, как позади сучья трещат, кони храпят, казаки переговариваются. Некуда Чапаеву податься.
И встретилась тут ему в темном том лесу медвежья берлога. Он и залез в нее.
Казаки мимо проехали. Тогда Чапаев вылез и пошел в другую сторону. Шел, шел — вышел в степь. А уж вечер: солнце на край земли село.
И видит он в степи палатку. У палатки сидит старик киргиз. Чапаев ему и говорит:
— Я — Чапаев, красный командир. Укрой меня от врагов.
Старик киргиз ему отвечает:
— Слыхал я про тебя, сокол ясный. Тебя вся земля знает. Ты за бедных сражался, жизни своей не жалел.
И поцеловал Чапаева три раза. Потом свистнул на всю степь. А в степи был табун лошадей. И летит из этого табуна жеребец. Ни у одного царя таких коней не бывало. А может, и не давались они в руки царям?
Подводит старик киргиз этого жеребца к Чапаеву:
— Вот тебе конь, он тебя от всех бед унесет.
Глянул Василий Иванович: стоит перед ним жеребец — весь огненный, на груди звездочка белая, а глаза умные, как у человека.
Подарил киргиз Чапаеву на прощание серебряную шашку да золоченое ружье.
— Улетай, сокол ясный. Садись на коня и скачи мимо леса вправо. Пять ночей и пять дней будешь ты скакать на коне, и принесет он тебя к высокой горе: будет там твой стан, и никто тебя оттуда не возьмет.
Сел Чапаев в дорогое седло, вскинул на плечо золоченое ружье, повесил у пояса серебряную шашку. Взялся за поводья. Тут конь как ветер понесся вдоль леса. Только пыль по земле стелется…
В это время солнце за землю упало, наступила ночь, темная-темная. Из-за леса белые выехали. Все кругом обыскали — и лес и степь, а Чапаева не нашли. Ну, что тут им делать? Вернулись они к своему начальству да и доложили: утонул, мол, Чапаев в Урале. Вот как дело-то было…
Иван Егорович замолчал.
Ребятам жалко стало, что рассказ кончился.
— Дяденька, а дальше что?
— Что ж теперь Чапаев делает на горе-то?
— Дядя Иван Егорыч, а кто тебе рассказал про это?
Иван Егорович усмехнулся:
— Кто рассказал?.. Про Чапаева народ рассказывает. А я как умел, так и передал вам. Может, всего и не упомнил. Что Чапаев теперь делает, спрашиваешь? А вот что. Идет где-нибудь сильное сражение. Опять, стало быть, с белыми битва происходит. Бывает и так — нашим трудно приходится. Окружат их со всех сторон враги. И сил мало, и патронов больше нет.
Откуда ни возьмись, появляется Чапаев. Летит он на огненном коне, как птица, только бурка по ветру расстилается. Саблей серебряной помахивает. «За мной, товарищи!» — закричит, да прямо на беляков и ударит. Пропадет у бойцов страх, разгорятся у них сердца, в атаку за Чапаем кинутся. Да так рубятся, что ни одного врага не останется. А потом, как опомнятся, — глядь, а Чапая-то и нет. Да и был ли он тут на самом деле? Ну, ясное дело — не был. Это для подъема духа кто-нибудь крикнет: «Чапай впереди!» И только имя его назовут, как бросятся бойцы в бой и рубятся не хуже, чем, бывало, при нем…
— Дядя Иван Егорыч, — спросил кто-то из ребят, — разве теперь битвы с беляками бывают?
Иван Егорович помолчал и потом разъяснил:
— Это же сказка, что я вам рассказал. Ну только скажу по совести: в каждой хорошей сказке много правды. Только надо подумать над ней, и тогда правда эта откроется…
Знамя
У пыльной дороги, на дне высохшей канавы, лежали бойцы испанского батальона. Далеко впереди, за деревьями, блестела на солнце вода. Там протекала речка.
Еще с утра был получен приказ: к часу дня опрокинуть фашистов и отогнать их к реке.
Фашисты стреляли без перерыва. На дороге тут и там взлетали кверху клубки пыли: то падали неприятельские пули. Казалось, нельзя поднять из канавы голову — таким частым был огонь фашистских винтовок.
Вправо от испанского батальона засела в такой же канаве международная бригада. Она состояла из итальянцев, французов, англичан, поляков, шведов. В ней бились против фашистов рабочие разных стран, студенты, писатели, учителя — все те, кто приехал сюда издалека сражаться за правое дело, за испанский народ.
Сейчас они направили огонь из пулемета на белый домик за деревьями, где засели фашисты. Окна домика были прикрыты деревянными ставнями. Но в них, должно быть, были сделаны дырочки, из которых фашисты обстреливали дорогу.
Командир отдал приказ идти в атаку.
Бойцы испанского батальона и международной бригады пошли вперед с винтовками в руках. Но первые ряды их были сражены пулями фашистов.
Укрыться от пуль было негде. Даже окопаться землей нельзя: земля здесь была ссохшаяся от жары, потрескавшаяся, похожая на камень.
Бойцы не вынесли жестокого обстрела врага и снова отступили за дорогу.
Теперь было ясно: если сделать вперед хоть десять шагов, смерти не избежать. А пройти под огнем врага надо было не десять, а полтораста шагов.
Бойцы легли на землю, боясь поднять голову.
И тут случилось неожиданное. Впереди колыхнулось высокое знамя, на котором был нарисован человек в бурке и косматой папахе. Это было знамя четвертого испанского батальона. Бойцов этого батальона за отвагу прозвали чапаевцами. И они после этого нарисовали на своем знамени портрет Чапаева.
И теперь все увидели: бежит вперед по полю человек с этим знаменем. Знамя развернулось по ветру, и на его шелку показалась голова Чапаева в косматой папахе.
По рядам пронеслось:
— Чапаев впереди!
Каждую минуту фашистская пуля могла скосить знаменосца, но он смело бежал вперед…
И бойцы, забыв про смерть, кинулись за ним.
Они бежали не останавливаясь, перепрыгивая через тела убитых товарищей:
— Чапаев с нами!
Фашисты с ужасом увидели, что ни огонь пулеметов, ни подоспевшее из-за реки подкрепление их не спасут.
Республиканцы бежали вперед, а перед ними колыхался на знамени портрет человека с ясными глазами, в косматой бурке.
Из-за белого домика показались трое фашистских солдат; они бросили на землю винтовки и подняли кверху руки.
К ним подбежал офицер, что-то крича и размахивая револьвером, но пуля республиканца сбила его.
Через минуту домик, где засели фашисты, был взят. У его входа бойцы испанского батальона поставили свое знамя.
На нем был нарисовал человек в бурке и папахе.
Ю. Дмитриев
Матрос Железняк
На помощь Москве
Мерно постукивают колеса. В полутемном вагоне дремлют бойцы, не выпуская из тяжелых натруженных рук винтовки. Стараясь не разбудить спящих, Анатолий осторожно прошел по вагону и вышел в тамбур. Сразу ударило холодом и сыростью — стекла в тамбуре были выбиты. Анатолий поправил бескозырку и улыбнулся, вспомнив, как не хотел начальник станции давать вагоны и паровозы. Еще бы! Ведь вагоны нужны были для революционных матросов, спешащих из Петрограда на помощь московским рабочим. А начальник станции не очень-то радовался революции. В Петрограде уже взяли власть в руки рабочие и революционные солдаты, а в Москве еще шли жаркие бои…