МАСКИ СЛЕТАЮТ, ОБНАЖАЮТСЯ ЛИЦА
Слишком неожиданным и ошеломительным был прыжок П. Пушнюса в пространство, чтобы наш герой смог заметить во всей полноте красоту этого утра. Вот почему мы и хотим добавить к тем сверкающим на солнце лужицам целую палитру запахов, исходящих от расцветших до срока лип, присоединить богатую полифонию звуков – ведь в поднебесье звонко пели жаворонки, в садах посвистывали скворцы, во дворе пожарной части репетировали трубачи, а по дорогам катились увешанные березовыми ветками грузовики с поющими участниками праздника.
Порастормошим свое воображение и украсим общую панораму богатейшей гаммой красок пышного лета, в которые вкраплены яркие цвета знамен и транспарантов.
Эстрада была оборудована у озера, в окруженной хвойным лесом долине, – не случайно поэтому Пушнюс и встретил лебедей. Эти водоплавающие не раз оживляли голубой купол неба своим появлением.
Уже один только праздничный пейзаж и светящиеся радостью лица дают нам полное право называть эту историю сказкой. К тому же над всеми этими красками, звуками и ароматами взвился в поднебесье выпущенный кем-то огромный воздушный шар неопределенной формы. Это пестро раскрашенное искусственное тело, застывшее над городом, окончательно расшевелило всех от мала до велика. Каждого оно заставило задрать голову и с удивлением следить за чудо-выдумкой.
Только наш герой при виде небесного украшения совершенно обоснованно пал духом и принялся ломать голову над трудноразрешимой загадкой: есть ли какая-нибудь связь между ним, т. е. Пушнюсом, и шаром или нет? А чтобы найти ответ на вопрос, следовало установить, кто запустил упомянутое небесное тело. Итак, нужно не спускать глаз с людей и мотать увиденное на ус.
Посейдон Пушнюс напряг зрение, навострил уши и растворился в радостно бурлящей толпе.
Как уже говорилось, люди трактовали появление этого надутого предмета довольно положительно, и все же в их разговорах можно было уловить противоречивые нотки.
Директор школы, как-никак женщина с высшим образованием, высунулась в окошко и кричит учителю географии:
– Ну как? Все еще поднимается?
А подслеповатый географ в ответ:
– Нет уже, остановился. Но вы бы поглядели, товарищ директор, что он вытворяет! Одним боком повернется – контуры Скандинавии принимает, другим – формы Анастазии в купальнике…
Из соседнего окошка выглядывает математичка Анастазия:
– Ну и педагоги, нечего сказать! Да еще в присутствии учеников…
Директор дипломатично уводит разговор в сторону:
– И верно! А где же дети? Пора строить участников маскарада…
А чуть дальше Пушнюс случайно подслушал диалог колхозников:
– Эй, Ядвига! Подставляй подол. Слышь, из того мешка вот-вот конфеты посыплются.
– Да ну?! Ты, часом, не врешь?.. Мне сказали, пиво оттуда польется. У кого из певцов глотки пошире, тот только успевай подставлять… ха-ха-ха!..
Затем внимание Посейдона привлекло какое-то оживление в конце улицы. Под горку, словно на пожар, мчались люди. Один из них чуть не попал под грузовик, другой сбил зазевавшегося гражданина. Похоже, за поворотом произошло что-то из ряда вон выходящее.
Пушнюс тоже включил максимальную скорость, а на обгоне еще и сиреной взревел:
– Доро-о-о-гу!.. Мили-и-и-ция!.. Дружи-и-и-на!..
Па зеленой лужайке, завалившись на бок, словно корова, лежал скатившийся с откоса автобус. На его собранном в гармошку лбу было написано: «НАРОДНЫЙ ТЕАТР», а на боку (теперь, пожалуй, уместнее сказать – на крыше) плескался на ветру задорный плакат: «МНЕ БЫ ВЫПИТЬ ЛИШЬ УСПЕТЬ, А ТОГДА МОГУ И СПЕТЬ…»
Все ясно: артисты из соседнего района спешили на праздник песни. Причины и последствия аварии стали проясняться, лишь когда на месте происшествия появился товарищ Пушнюс. Шофер в своей застекленной кабине извивался, как уж в банке, покуда с горем пополам не открыл над головой заклинившиеся двери. Затем он, словно танкист, выбрался на борт машины.
– А все этот ваш чертов шар! – заявил он толпе и работникам милиции. – Замельтешил перед глазами, а тут, как назло, крутой поворот. Можете убедиться – ни грамма не принял, – дохнул он на автоинспектора. – Запах – так это от кваса. А он, черным по белому написано, безалкогольный напиток… Только шасть, зараза, перед глазами. Вот уж некстати подвернулся…
Пушнюс сразу смекнул, что к чему, – этот любитель кваса и впредь будет сваливать все на шар. А что же с остальными?
Из выбитых и открытых дверей с визгом, оханьем и смехом, словно из преисподней, вылезали черные черти в масках, растрепанные ведьмы, мужчины, переодетые в красавиц, женщины с привязанными бородами и даже пес, высунувший из-под страшных деревянных клыков всамделишный язык.
Тем временем Пушнюс активно сдерживал напиравших зевак, лично высаживал стекла автобуса и помогал вылупиться оттуда обессиленным «чертям» и пузатым до безобразия «капиталистам». В суматохе из одного такого «пуза» полетели перья – все обирали с себя пух, чихали, отфыркивались и вообще вели себя несерьезно. Кто-то заиграл на аккордеоне, и тут началась полнейшая неразбериха… Каша заварилась некстати, не к месту, и расхлебать ее можно было с огромным трудом.
Пора было строиться участникам карнавала и направляться к эстраде, а люди неудержимо стекались сюда, к перевернутому автобусу. Когда ряженые выбрались наружу и подвели итоги, оказалось, что на их счету нет ни одной поломанной руки, ноги или хотя бы ребра. Развеселившись, они принялись качать своего спасителя Пушнюса.
– Ура! Ура! Выше, еще выше! – кричали люди. – До шара давай, до самого шара!
«Ясно как день, – подумал Пушнюс, подбрасываемый, словно на ладони судьбы, – шар – это всего лишь повод, чтобы опрокинуть машину, а та авария – предлог, чтобы схватить меня… Придумали для отвода глаз, а теперь вот сводят счеты…»
Хорошо еще, что все это происходит на глазах старшины милиции Тетенаса, которого тоже явно тенденциозно подкидывают вверх. Качание – еще куда ни шло, тем более что «черти» быстро устали и отцепились от грузного Пушнюса. Но тут он попал в руки мужиков, раскрашенных и разнаряженных под девок, – они принялись щекотать, тискать Посейдона, затеяли вокруг него пляски. Понавешали на него лент, цветов да еще лягушку живую в карман сунули.
– Зови на помощь! – с трудом переводя дух, пропыхтел он старшине. – Видал, что творится! Маски слетают, лица обнажаются! Они нарочно все это… Чтобы праздник сорвать!..
Но догадки Пушнюса пока не подтверждались. Когда зрители подняли автобус и откатили его в безопасное место, гости-артисты увлекли за собой толпу туда, откуда должно было начать свой путь праздничное шествие.
Во время инцидента были все же задержаны водитель и один из артистов, потерявший чувство меры: в похожей на блин кепке, с ястребиным носом, прицепленным к очкам без стекол, и с лентой через плечо, а на ней надпись: «ВСЕМОГУЩИЙ БЛАТ». Из оттопыренных карманов пиджака торчали бутылки коньяка.
Ему удалось выбраться из автобуса, как он сам говорил, «по блату», одним из первых. Отозвав в сторонку старшину Тетенаса, артист многозначительно подмигнул и сказал:
– Послушайте, товарищ старшина. Твой начальник – мой товарищ по парте. Прокурор – земляк… Да и твое лицо мне знакомо… Отпусти подобру-поздорову шофера, не делай шуму. К тому же не забывайте, что наш водитель – двоюродный брат вашего секретаря. Шепни инспектору, покуда не успел составить протокол…
– У инспектора своя работа, а у меня своя, – отрезал Тетенас, даже не почувствовав, как «Всемогущий блат» сунул ему в карман хрустящую бумажку (точно такую же он немного погодя всучил и Пушнюсу).
Старшина так ничего и не заметил, зато люди увидели и принялись вслух обсуждать происшествие, не удержавшись от реплик, когда шофера все же увели:
– Десятку-то взял, а за человека не заступился…
Тетенас хвать за карман, а там обрывок розовых обоев… Тогда уж он хвать – и задержал шутника. Ведь не будешь же оправдываться перед людьми за его проделку. А чем ему крыть, если дойдут слухи до начальства?
Хотел было потащить артиста в отделение, а тот ни в какую – требует ордер на арест, отказывается предъявить документы. Все упоминает известные фамилии, а свою не называет.
Только с помощью дружинника Посейдона Пушнюса «Всемогущий блат» был доставлен в отделение по обвинению в компрометации работников милиции.
ТРОНЫ ДЛЯ ДЕБОШИРОВ
По случаю праздника песни помещение отделения милиции было реконструировано и модернизировано. Пахло культурой и политурой. Были снесены перегородки из сухой штукатурки и фанеры. В результате уголок нарушителей общественного порядка, тесная приемная и комната дежурного слились в одно довольно приличное помещение.
За голубым барьером в углу сидел дежурный работник милиции. На столе ни единой посторонней вещи – телефон, письменные принадлежности, шахматная доска и графин с водой. По эту сторону барьера вдоль стены расставлены в ряд стулья для посетителей. В ожидании приема люди могли созерцать остальные три стены. От их взгляда не укрылось бы, что каждую из этих стен отличают три элемента. Боковую, капитальную, – три окна, сквозь которые в глаза задержанных правонарушителей укоризненно заглядывает яркое солнце; в противоположной стене было трое обитых дерматином дверей, а под третьей стенкой жались друг к дружке три голубых кресла, в них и заключалось основное новшество: кресла представляли собой как бы трон для дебоширов. В них нарушителей запирали до половины дверками с полочкой наверху, на которую можно было положить натруженные в драке руки, или, по желанию, газету, а то и, облокотившись на нее, написать объяснительную записку… Было у полочки и другое назначение – не дать сидящему возможности встать, отвлекая свое и чужое внимание, а высокие перегородки между креслами-тронами должны были лишать посаженных возможности общаться друг с другом.
Когда старшина Тетенас вместе с товарищем Пушнюсом доставили задержанного, именуемого условно «Всемогущим блатом», в одном из кресел горланил хорошо известный в округе печник Дарадунда. Вошедшие удивились: ведь печник был довольно трезв, разве что не в духе с похмелья. Обычно работники милиции поднимали его с земли, словно трухлявый, перезревший гриб, – мышцы его окончательно утрачивали упругость, а голова ясность. Однако и на эту добычу находились желающие: супруга мертвецки пьяного печника, его детишки, а также все жители городка, нуждающиеся в редком ремесле.
Хочешь поставить печку или соорудить у себя модный нынче камин – зови Дарадунду, поскольку лучшего мастера днем с огнем не сыщешь. Вот и похищали его частенько совсем как в старину восточных красавиц: с наступлением сумерек хмельного печника перетаскивали в простыне из дома в дом, выкрадывали из подворотен и закусочных и несли к себе. Там мастера мыли, скребли и укладывали на белоснежную постель хозяина.
Таково было начало ритуала. Затем следовало его продолжение. Покуда Дарадунда мощным храпом сотрясал окна и стекла буфета, хозяин должен был под стеной, рядом с будущим камином или печкой, соорудить так называемую «замковую башню», использовав на время кирпич и кафель. Из чего выложить ее основание и что водрузить на вершине башни, знал далеко не каждый. Но на это у мастера водились закадычные дружки-консультанты.
Первый этаж «башни» следовало выложить из трех-четырех бутылок пива, бутылки водки и тарелки с доброй, аппетитной закуской. Все это должно было венчать усердие печника и выдаваться лишь по окончании работы. Второй этаж был, так сказать, поощрительным: упрятанные там бутылки пива, стакан белой, сырое яйцо и кусочек солененького с хлебом как бы поторапливали мастера завершить работу поживее, в один прием.
Чем выше этаж, тем меньше спиртного и больше закуски. Чаще всего туда подкладывали селедку или куски соленой рыбы, чтобы строитель камина и разрушитель «башни» был кровно заинтересован поскорее добраться до фундамента, где его ждало свежее пиво.
Нечего и говорить о том, что раствор, чертежи, различные приспособления и инструменты должны быть приготовлены заранее. Только тогда будили Дарадунду и приводили его к месту работы, голодного и жаждущего опохмелиться. Обыкновенно мастер не спрашивал, где он, не интересовался, сколько ему заплатят. Хватал с верхнего этажа полную стопку, закусывал ее чем попало и принимался за работу – это был ожесточенный, творческий и поистине ударный труд.
Люди знающие не советовали присутствовать при этом детям до шестнадцати. Мол, нечего им тут уши развешивать – у Дарадунды, всякий знает, для каждого отверстия, углубления или выступа в печке наготове сравнение из области анатомии.
И вот к вечеру от «башни» остаются лишь осколки кирпича, хлебные корки да обглоданные рыбьи кости, которые захмелевший мастер то и дело подбирает с полу и швыряет в новый камин или печь.
А на ночь глядя, когда пьяного в стельку печника снова не отличить от мокрой тряпки, за ним являются другие жители быстро растущего города и, вцепившись в него, как муравьи, волокут дефицитного Дарадунду под свой кров…
В то праздничное утро печник после долгого отсутствия проснулся наконец у себя дома. В голове сплошной туман, гарь и чад. Нет перед ним ни «замковой башни», не пахнет чем-нибудь кисловато-соленым, а о сочувствии близких и говорить не приходится. Эстафета на время прервалась, все краски жизни поблекли.
Ожесточившись в лице жены и детей на весь белый свет, пошел Дарадунда из дому искать утешения и первого же встречного остановил вопросом:
– Ну как, едрена-зелена? Не нужен дым, а то подсобим?
– Что еще за дым? У нас центральное отопление. Радиаторы…
– А камин есть? Милое дело для шашлыка…
– Пока нет.
– Так чего ж ты, мазь-перемазь, трепешься! Гони пятерку. А как надумаешь, зови меня.
(Кое-какие словечки из лексикона Дарадунды мы склонны опустить или, во всяком случае, их облагородить.)
Но и с пятеркой в кармане не суждено было печнику опохмелиться…
– За что его? – спросил Пушнюс у дежурного лейтенанта, когда «Всемогущий блат» был усажен в кресло и обеспечен бумагой для письменного объяснения.
– Дарадунду-то за что? – сочувственно полюбопытствовал и старшина. – По-моему, человек вполне в пределах нормы.
– Оттого и разбушевался, что не дотянул до нормы. Палатку с прохладительными напитками опрокинул и продавщицу в придачу!
– А она что, трали-вали, вытворять вздумала! – выкрикнул со своего трона Дарадунда. Я ей, мазь-перемазь, пять рублей дал – мне «с корабликом», говорю, а она лимонад сует!.. И пару карамелек в придачу, язви ее в душу, вместо сдачи…
– В таких киосках водку не продают, – попытался вразумить печника Тетенас. – И вообще сегодня торговля алкогольными напитками запрещена.
А Дарадунда знай бубнил свое:
– «На хрена они мне, говорю, конфетки твои! У меня на этот случай заветные припасены! Истрачу, думаю, в честь фестиваля… Забирай свое пойло, а мне изволь вернуть мои трудовые денежки!..»
– А пока заплатишь за причиненный ущерб плюс за порванную блузку, – невозмутимо прервал его лейтенант Кела.
– Черта лысого я ей заплачу! Да я, если не заправлюсь, мазь-перемазь, еле ноги волочу… Давка была, вот и опрокинули! На черта они мне сдались, эти ее капроны-нейлоны!..
Пушнюс поинтересовался, где он сможет увидеть капитана Баублиса. На душе у него тяжким грузом лежали кое-какие вестишки о подруге жизни капитана, к тому же он с растущим беспокойством все думал о том злополучном шаре. У лейтенанта Келы не было каких-либо инструкций или указаний на этот счет, поэтому все оставались в неведении, как следует поступить с чужеродным небесным телом.
– Может, оно и не чужеродное вовсе? – необдуманно заявил лейтенант. – Вдруг это затея спортсменов или организаторов праздника? Не следует ударяться в панику, товарищ Посейдон, ведь указаний пока не поступило.
– Да, зато результаты налицо! – навалившись на стол, вполголоса закипятился Пушнюс. – Авария автобуса – раз, разгромлен немаловажный торговый объект – два… Вы небось ждете, когда измученный жаждой народ кинется рушить трибуну?!