— Вот как? — буркнул я. — У этого человека, должно быть, неплохие доходы. Случайно, не ему принадлежит половина Беверли-Хиллз?
— Ему? — Она резко повернула ко мне лицо, и ее короткие кудри задели меня по щеке. Ровные белоснежные зубки, унаследованные от одного из предков-каннибалов, прикусили пухлую нижнюю губку. — Эл!
— Да?
— Вы сейчас плохо обо мне подумали, — строго проговорила она. — Вы решили, что за квартиру платит мой дорогой папочка, который мне вовсе и не отец, да?
— Что ж, — неохотно выдавил я, — вы все это прекрасно изложили вместо меня.
Джонни поерзала на кушетке, и теперь наши бедра соприкасались уже без малейшего зазора.
— У меня есть очень богатая тетушка, — пояснила она. — Квартира принадлежит ей, а я просто слежу за ней, пока она не вернется домой. Тетушка терпеть не может сдавать квартиру чужим людям.
— И куда же отправилась ваша тетушка? — подозрительно поинтересовался я.
— За границу, года на два. — Она слегка усмехнулась. — Правда, сомневаюсь, вернется ли — она у меня такая сумасбродка!
— Попробуйте только сказать, что она уехала в Бразилию, и я растерзаю вас! — пригрозил я.
— Куда же еще могла отправиться моя тетушка Чарли? — с невинным видом заявила она и вдруг возмущенно вскрикнула:
— Эл! Никогда этого не делайте! У вас, по-моему, очень острые ногти!
— Я верю каждому вашему слову, куколка, — сказал я. — Гм.., случайно, у вас не завалялась где-нибудь фотография вашей дорогой тетушки?
— Случайно завалялась, — холодно ответила Джонни, — только сейчас у меня нет настроения искать ее. Придется вам поверить мне на слово, Эл. — Она вдруг приблизила ко мне свежее личико и, когда я прижался к ней губами, скользнула ко мне в объятия с такой же точностью, с какой управляемая ракета возвращается на пусковую площадку. Ее сочные полные губки так и напрашивались на грубый мужской поцелуй, и я почувствовал себя в силах наградить таковым эту соблазнительную крошку. Не успел я приступить к делу, как вожделенные губы ускользнули и, легко коснувшись моей щеки, уже защекотали мне мочку уха, а зубки шутливо покусывали ее.
— Эл, милый, — со страстным придыханием прошептала девушка.
Тонкий запах ее духов заставил затрепетать мои обнаженные нервы.
— В чем дело, Джонни? — промурлыкал я.
— Я голодна, — тихо выдохнула она. — Пожалуйста, давайте пойдем куда-нибудь, поедим.
Вот так создавались великие истории любви — Данте и Беатриче, Ромео и Джульетта, Джонни и ближайший ресторан. Я мог бы притвориться глухим на это ухо и проигнорировать ее просьбу, если бы не острые зубки, в нетерпении усиливающие свою атаку.
И я повел ее обедать в «Аншантеман», изо всех сил отгоняя от себя горькую мысль о предстоящих двух неделях голодовки до следующей зарплаты. К тому моменту, когда мы перешли к кофе и бренди, я уже понимал, каким образом Джонни удавалось так напичкать витаминами свою плотную фигурку. Я зажег спичку, чтобы она могла прикурить сигарету, после чего с блаженным вздохом откинулась на спинку стула.
— Как было вкусно, Эл! — восторженно сказала она. — Уверена, вы все время здесь обедаете.
— Да, разумеется, — небрежно подтвердил я. — Каждый год — это для меня ежегодное событие. Остальные триста шестьдесят четыре дня я роюсь в мусорных отбросах. Это составляет такой восхитительный контраст с рестораном, что вы поразились бы!
— Эй! — Она вдруг выпрямилась на своем стуле. Я нервно оглянулся через плечо:
— В чем дело? Вы увидели свою сумасбродную тетушку Чарли? Или еще кого-нибудь?
— Да нет, просто вспомнила. И что вы утром сделали с мистером Филипом Ирвингом?
— Ничего, — пробормотал я, решительно сопротивляясь искушению рассказать ей обо всем.
— Нет, все-таки вы что-то сделали! — настаивала Джонни. — Меня он даже не замечал, но после вашего ухода весь день бегал кругами и звонил во все колокола.
— Не могли бы вы мне перевести это на английский, а то я ничего не понял,
— робко попросил я.
— Конечно, — с готовностью ответила она. — Он вел себя так, будто вы только что исследовали его и сказали, что он действительно червяк, а не просто искусная подделка. Я еще не видела, чтобы Филип Ирвинг так нервничал. Звонил раз пять-шесть своей подруге, и каждый раз они говорили минут по двадцать.
— Своей подруге? — заинтересовался я.
— Это у него единственная женщина, — небрежно заметила Джонни. — Но она не может быть его матерью, потому что у нее другое имя и она замужем. Он всегда просит, чтобы сначала позвонила я и позвала миссис Митчел Крэмер, и строго наказывает сказать, что это звонят из какого-нибудь магазина спросить, не зайдет ли она к ним. Вы бы никогда не подумали, что такое ничтожество, как Ирвинг, может быть таким хитрым и изобретательным, верно?
— Куда еще он звонил, после того как я ушел?
— Спросите лучше, куда он не звонил, — поправила она меня. — В две или три авиакомпании и в несколько пароходных агентств. Должно быть, ужасно разволновался и решил уехать в отпуск.
— Наверное, вскоре я предоставлю ему эту возможность, — пообещал я. — Причем бесплатно. Квартира с пансионом, регулярные физические упражнения и даже время от времени бесплатный показ кинофильмов.
— Просто великолепно! — откликнулось она. — И где это?
— В Сан-Квентине.
Она обиженно надула губки, а у меня мгновенно все вылетело из головы, в том числе и этот злосчастный Филип Ирвинг. Затем появился официант, который принес на тарелочке наш счет и взамен утащил мою четырехдневную зарплату.
— Эл, вы хотите вернуться в квартиру моей тетушки? — заинтересованно спросила Джонни. — Или пойдем к вам?
— Почему бы нам сперва не зайти ко мне? — рассудительно предложил я. — А если нам надоест слушать музыку, мы всегда можем перебраться к вам.
— Какой вы предусмотрительный! — восхитилась она. — Хотелось бы и мне быть такой — это избавило бы маму от беспокойства, и она наконец могла бы спокойно спать по ночам.
Затем последовал необходимый перерыв, чтобы добраться на «остине» от ресторана до моего дома. Наконец мы оказались у меня. Пока Джонни удовлетворяла женское любопытство, заглядывая в каждый уголок гостиной, я вставил пластинки в музыкальную систему. Через несколько секунд из него полились возвышенные и благородные звуки музыки Дюка Эллингтона.
— Не сделать ли мне что-нибудь выпить? — спросил я. — Для вас мартини со льдом, и ни капли вермута, верно?
— По-моему, мне больше не хочется пить, — рассеянно отозвалась Джонни. — Это у вас постель или корт для ручного мяча?
— Это обыкновенная старая софа, как тысячи других, — немедленно удовлетворил я ее любознательность. — Увидев раз одну из них, можете считать, что знакомы со всеми.
— Нет, сэр! — И Джонни энергично потрясла короткими кудряшками. — Только не с этой — на ней может потеряться целая кавалерийская рота, которую будут искать неделями!
— Что ж, — бодро парировал я, — остается только достать эту роту. — Потом попытался изменить тему беседы. — Вы уверены, что не хотите выпить? У меня есть настоящий «Наполеон», может, отведаете?
— Нет, мне не надо, — пробормотала она, не в силах отвести глаз от проклятой софы. — Выпейте сами, если хотите.
— Отлично, — сказал я. — Я быстро… Ну, разве Дюк не самый выдающийся музыкант?!
— Может, он вырезал пластинку из вашей софы? — задумчиво проговорила она.
Я решил, что мне определенно нужно выпить. Поэтому вышел на кухню и приготовил себе старый добрый восстановитель. Попробовав его на вкус, размер и качество, я вернулся со стаканом в гостиную. С того момента как я ушел, в ней кое-что изменилось, и я понял, что снова оказался в дураках: не нужно было выходить ни на секунду! Джонни так и не сдвинулась с места, где стояла до моего ухода, только теперь ее замечательное черное платье и жакет были аккуратно сложены и перекинуты через спинку стула. Как ни в чем не бывало она стояла в одной бежевой комбинации, отделанной кружевами у груди и внизу.
— Я мог бы открыть окно, дорогая, — отреагировал я, — но вижу, вы нашли лучший выход из положения.
— Мне вовсе не жарко, Эл. — Джонни сосредоточенно сдвинула брови. — Просто я не хочу помять платье на этой штуке. — И она указала пальчиком на просторную софу.
— Вы обладаете не только совершенной красотой, но и блестящим умом! — в восторге заявил я. — Такая практичность кажется мне невероятно редкой, как бы освежающей и.., чертовски возбуждающей!
Джонни метнула на меня строгий взгляд.
— Я бы просила вас по мере возможности избегать непристойных выражений, — чопорно проговорила она.
— Какая прелестная комбинация! — поспешил я отвлечь девушку, стараясь при этом запомнить, что в ее присутствии не стоит поминать черта. — Было бы жалко, если бы она помялась.
— Она нейлоновая, Эл, так что не беспокойтесь.
— Иногда и нейлон может доставить беспокойство, — мрачно сказал я. — Я имею в виду, зачем же рисковать?
— Что ж, может, вы и правы, Эл! В самом деле, уж очень тонкие эти кружева!
Джонни скрестила руки, взявшись за подол комбинации, и стянула ее с себя ловким скользящим движением. Аккуратно сложив комбинацию, она повесила ее на спинку другого стула, а затем грациозно шагнула на софу, мягко покачиваясь на пружинящей поверхности.
— Никогда не знаешь, какие окажутся пружины, — серьезно пояснила она.
Будучи воспитанным человеком, я хотел было успокоить ее, но вдруг обнаружил, что мои голосовые связки поражены внезапным параличом, так же как и все тело. Джонни слегка наклонилась вперед и на несколько секунд встала на цыпочки, глядя на меня с высоты софы. В ее глазах промелькнул злорадный торжествующий блеск, пока она наслаждалась своей неоспоримой победой.
— В чем дело? — нежно промурлыкала девушка. — Вы что, проглотили язык?
И вдруг с запоздалым раскаянием я вспомнил, что никогда по-настоящему не верил своей учительнице в шестом классе, которая пыталась убедить нас в том, что география — захватывающая наука. От самой макушки Джонни, на которой задорно топорщились ее кудряшки, до нежных, по-детски розовых подошв ее изящных точеных ножек, все в ней было бесконечно захватывающим, завораживающим! Ее лифчик и штанишки, видимо составляющие набор со скинутой комбинацией, поразительно не соответствовали той серьезной задаче, для которой они предназначались.
Ее полные нежные груди, казалось, едва не выпрыгивали из тесного бюстгальтера, самодовольно подпрыгивая в такт мягким, пружинящим движениям ее тела. Короткие штанишки были просто кружевной пеной прибоя и могли служить исключительно декоративным целям. Продолжая двигаться на юг, я совершал все более восхитительные открытия, любуясь белоснежной аркой ее прекрасно вылепленных стройных бедер. Ямочки на ее коленях, казалось, подбадривающе улыбались мне, и по моим венам мгновенно пронесся горячий ток крови, сметая временный паралич.
Джонни нагнулась еще ниже, приглашающе раскинув обе руки, и сочетание действия силы тяжести с неожиданным порывом двух холмиков оказалось слишком суровым испытанием для нейлонового изделия. Послышался слабый щелчок, и ее бюстгальтер плавно спланировал к моим ногам.
— Ну же, Эл, — с гортанным придыханием произнесла Джонни. — Добро пожаловать на борт!
Резкий, назойливый телефонный звонок не дал мне сделать и полшага, словно я был трусом, который не решился штурмовать вершину Эвереста. Джонни тихонько вздохнула и выпрямилась.
— Думаю, вам лучше взять трубку, Эл, — с сожалением сказала она.
— В такой момент?! Вы с ума сошли! — внезапно охрипшим голосом воскликнул я.
— Вы же лейтенант полиции, коп, — резонно напомнила Джонни. — Если вам звонят по делу, телефон будет трезвонить через каждые пять минут, пока кто-нибудь не ответит.
— Ну и пусть себе трезвонит! — проворчал я.
— Если вы думаете, Эл, что я лягу на эту вашу громадную софу с блаженной мыслью, что телефон будет трещать каждые пять минут, значит, не так уж вы умны, как я думала!
— Да, — пролепетал я, не в силах противопоставить что-либо ее несокрушимым доводам. — А знаете что? — вдруг оживился я. — Мы можем просто перебраться в вашу квартиру!
Передо мной простиралась бесплодная пустыня, отделявшая меня от маленького столика у окна. В изнеможении преодолев ее, я наконец поднял трубку.
— Эй, вы, почему бы вам не вернуться в свою Монголию с первым же караваном?! — заорал я в микрофон.
— Уилер? — Последняя слабая надежда погибла, стоило мне услышать голос шерифа, подобный реву быка.
— Да, шериф? — простонал я.
— Вам лучше поторопиться и снова поехать к Крэмерам. — В его голосе чувствовалось напряжение. — Там снова все полетело к чертям.
— А что случилось?
— Пять минут назад мне позвонил Полник и не очень внятно все доложил. Одно я понял наверняка миссис Крэмер мертва, убита пулей сорок пятого калибра!
— Кто это сделал? Шериф, у вас есть хоть какое-то предположение?
— Мы точно знаем, кто ее убил, — сообщил вдруг усталым голосом Лейверс. — Это ее муж!
Глава 9
По дороге к Крэмеру я подбросил Джонни домой. Когда на прощанье она меня поцеловала, почему-то ее пухлая мордашка утратила обычное самонадеянное выражение.
— Мы прямо как Ромео и Джульетта, — проговорила она, грустно улыбнувшись.
— А еще говорят о несчастных влюбленных!
— Во всяком случае, я рад, что тебе уже не тринадцать, — сказал я. — Для меня как для копа это было бы серьезной проблемой. Я тебе позвоню, дорогая, как только смогу.
— Позвони, Эл, — попросила она с несчастным видом. — И скажи своему противному шерифу, что ты имеешь право на личную жизнь, пусть он в нее не суется!
Я смотрел ей вслед, пока она не скрылась в подъезде, затем отчалил от тротуара.
Путь к Крэмеру, который я проделал в одиночестве, предаваясь сожалениям о неосуществленных надеждах, был подобен переезду через Стикс в обществе Харона, показывающего местные достопримечательности. Прибыв на место, я увидел, как впереди останавливается машина шерифа. Быстро припарковавшись, я догнал его на полпути к дому.
— Выходит, с самого начала я был прав, — сердито проворчал он. — Все дело в этой связи между Филипом Ирвингом и миссис Крэмер!
— Как вы можете быть так сразу уверены в этом? — спросил я.
— А что же еще? — буркнул он. В холле нас встретил Полник, выглядевший еще более ошалевшим, чем обычно.
— Ну и что здесь у вас произошло? — язвительно поинтересовался Лейверс.
— Черт! Прямо не знаю, шериф, — трагически прошептал сержант. — Около половины одиннадцатого миссис Крэмер сказала, что идет спать, и попрощалась с нами. Мы сидели на задней террасе и.., гм.., разговаривали, а она ушла в дом. Спустя, может, полчаса после этого мистер Крэмер заявил, что идет в свой кабинет немного поработать. Поэтому я вышел на улицу посмотреть, все ли в порядке, ну, заперты ли входные двери и все такое, а потом вернулся на террасу. И вдруг услышал звук выстрела где-то внутри дома и…
— Сколько было времени? — прервал его Лейверс.
— Три-четыре минуты первого, — сразу ответил Полник. — Когда я вбежал в кабинет, на полу с раной во лбу лежала миссис Крэмер, а мистер Крэмер обмяк в кресле и сидел, закрыв лицо руками. Наверное, у него был шок, но сначала мне показалось, что он сошел с ума. — Полник с явным удовольствием произнес эту глубокомысленную фразу.
— Во всяком случае, ему было с чего сходить с ума! — безжалостно заявил шериф. — Где он сейчас?
— Он в гостиной, шериф, — сокрушенно сообщил Полник. — Я постарался поскорее вывести его из этого кабинета в другую комнату. Я думал…
— Не имеет значения, что вы там думали! — прорычал Лейверс. — Прежде всего покажите нам тело.
Сержант проводил нас к кабинету, порылся в карманах и нашел ключ, после чего открыл дверь. С тех пор как я побывал в нем сегодня днем, там все оставалось по-прежнему, за исключением распростертого на ковре мертвого тела.
Салли Крэмер, с разметавшейся копной темно-рыжих волос, лежала на спине. Глаза ее были широко открыты, а губы навечно искривила гримаса ужаса. На ней был тот же костюм из голубого бархата, в который она переоделась днем. Я вспомнил наш с ней разговор в моей машине, напомнивший мне китайскую музыку с неуловимой мелодией, в которой, однако, был ритм и какой-то смысл, если только иметь терпение и как следует в нее вслушаться.