– А может, и вовсе решила с кем-нибудь местом поменяться, – сказал он сам себе.
Зверев раскрыл сундук, что стоял под окном, и достал добротную дедовскую кольчугу. Она была чуть не втрое тяжелее байданы – но зато после нее в новой броне чувствуешь себя легким, словно воздушный шарик. Лучше пораньше устать на тренировке, чем первым вымотаться в бою. Дальше все, как всегда – кистень в рукав, саблю на пояс, бердыш за спину.
Новик спустился вниз. Проходя мимо колодца, хлопнул по плечу опухшего от пива конюха, который устало черпал в корыто воду:
– Коня мне оседлай, сейчас вернусь.
Взяв у сарая десяток поленьев, он вышел за ворота, расставил их там, поместив некоторые одно на другое, на макушке сложил шишки – излюбленную свою мишень. И началось его обычное мирное утро. Сперва кистенем по шишкам – спереди, сзади, с разворотом, слева, справа, верхние, нижние. Наупражняв руку кистенем, Андрей взялся за бердыш, потом за саблю, напоследок немного поиграл ножами. Битва – это не спортивное соревнование, никто в сече твоего разряда и классности спрашивать не станет, с равным противником не сведет. Война всем по умолчанию высшее мастерство присваивает. Не дотягиваешь – враз получишь удаление до новой реинкарнации. Потому-то и не жалел Зверев своего утра на полноценную физзарядку, и только часа через два он обычно возвращался в усадьбу, к завтраку.
Увы, в доме по-прежнему царил мертвый сезон. Новик сбегал к себе, переоделся. Затем заглянул в трапезную. Здесь еще посапывали довольные собой победители – кто на скамьях, кто на полу, кто и носом в стол, крепко сжимая опустевший кубок. Хозяин с боярыней сюда, видно, еще не заглядывали. Андрей наскоро перекусил двумя пряженцами с вязигой, запил холодным и ядреным от хрена квасом, сбежал во двор, прямо с крыльца снова запрыгнул в седло и вылетел за ворота. Чуть придержав коня, оглянулся:
– Эй, кто там в страже сегодня? Батюшке передайте, на охоту я поскакал. Может, повезет, косого кистенем собью!
Не дожидаясь ответа, он пнул пятками коня и послал его знакомой тропой в сторону Козютина мха. Пару верст до Большого Удрая, вброд через реку, потом тропой через колышущуюся под копытами вязь до зарослей ежевики, после влево через просвет в кустарнике, а там уж совсем недалеко и до заросшего дубами пологого холма.
Перед входом в пещеру стояла оседланная лошадка, а потому новик повернул влево, объехал густой малинник и привязал коня там, подальше от посторонних глаз. Сам же вернулся и осторожно вошел в пещеру, прислушиваясь к глухим от многократного отражения голосам.
– Гляди, милая, коли напраслину на нее наводишь, то на тебе весь грех останется, тебе пред богами отвечать придется, тебя невинная душа на Калиновом мосту встретит… – торжественно вещал Лютобор.
– Она, она, разлучница проклятая, – ответил волхву плаксивый бабий голосок. – Точно знаю, на кровь она мужа моего приворожила. Воду ему в поле носила, змея подколодная, тогда приворот и навела. Вроде как заботилась, а сама все в амбар наш заглядывала да в овин бросала что-то.
– Коли так, милая, вот что я тебе скажу. Ступай, проследи за разлучницей. Увидишь, где она на землю встанет – ты след-то тот опосля собери да мне принеси. Я ужо через след этот бабу и высушу. Но твоим словом высушу, тебе ответ держать придется!
– Сделаю, отец родной, все сделаю…
Андрей понял, что посетительница сейчас откланяется, а потому вышел, спрятался за густым зеленым кустарником и, лишь когда услышал удаляющийся стук копыт, снова ступил в пещеру.
– Здрав будь, мудрый волхв Лютобор, да сохранится в веках твое имя! – торжественно поздоровался Зверев, спускаясь по выкопанным вдоль стены ступенькам. – Разве не грешно так поступать? Как я понял, ты через след некую невинную душу извести собрался?
– Опять бабы дурные мужика не поделили. – Старик одернул опоясанную кушаком, новенькую полотняную рубаху с вышитым воротом. – Не изведешь – так детей малых сиротами при живом отце оставишь. А что хуже? Рази угадаешь.
– Ты, смотрю, в обновке, Лютобор? Никак, очередной боярыне смог приворот на князя знатного сотворить?
– За что меня одежей отдарили, ты дома узнаешь, – погладил морщинистое, «босое» лицо старик. А по тебе, я за сто лет и рубахи новой надеть не могу?
– Только скажи, и я притащу тебе десять меховых плащей, мудрый Лютобор, – предложил Зверев.
– Скажи, скажи… Сам догадываться должен! – недовольно отмахнулся колдун.
– Я о другом подумал, мудрый волхв, – показал хозяину кожаный бурдючок Андрей. – Ни разу тебя не спрашивал, ты вино пьешь или нет?
– И другие не спрашивают… Ладно, кружки вон, на полке возьми… – смягчился старик. – Ну да ты знаешь.
– Давай за победу выпьем, учитель. За успехи! Ты не поверишь, но я все, чего хотел для России, все сделал. За один поход. Огнестрельное оружие сделал, испытал, и оно всем понравилось. Теперь, думаю, их все изготавливать начнут. Бердыши, про которые я в колдовском мире в прошлый раз узнал, тоже отковал несколько штук – и тоже всем в походе понравились, все такие же делать станут. С танками чуть промахнулся, но зато у нас такая отличная штука, как гуляй-город, получилась. И тоже всем понравилась и князьям, и воеводам, и холопам простым. Тоже, думаю, теперь все изготавливать и применять начнут. Так что, теперь можно и возвращаться… – Новик сел к столу и наполнил красным вином глиняные кружки. – Как говорится, я сделал все, что мог. Мавр сделал свое дело, мавр может уйти. До нового полнолуния всего два дня.
– Уверен ли ты, отрок, что место, куда ты уйти так желаешь, на самом деле имеется? Уж не сказочно ли оно? Опять ведь тебя назад, сюда возвернет.
– Уверен, мудрый волхв, уверен. Я ведь тебе еще с месяц назад рассказал, как не дал великого князя Ивана Четвертого убить, как наемников разогнал, а его мы с побратимами в Москву в целости доставили? Его там теперь боярин Кошкин бережет, близко никакого ворога не подпустит. Так что переворота не случится. Иван Грозный сохранит свой трон, история вернулась в правильную колею, никакого разгрома и уничтожения России не случится – а значит, и мой дом в будущем на месте.
– Сладкие ты речи ведешь, отрок, сердцу моему приятные, – тяжко вздохнул старик. – Но кабы все и всегда так, как нам хочется, получалось… Да, видел я в зеркале Велесовом, встал ты на пути смерти великокняжеской, остановил врага злобного, тайного, сохранил власть к длани правителя законного, от рода Хорса поставленного. Но не единым днем все меняется. Помнишь, о чем сказывал я тебе во время первого нашего разговора?
– Помню, – кивнул Андрей и принялся загибать пальцы: – Во-первых, этой весной вместо убитого Ивана Четвертого в Великие князья сядет Владимир Старицкий. За помощь в перевороте он даст вольную Пскову и Новгороду, и те переметнутся к Литовскому княжеству. Или, точнее, к Польше. Там уже сейчас Сигизмунд королем обеих стран числится. Во-вторых, Османская империя покорит всю Европу. В-третьих, в Польшу турецкий султан посадит своим правителем какую-то нежить, вампира или оборотня. В-четвертых, где-то в годах семидесятых по указу султана тот вампир и казанский хан одновременно нападут на Россию с разных сторон, а сам он станет наступать с юга. В-пятых, от России останутся только Архангельская область и Карелия, а все остальное раздраконят захватчики. В-шестых, вампир будет уничтожен, Польша сдастся туркам, и весь мир станет одной большой Османской империей. То есть вру немного. Цивилизованные страны уцелеют. Ну Китай там, Индия. Но все остальное достанется туркам. Все, пальцы кончились.
– Можешь разгибать персты обратно, дитя, – присел к столу волхв. – Так что же ты сделал? Ты спас правителя, великого князя, не допустив к столу московскому чужака. Чужака не по крови, но по мысли и воспитанию. Однако же раскрыт ли заговор? Истреблены ли предатели? Коли нет, то они повторят свое покушение, и, может статься, в этот раз оно окажется более удачным. Ты спас Ивана – но что изменится при этом для отделенной от всей честной Руси части русского народа, коя населяет Великое Княжество Литовское? Они попадут под иго иноземное, польское, лишатся своего языка и разума, утратят корни свои и стержень русский.[10] Ты спас великого князя – но разве от этого сгинет империя Османская, разве исчезнет ее султан со своими замыслами? Разве это заставит Казанское ханство отступиться от своих планов? Неужели ты думаешь, что передача московской власти от одного мальчика к другому сможет изменить судьбы мира.
– Уверен, – кивнул Андрей. – От одного-единственного человека подчас зависит очень и очень многое. Не появись в Пруссии Бисмарк, в нашем мире не было бы Германии. Не появись в России Сталин, нашу страну сожрали бы или Антанта, или Гитлер, не появись Путин – ее порвали бы америкосы. Не начни Наполеон войну с Россией – вся Европа навсегда сделалась бы Францией. Не решись Гитлер напасть на Советский Союз – Третий Рейх завоевал бы остальную половину мира. Да что там правители – одна-единственная бомба, упавшая в сорок втором году в битве за Мидуэй на японский авианосец «Кага», решила исход всей войны на Тихом океане. Нужно только оказаться в нужное время в нужном месте. Я сохранил русский трон за Иваном Грозным. А уж он-то не даст стране погибнуть. Не за то свое имя получил!
– Еще не получил, отрок, – покачал головой колдун. – И получит ли? Слышал я, дед его, Иван Васильевич, прозвище это носил. Уж не путаешь ли ты князей великих? Для твоей памяти лет-то от сих дней, ой, как много прошло.
– А зеркало, зеркало твое что говорит?
– Зеркало Велеса – оно не птица, чтобы весь мир с высоты обозревать, – покачал головой волхв. – Оно тебе то место и тот час показывает, про который ты его спрашиваешь. Али судьбу человека кажет, чье сало в свечу добавлено. За тем, как Русь моя через тридцать лет с земли сгинет, я не один век доглядывал, посему и знаю все в подробности. А что теперь станется, при новом князе, уж не ведаю. Иные битвы из зеркала сгинули, новые я еще не нашел. Полста дней всего прошло, как ты дланью своей мироздание подкрутил – ан уже половина событий со своих мест попропадало.
– Вот видишь, Лютобор, – довольно усмехнулся новик. – Значит, и один человек что-то изменить может?
– Что-то – может, – согласно кивнул колдун, поднял кружку, сделал несколько глотков и продолжил: – Но много ли он изменит? Можно поставить на пути ручейка ладонь, и тогда за рукой появится сухое место. Но остановит ли ладонь поток? Нет, он отечет руку стороной и покатится дальше по своему руслу. Можно насыпать плотину. Но и тогда поток не остановится. Он лишь задержится, пока воды не хватит, чтобы она перехлестнула через край. Ты можешь прокопать новое русло, можешь сделать его длинным, запутанным. Но рано или поздно твои силы иссякнут, и поток, который стремился на юг, покинув рукотворное ложе, все равно повернет к югу и вольется в то море, к которому нес свои воды изначально. Что бы ты ни делал, как бы ни старался – предначертанного не изменить. Коли княжича Ивана не смогли истребить этой весной – кто помешает предателям сделать это в следующем году или через год? Коли три державы с трех сторон накинутся на Россию – кто остановит их, пусть на столе Московском и останется законный наследник? Пройдет три десятка лет, и Руси, моей Руси, больше не станет. Утонет она в крови, стерта будет с лица земли, и имени ее не останется.
– Зачем ты говоришь это, Лютобор? – стукнул кружкой о стол Зверев. – Для чего? Хочешь сказать, зря я со схизматиками наемными бился, зря царевича спасал?
– Нет, не зря, чадо мое, – вздохнул волхв и снова пригубил вина. – Доброе дело никогда не бывает ненужным. Из малых добрых дел великие свершения складываются. А сказать я хочу о том, что будущего твоего… того, о котором ты с такой гордостью сказывал, – нету. Смотрел я в зеркало Велесово на четыреста семьдесят лет тому вперед. Нет там ни домов белокаменных, ни дорог гладких и твердых, ни света чудесного. И языка русского там нет.
– Этого не может быть!
– А вино вкусное, Андрей. Ой, какое вкусное. Давно уж налитком сим не баловался. Мужики порой догадаются меда хмельного принесть, а уж вина и вовсе на столе моем не бывало.
– Этого не может быть! – громче повторил новик.
– Ты странный человек, чадо мое, – спокойно приподнял брови старик. – Порою разумен на удивление, о мудростях сказываешь, о каковых я и не слыхивал. А порой упрям и глуп, точно юный козленок. Ты же, Андрей, уж не раз чародейство зеркала Велеса в делах своих повседневных использовал. Из него и о набеге польском узнал, и о себе, и о покушении на великого князя. И ни разу оно тебе не солгало. Почему же упрямишься, правды признать не хочешь, коли о годах и селении твоем речь заходит? Ну нет, нет там никаких каменных городов!
– Тогда откуда я взялся?!
– Вестимо, из рабов сарацинских, – пожал плечами колдун. – Али из иных мест заклятие тебя вытянуло.
– Этого не может быть!
– Как знаешь, отрок, – вздохнул Лютобор. – Я от своего слова отказываться не намерен. Послезавтра ночью полнолуние случится. Посему, коли придешь послезавтра ввечеру на алтарь рухнувшего храма, на Сешковскую гору, я вновь проведу обряд возвращения тебя в родные места. Туда, откуда ты пришел. А теперь ответь мне: как спасти человека от порчи, коли ее через плоть наводят? Через волос, кровь, пот его?
– На воск можно отлить или через солнечную дугу отговорить, – налил еще по кружке вина Андрей.
– Нет, чадо, – покачал головой колдун. – Так ты от сглаза, от порчи на расстоянии спастись можешь. А коли через плоть чародей действует – он на жертву напрямую, мимо любых защитных заговоров выходит… Ох, хорошее вино, доброе. Порадовал старика.
– Найти надо чародея и грохнуть. Саблей по шее.
– Это заклятие креп… крепким выйдет, – чуть не подавившись, довольно закудахтал старик. – Однако же коли не найти врага, то действовать иначе, хитрее можно. Тут понадобятся три волоса от трех невинных детей…
* * *
Ночью было довольно прохладно, поэтому поверх рубахи Зверев надел войлочный поддоспешник, а уж на него – шитую серебром ферязь, опушенную у ворота и на обшлагах бобровым мехом. Разумеется, в рукав он сунул кистень, на пояс, рядом с ножом, ложкой и косарем, повесил саблю. Спустился наружу, как и в прошлый раз, справа через частокол. Но теперь он сложил веревку вдвое и, встав на траву, просто потянул один из концов, и веревка благополучно соскользнула вниз.
На Сешковской горе бродили какие-то белые и желтые огоньки, похожие на громадных светлячков или глаза циклопов – парами огоньки не перемещались. В голове сразу всплыли все те страшные рассказки, которые он успел услышать про злобную нечисть, что обитала на месте рухнувшего храма злых духов. По спине побежали мурашки, однако новик встряхнулся и решительно пошел туда. В конце концов, он и сам теперь почти что колдун. Добрая сабля и заговорное слово – чего можно опасаться с таким оружием?
В этот раз озеро пришлось обходить, поэтому путь занял не десять минут, а все двадцать. Еще и ноги путались в высокой сочной траве, и комары постоянно кусались, словно летали над простым смертным, а не над человеком, что сейчас промчится сквозь толщу веков.
Над древним алтарем – большим камнем с плоской верхушкой – огоньков вилось особенно много, причем они без страха смешивались с искорками пламени, взмывающими к небесам. Похоже, Лютобор развел костер за алтарем, чтобы его не было видно из усадьбы – но подобрать дрова, не дающие искр, не догадался. Хотя… Кто станет вглядываться в огоньки над проклятой горой? Их тут и без костра в избытке.
– Вечер добрый, мудрый волхв.
– И тебе всего хорошего, чадо, – ответил из темноты колдун. – Не передумал?
– Нет, конечно. Домой-то хочется.
– Тогда забирайся. Куда, ты уже знаешь. Глаза не забудь закрыть. А то можешь попасть в священный огонь, ослепнешь.
– Я помню, Лютобор. – Зверев вскарабкался на камень, сдвинул ножны сабли назад, уселся, поджав под себя ноги. – Я готов, волхв.
– Тогда прощай, чадо…
Колдун метнул в огонь что-то трескучее, рассыпавшееся мелкими огненными искрами, начал негромко напевать. И опять, как в прошлый раз, Зверев ощутил, что проваливается в жаркую, ослепительную бездну… Минутой спустя он привычно поймал ногами опору, чуть присел, гася инерцию, секунду выждал, ощущая сквозь веки яркий свет, а потом открыл глаза…
Он стоял под деревьями на песчаной дорожке, справа и слева тянулся ровно стриженный газон, а за ним виднелась асфальтированная дорога. Справа – широкая, по ней постоянно проносились машины. Кроме иномарок, Зверев сразу узнал несколько «Волг», «зубил», пару «десяток». Слева дорога была узкая, и на ней царили покой и тишина, только несколько припаркованных автомобилей показывали, что движение там тоже разрешено. Дальше возвышались кирпичные пятиэтажки сталинской постройки. В просветах между домами зеленели огромные великовозрастные тополя.