- Я сейчас в больнице лежу, на обследовании. Ничего особенного, но пока не выпускают. Отпросился, чтобы с вами поговорить. Я вам все сдам, как из больницы выйду. У меня сейчас такие головные боли, что ничего не могу запомнить. Поставьте мне зачет, Екатерина Сергеевна.
- Юра, спокойно лечитесь. Зачет я вам ставлю. Поправитесь - сдадите постепенно все долги. Я могу вам чем-нибудь помочь?
- Не говорите Маше, что вы меня видели. Она замуж за англичанина выходит.
Есть на факультете зловещая дверь - на ее створке вешают объявления в черных рамках. Живым я Юру больше не видела. Через две недели на двери висело извещение о его смерти.
В плане проведения ленинских субботников наша кафедра из года в год записывала: "Разборка старых шкафов. Обновление учебных материалов". Господи, чего мы только не находили в этих шкафах! Муху, попавшую в "Историческую грамматику" и погибшую там еще до диктатуры пролетариата, дореволюционные шпаргалки с ятью. Традиции живы, но каждое новое поколение идет вперед, совершенствует науку. Если студент взял билет, сел готовиться и время от времени поглядывает на тебя особым сосредоточенным взглядом, как бы обдумывая новую концепцию трактовки образа пушкинской няни, то - голову даю на отсечение - сдирает с учебника. Причем учебник лежит у него на коленях.
Летняя сессия, конец июня, последний экзамен - русская литература. Студент-вечерник отвечает вдохновенно, звонким голосом. А я устала: дополнительных вопросов не будет. Получай пятерку, и разойдемся по домам.
Когда студент закрыл за собой дверь, я подняла с пола листок, который он обронил. Это была схема расположения шпаргалок. Ведь не упомнишь, куда что засунул! На листке было написано:
Достоевский - лев. задний
Толстой - прав. задний
Тургенев - грудь.
1995 год
Наталия Никитична Толстая
Женское движение
В конце октября я начала преподавать русский язык в маленьком шведском городке за полярным кругом. В тот год в Швеции проходила кампания "Думай позитивно" (предыдущий год прошел под лозунгом "Сумей сказать "нет""). Пока было тепло, я ходила в парк, садилась на скамейку и думала позитивно. Появлялась физкультурница в белом, останавливалась невдалеке и с улыбкой делала приседания. Дама на другой скамейке читала толстую книгу. Время от времени она откладывала ее, меняла очки и принималась за вязание.
И читательнице толстой книги, и физкультурнице, и всем жителям уютного городка не было до меня никакого дела. Никто не вступал в разговор просто так, как дома, в парке Челюскинцев.
- Невестка выкрасилась в седой цвет, дура. Я ей говорю: "Ты бы еще морщины наклеила"...
А сколько раз в подземных переходах или в трамвае граждане выводили меня из задумчивости:
- Тяпку для дачи не надо? В магазине нету.
- Девушка, что же вы в такой холод без шапки? Облысеете...
Из моего окна была видна церковь, в которую никто не ходил. И замерзшая река. И все время шел тихий снег. Я наслаждалась тишиной неделю. Потом подумала: что, и весь год так? Городская библиотека работала с часу до трех, два раза в неделю. Книги там были или детские, или про природу: "Я и мой лес", "Все о комнатных цветах". И журналы были тоже специальные: "Кошка в доме", "Скандинавская рукодельница" (как сшить из остатков материи чехол для резервного рулона туалетной бумаги; как сделать аппликацию на дверь в гараже: гномик - санки - гномик - санки). Я начала читать, но меня, безрукую, чтение не захватило. И, оторванная от очередей, таскания тяжелых сумок, друзей и врагов, я потеряла опору. Возбуждение от пребывания за границей кончилось.
Каждый день я вынимала из почтового ящика рекламные листки и тут же складывала их у мусоропровода. Но однажды в руках у меня оказалось письмо: "Приглашаем Вас принять участие во 2-й Международной конференции "Женское движение. История и современность". Желательна русская тематика. Тезисы доклада высылайте по адресу... Оргкомитет". Список основных докладов прилагался:
"Дискриминация женщин разных возрастных групп среди оленеводов саами (Финляндия)".
"Роль и задачи мужчины в домашнем хозяйстве. Концепция и прогнозы (Швеция)".
Поехать на конференцию хотелось, а времени писать доклад оставалось мало. С другой стороны, и тема - женское движение - безразмерная. Пиши, о чем хочешь. Я села за стол, взяла лист бумаги и написала черновое название доклада: "Феминистское самосознание как полоролевой стереотип в современном социуме". Может быть, взять исторический аспект вопроса?
После войны многие семьи держали домработниц, молодых девушек, сбежавших из колхоза. И мы, когда переезжали летом на дачу, нанимали домработницу. Каждый раз это была новая девушка, почему-то всегда Нина или Валя. В чемоданчике у нее лежало зеркальце, толстая книга без первых страниц и письма солдата срочной службы. Один раз я увидела на нашей кухне человека, одетого, как крепостной крестьянин из школьного учебника. Это был отец нашей домработницы. Он о чем-то просил маму и даже встал на колени.
После ужина домработницы ходили друг к другу в гости. Шептались, рассматривали фотографии: солдат у развернутого знамени части, матрос с товарищем. Иногда они показывали эти фотографии мне, первокласснице, и спрашивали: нравится? Боясь их обидеть, я говорила: да, а сама думала: господи, как можно полюбить такого?
Этим девушкам, как и всем на свете, хотелось счастья, и поэтому вечерами они уходили в темноту. Дружба с солдатом или матросом часто заканчивалась беременностью и слезами. "С Ниной пришлось расстаться по той же причине, что и с Валей",- долетали до меня разговоры взрослых. Одна из Валь устроилась в милицию, там давали койку в общежитии. Про нее говорили, что она "пошла по рукам". Другая, Нина, стала каменщицей на стройке. После пяти лет работы давали комнату, а парень, с которым Нина гуляла, обещал жениться, если будет жилье. Но комнату все не давали и не давали. И жених не стал ждать, ушел к другой, с жилплощадью. Все домработницы уходили от нас на тяжелые работы, мечтая о прописке и о собственном угле. Где они теперь, эти деревенские девушки? Небось, нянчат внуков, рожденных свободными. Ничего не знаю об их судьбе: они никогда не возвращались назад, к бывшим хозяевам. Нет, лучше взять сегодняшний день, что-нибудь попроще. Например, роль женщины в семье накануне нового тысячелетия.
Прошлой весной родительский комитет поручил мне обойти несколько домов микрорайона, уточнить количество будущих первоклассников.
Апрельское воскресенье. Пятиэтажный блочный дом. Тесные, но отдельные квартиры. Перед тем как позвонить в очередную дверь, я загадывала: какая хозяйка мне откроет? Злая на весь белый свет или добродушная?
На звонок открывал всегда мужчина в тренировочных штанах и шлепанцах. Жена кричала из кухни: "Валера, кто там?" Валера отвечал: "Молодая, интересная", или: "Ко мне пришли, не ори!" Появлялась жена: бигуди под газовой косынкой, руки в муке или мыльной пене, и приглашала зайти в комнату. Был полдень, но телевизор уже работал на полную мощь. Через открытую дверь была видна маленькая смежная комната с неприбранной детской постелью.
Усадив меня к столу, женщина принималась выпроваживать мужа: "Сдай посуду, скоро на обед закроют". "Сходи, Валерик, за сметаной. Дай нам спокойно поговорить". Муж, не отрываясь, смотрел мультфильм "Мышонок и его друзья", а когда жена совсем доставала, переходил, захватив бутылку пива, в лоджию и долго курил там, глядя в одну точку. Так было на третьем этаже, и на пятом, и на девятом. Всюду женщины были активны. Их энергия была то остервенелая, то веселая, но она была. А мужья... Мне было их жалко.
В последней квартире дверь открыла старушка.
- Здравствуйте. Здесь живет Вова Козлов?
- Здесь, мой хороший. Что, натворил чего-нибудь?
- Нет, я списки первоклассников уточняю.
В большой комнате спиной ко мне сидели двое. Она в кофте из ангоры, с широкой спиной, немолодая, он - на вид лет восемнадцати. Рукав его пиджака был надорван, и было видно, что пиджак надет на голое тело. Женщина обнимала парня за шею. На столе стоял эмалированный тазик с винегретом и бутылка. Пока я разговаривала с бабушкой, женщина и парень ни разу не обернулись и не посмотрели, кто пришел.
Она его не удержит, думала я, спускаясь по лестнице.
Во дворе, навстречу мне, из большой лужи вышла девочка. На ее пальто не было ни одной пуговицы.
- Вы по квартирам ходили, а почему к нам не зашли?
- Я ходила к первоклассникам.
- А я в музыкальной школе училась. Но меня выгнали.
- Почему?
- Оказалась вертушкой. Угадайте, как мою маму все называют? На букву "п". Сдаетесь? Пьяница!
- А папа у тебя есть?
- Папа все врет и с нами не живет.
- С кем же ты живешь?
- С дедушкой. Ой, Джека вывели!
Из парадной вышел мужчина с пуделем, и девочка побежала к ним.
Глаза стали слипаться, и в голову полезла какая-то чушь. Я открыла окно и легла на постель. Мне приснилось, что я дома, на Васильевском острове. Мне нужно спуститься на первый этаж к почтовому ящику. Я открываю дверь, но не могу выйти из квартиры: дворник Тоня моет тряпкой бетонный пол как раз перед моей дверью. Раньше она всегда здоровалась со мной и часто занимала у нас деньги, но с тех пор, как умер муж, больше не приходила: теперь денег хватало. Один раз я подарила ей что-то заграничное, и с тех пор она невзлюбила меня. Я понимаю Тонину ненависть и не сержусь.
Я проснулась от сквозняка, за окном была ночь. Голова была ясная, и я опять села к письменному столу.
Что я знаю о женщине из типовой квартиры? Она вьет и украшает свое гнездо, как умеет. Вешает пестрые картины на пестрые обои, и ей уютно. Муж не ушел, значит, и ему с ней хорошо.
И девочке-вертушке не вечно стоять в луже. Вырастет, станет красавицей и разобьет не одно сердце, но сама никого не полюбит.
А дворник Тоня будет яростно колоть лед у нашей парадной, испепеляя взглядом каждого жильца. Но и ее душа скоро успокоится: сына вот-вот выпустят из тюрьмы, и невестка придет в разум - заберет дочку из Дома ребенка.
Писать доклад уже не хотелось. За окном опять пошел тихий снег.
1996 год
Наталия Никитична Толстая
Иностранец без питания
Поступить на восточный факультет было трудно, а учиться - еще трудней. Лера попала на кафедру, где студентов набирали раз в три года, по пять человек, кафедру истории Таиланда. Да, да. Тайский массаж и сиамские близнецы. Лерина специальность не сулила командировки в столицы миpa. Реально было рассчитывать на место младшего научного сотрудника в Институте Востоковедения, окнами на Неву.
Лера как раз заканчивала дипломную работу - "Экономические отношения в средневековом Сиаме",- когда советская власть, почти родная, ушла не попрощавшись. Ни инструкции не оставила, ни тезисов. "Живите как хотите. Нянек больше нет: рынок".
Институт Востоковедения задышал на ладан, и сектор Юго-Восточной Азии предупредили: научные темы закрываются... Сушите сухари. Лера устроилась в детский центр "Живулька" - вести исторический кружок. Дети были маленькие, кружок платный. Чтобы сохранить контингент, Лера рассказывала детям сказки. Занятия проходили так: Лера садилась на ковер, открывала книгу, принесенную из дому, дети ложились рядом, замирали.
"Аладдина отвели в баню. Там его вымыли и размяли ему суставы, потом ему обрили голову, надушили и напоили розовой водой с сахаром".
Некоторые куски, знакомые с детства, поражали Леру новым смыслом.
"- Знаешь ли ты какое-нибудь ремесло, юноша?- спросил старик.
- Я знаю счет, письмо, читаю по звездам. Я знаю все науки,- ответил принц.
- На твое ремесло нет спроса в наших землях. Жители нашего города не знают ничего, кроме торговли. Возьми топор и веревку, иди в лес и руби дрова. Продавай их и кормись этим. В день ты можешь заработать полдинара".
Дети со здоровой психикой засыпали, не дослушав сюжета. А самые впечатлительные слушали, затаив дыхание: "Я Дахнаш, сын Кашкаша,- вскричал старший джинн..."
Через два месяца "Живульку" закрыли. Некоторые педагоги устроились в школу раннего развития "Взмах", а Лера замешкалась. Потом немного подождала, не позовут ли ее. Никто не позвал. "Ну и черт с вами и вашим ранним развитием,- подумала она.- Посижу дома, займусь своими детьми".
С мужем Лера разъехалась. Почему - никому не рассказывала. Жила с дочкой и мамой. Выйти снова замуж хотелось, хоть за эллина, хоть за иудея. Были бы общие интересы и немного чувств. Много чувств не надо, плохо кончается. Но где Его взять-то? Раньше знакомились на конференциях, симпозиумах. Делаешь доклад. "Есть ли вопросы к докладчику?" Встает мужчина во втором ряду. "Вы разделяете гипотезу Сингл-Дуббеля, что славяне позаимствовали хомут и дугу у китайцев?" Отвечаешь, а потом он, задавший вопрос, подходит в перерыве, хочет продолжить дискуссию. Ты ему о межплеменных распрях домонгольского периода, а он приглашает в ресторан. Оказывается, это была судьба. В общем, теперь оба живут зимой в Принстоне, летом на Гавайях.
Лере попалось на глаза объявление: "Набираем внештатных экскурсоводов в Эрмитаж. Сдавшие экзамены получают право водить обзорные экскурсии". Три миллиона экспонатов, двадцать два километра по наборным паркетам. А на подготовку остается две недели. Теперь по утрам Лера бежала в Эрмитаж, увязывалась за экскурсионной группой, слушала, записывала. Потом проходила по маршруту еще раз, с другой группой. У женщин-экскурсоводов Лера обнаружила единый стиль: гладко зачесанные волосы, клетчатая юбка, шаль. От ежедневного общения с шедеврами в них появилось элегическое достоинство и кастовая мудрость: вы придете и уйдете, а лиможские эмали и камеи Гонзага останутся здесь навеки. После Эрмитажа Лера на чугунных ногах топала в Публичку, обкладывалась справочниками. И чем больше читала, тем больше ей хотелось выдержать экзамен, накинуть шаль и заскользить, опустив голову, по прохладному полу Двадцатиколонного зала.
Наступил день экзамена. Комиссия сидела в помещении дирекции, за двойными дверьми. Желающие получить работу, молодые и пожилые, шелестели путеводителями. Народу было много, но первым идти на расправу никто не хотел.
- "Старушка за чтением" - это Рембрандт или ученики?
- Люди, кто такой Полифем? Скульптор или архитектор?
Лера вздохнула и шагнула через порог. Что знаю, то знаю. Чего бояться? И директора Эрмитажа завалить можно.
- Садитесь, пожалуйста.
Вокруг стола красного дерева сидели четыре женщины-экзаменаторши. В одной из них Лера узнала экскурсоводку, к которой примазывалась на экскурсиях. Та тоже узнала ее и шепнула что-то на ухо соседке.
- Вы окончили восточный факультет? Ну тогда расскажите нам про историю комплектования у нас в музее сасанидского серебра.
Лера посмотрела в окно. На Неве покачивался "метеор", началась посадка на Петергоф. Не получив ответа, экзаменаторы задали второй вопрос: техника бальзамирования у кочевников Алтая. Не жди третьего вопроса, прощайся, сказала себе Лера. Экзаменаторы смотрели на нее с участливым сожалением. Полупустой "метеор" отчалил от пристани.
- Между прочим, существуют двухлетние подготовительные курсы. Платные,сказала ей в спину знакомая экскурсоводка.
Деньги кончились, и Лера перешла на овес и тушеные овощи. Стало ясно: амбиции в сторону, надо что-то решать. Лера стала читать объявления. Все хотели что-нибудь продать. Желающих купить было меньше, и им нужно было то, чего у Леры не было: "Всегда купим крахмал набухающий кукурузный".
Работу тоже предлагали: ночная уборщица в метро, контролер в автобусный парк (обращаться на Глиноземную улицу). От названия "Глиноземная" гасли все желания. В Доме книги Лера полистала перечень профессий: сортировщик немытой шерсти, древопар, варщик шубного лоскута. Представила их себе немолодыми благообразными пролетариями. Учились, овладевали специальностью. Сортировщик немытой шерсти выпивал, конечно. Их фабрики теперь закрыты, люди разбрелись в разные стороны.
Знакомые, окончившие естественные или, как Лера, противоестественные факультеты, советовали: маму и дочку отправь в деревню, а комнату сдай иностранцу.
- А сколько брать за комнату?