С багровой, будто натертой кирпичом, мордой я вернулся в комнату и застал Старикашку за неприглядным занятием. Он копошился в моем рюкзаке и как раз доставал бластер.
- Э, папаша! - гаркнул я. - Своим поведением вы подаете нехороший пример молодежи!
И отобрал у него бластер. Старикашка неожиданно густо покраснел. В который раз я убедился, что стыда в его совести бездна. На его месте я бы давно грохнул меня посреди ночи одним из двух кирпичей и, ничтожесумняшеся, забрал свой грифель. Ан, нет: "Будьте-так-добры-извольте-пожалуйста-вернуть..." Тьфу, слизняк!
- Ваша молодежь, - сконфуженно пробормотал он, - даст мне сто очков вперед...
- Что отнюдь не оправдывает ваши действия, - парировал я.
- Извините... - вконец потух Старикашка.
Да, выпусти на улицу такого морального чистоплюя - съедят. Вначале в переносном, а затем и в буквальном смыслах.
Я подбросил бластер в руке и решил, что его пора испытать. Зашел в туалет и пальнул в унитаз. Грохота не было. Была сиреневая вспышка, после которой в унитазе появилась аккуратная дыра. Дыра, похоже, вела к центру Земли, и из нее почему-то тянуло пироксилином. Неплохой способ дезинтеграции дерьма, тем более, что воды в доме не было уже лет десять. То ли на втором этаже, то ли у центра Земли кто-то истошно завопил, и я вовремя отпрянул от унитаза, потому что снизу загрохотала автоматная очередь. Ишь, нервный какой попался?
Прожогом вылетев из туалета я с уважением осмотрел бластер. Как из него стрелять, было понятно. А вот чем он стрелял - не совсем. Какое-либо зарядное устройство - если я правильно понимаю принцип действия бластеров отсутствовало напрочь. Впрочем, это меня не особенно волновало. Главное, что теперь с оружием на улице можно было чувствовать себя спокойнее.
Я возвратился в комнату. Старикашка вновь свернулся калачиком на линолеуме и мирно посапывал. Спать он был горазд. Я выложил из рюкзака на подоконник питательные кубики, а таблетки антирада рассовал по карманам. Можно продать как аспирин, больно упаковка схожа. В рюкзаке остались каминные часы, которые я спер в каком-то замке. Чего-чего, а каминных часов в задверном мире было навалом. Хотя шли из них немногие. Эти - шли. Иначе, на фига бы я пер сквозь все двери на своем горбу пятнадцать килограммов?
Отрезав кусок веревки от шнуровки рюкзака, я кое-как приторочил им бластер себе под мышку. Куртка на боку вздулась, но кого это сейчас волнует?
- До вечера, папаша, - бросил я сопящему Старикашке. - Может, что поприличнее жрать принесу.
На улице за мной увязался какой-то хмырь. Шел он на приличном расстоянии, но пас явно меня. Уж недели две, как я заметил, что меня пасут. Но не трогают. Вернее, попробовали раз - как раз две недели назад. Встретили меня трое хмырей в подворотне и так это ласково посоветовали вывернуть рюкзак. Ну, я и вывернул. У меня там головачевский ТФ-нультаймер лежал. Он как об землю грохнулся, так они и застыли с открытыми хлебалами. До сих пор в подворотне стоят и хлебала не закрывают. Вот с тех пор я и заметил, что меня пасут. Ну и хрен с ними, пусть пасут! На их хрен у меня есть еще пара головачевских ТФ-нультаймеров и бластер.
На рынке я расположился между занюханной бабой, торгующей петуховской мутней, и замухрышечным мужичком, выложившим на земле аккуратный рядок чадовичных брайдеров. Здесь же стояла импозантная клетка с нахохлившимся на жердочке ново-зеленским дроздом.
- Почем брайдеры? - подскочила к замухрышечному мужичку нафуфыренная, вся из себя телка. Мужичок ответить не успел.
- Трасцендентность энтропийного фактора не соответствует калорийности сублимата, - хрипло изрек ново-зеленекий дрозд.
Телка округлила глаза и испарилась.
- Удавлю! - плаксиво простонал мужичок. Ново-зеленский дрозд лишь покосился на него, и мужичок затравленно втянул голову в плечи.
- Под игрока - с семака, - назидательно изрекла птица. - А ты - шестерка!
Не успел я выставить на землю свои каминные часы, как возле них нарисовался деловой кент.
- Идут? - спросил он.
- Уши мой по утрам, - отрезал я, и Кент нагнулся к часам, прислушался.
- Идут, - констатировал он. - Беру. Он подхватил часы под мышку и неторопливо зашагал прочь.
- Э! - Крикнул я ему в спину. - Глянь-ка сюда! И распахнул полу куртки.
Кент оглянулся и уделался. Вся деловитость из него вышла.
- П-премного извиняюсь, - дрожа хлебальником выдавил он, поставил часы на место и растворился.
Вальяжной походкой к часам подкатил пасший меня хмырь.
- На что махнем? - предложил он.
Я окинул его взглядом. Одет добротно. Не мое отрепье, но и не вопящие шмотки расфуфыренной телки, ошалевшей от дурных денег. Солидная фирма за меня взялась.
- Гони стеганое одеяло и лады!
- Одеяло? - Хмырь выпучил глаза.
- Стеганое, - подсказал я.
По его морде читалось, что такого обмена он не ожидал. Импортные шмотки, видеотехника - это пожалуйста. По нему видно. А вот наше ватное одеяло...
- А десять лимонов не устроят? - предложил он. Часы хмырь почему-то хотел непременно.
- На фига они мне? Гони десять тысяч купюрами не более червонца и считай, что мы поладили. Хмырь обалдел.
- Ты чо, сдурел? - взревел он. - Я те не марроканские лимоны сую, а российские миллионы! Считать умеешь? Разницу между миллионом и тысячью усекаешь? Да счас буханка хлеба пол-лимона тянет!
- Как знаешь, - передернул я плечами. - Мое дело - предложить.
- Да где ж я тебе столько макулатуры достану! Да еще червонцами?
- Слушай, - начал вскипать уже я, - ты мне надоел.
И сделал вид, что собираюсь расстегивать куртку. Хмыря сдуло ветром. Знает, стервец, что у меня там!
Замухрышечный мужичок заискивающе подергал мена за рукав.
- Часы на дрозда не махнешь? - с безнадегой в голосе предложил он. - С клеткой отдам...
Ново-зеленский дрозд насмешливо покосился на мужичка.
- А зачем? - спросил я.
- Да ты чо? Это ж ново-зеленский дрозд! Говорить умеет... И умный, гад!
- Так что мне, суп из него варить, что ли?
- Не советую! - взъерепенился дрозд. - Суп из гадов ядовит. Несварение желудка гарантирую.
- Так ты еще некачественный товар предлагаешь?
- с издевкой подначил я мужичка.
- Удавлю, падла! - бессильно заплакал мужичок. Видно засела птица у него в печенках покрепче цирроза.
Сквозь толпу ко мне протиснулся давешний хмырь с объемистым полиэтиленовым пакетом.
- Бери, - протянул он мне пакет.
В пакете было запечатано верблюжье одеяло с иранской лейбой. Новяк. Явно из гуманитарной помощи.
Я глянул на хмыря. Пот по его морде катился градом. Ишь, как приспичило!
"А ведь ты, хмырь, из старой государственной мафии", - внезапно понял я, сопоставив скорость с которой он обернулся, с качеством принесенного одеяла.
- Мне бы ватное, стеганое... - недовольно скривился я, щупая одеяло. Хмыря перекосило.
- Да ты чо, мужик! - завопил он. - Стеганых счас днем с огнем не сыщешь! Вся вата на "тампаксы" идет!
Хмырь наткнулся на мой непреклонный взгляд, заткнулся и зашарил по карманам.
- На, подавись!
Он бросил на пакет ворох смятых червонцев, пятерок и трояков.
- Тыща сверху. Можешь не считать. Все мусорники облазил. Я пересчитал.
- Девятьсот девяносто восемь, - спокойно сказал я и уставился на хмыря нехорошим взглядом.
У хмыря перехватило горло. Он беззвучно захлопал хлебалом, будто его вот-вот должна хватить кондрашка. Прединфарктным движением он сорвал с руки "сейку" лимонов на пятьдесят и швырнул мне.
- Теперь хватит? - прохрепел он как из реанимации.
- Курева добавь, - небрежно предложил я.
От хмыря пошел пар. Как в гипнотическом трансе он бросил мне начатую пачку "салема" и по собственной инициативе от щедрот души добавил мальборовскую зажигалку.
- А мутни петуховской вам не надо? - впряглась с боку занюханная бабка.
Хмырь перевел на нее безумный взгляд и его затрясло.
- Ладно, - смилостивился я. - По рукам, кореш, пока я не передумал.
Хмырь схватил в охапку каминные часы и бросился наутек.
- Держи! - заорал ново-зеленский дрозд. - Держи вор-р-ра!!!
- Хорошая птица, - похвалил я и воткнул между прутьями клетки таблетку антирада. Дрозд сховал таблетку за милую душу. Наш человек.
Небрежно рассовав по карманам деньги и упаковав одеяло в рюкзак, я с достоинством закурил "салем". Неплохо поторговал. Только нафига хмырю прямо позарез нужны мои часы? Можно подумать, что от них зависит его жизнь.
- Пока, собрат по разуму, - кивнул я ново-зеленскому дрозду и неспешно двинулся по рынку.
- Пакеда, дядя! - хрипло бросила мне в спину птица.
Зажигалку я махнул на банку китайской тушонки и буханку хлеба. Затем задумчиво постоял возле небритого мужика в заскорузлой робе, торгующего ржавой пухлой воблой. Вспомнились золотые деньки, когда чуть ли не на каждом углу можно было попить бочкового пива.
Превратно истолковав мою задумчивость, мужик приосанился и заорал:
- А кому воблу! Воблу вяленую! По дешевке! Налетай! Поллимона штука!
Он схватил одну воблу за хвост и хряснул ею о прилавок. Из пасти воблы вылетело с десяток опарышей.
- Ап-петитная! Ар-роматная! Сама в рот просится!
- Мужик, почем зря наживку разбрасываешь, - остудил я его.
- Игорь Викторович? - сказал мне кто-то в ухо, - пивка не желаете?
Я оглянулся. Сбоку от меня стоял гладко выбритый парень, весь в "варенке", со спортивной сумкой через плечо. Он радушно улыбался, но в глубине его глаз засело, что-то такое, что роднило его с пасшим меня хмырем. Хмыреныш, одним словом. Поймав мой взгляд, он приоткрыл сумку, доверху набитую металлическими банками дойчляндовского пива.
- Почем?
- Что - почем? - почти искренне изумился хмыре-ныш. - Для вас, Игорь Викторович, на шару!
Давненько меня не величали по имени-отчеству. И пивом за так не потчевали. Я внимательно посмотрел в глаза хмыренышу. Голубые, заискивающие.
- Ну-ка, свистни, - предложил я. Хмыреныш растерялся.
- Что?
- Свистни говорю! - свирепо приказал я и состроил зверскую морду.
Морда оказала действие. Хмыреныш послушно сложил губы гузкой и свистнул.
- Порядок, - оттаял я. - Наливай.
- Минутку, - попросился хмыреныш, подскочил к продавцу воблой и, не торгуясь, приобрел пару рыбцов.
- Идемте, - предложил он.
Я не двинулся с места.
Хмыреныш сделал пару шагов и оглянулся.
- Что же вы, Игорь Викторович?
- Куда?
По морде хмыреныша мелькнула мимолетная тень.
- Игорь Викторович, ну не здесь же, - понял он меня. - Хоть в трамвайчике посидим.
Трамвайчик стоял возле самого входа на рынок. Без колес, обшарпанный, с выбитыми стеклами и остатками пластиковых сидений. Когда-то здесь была трамвайная ветка. С отключением электричества рельсы разобрали, колеса сняли. Говорят, за бугром наш металл здорово идет - тонна за банку пива. А короб трамвая остался. По-моему, специально для таких случаев, как этот.
В хвосте вагончика сидели трое бомжей и квасили самогон.
- Брысь! - мимоходом оповестил их о своем появлении хмыреныш, и бомжи испарились.
Хмыреныш поклал на сиденье воблу, поставил с десяток банок пива.
- Угощайтесь.
Я сел, вскрыл банку пива, но, поймав на себе внимательный взгляд хмыреныша, протянул банку ему.
- Отхлебни.
- Да что вы, Игорь Викторович! - попробовал возмутится хмыреныш, но пиво отхлебнул.
- Достаточно, - мрачно кивнул я, залпом опорожнил надпитую банку и протянул руку за второй.
Только тогда хмыреныш сел и тоже откупорил банку.
- Игорь Викторович, а свистеть вы меня зачем заставляли? - спросил он, как я понимаю, для завязки разговора.
- Проверял, не педик ли ты. Говорят, они свистеть не умеют.
Хмыреныш конфузливо захихикал.
- Воблой угощайтесь, - предложил он, а сам достал коробку козинцов, открыл и так это аккуратно отправил один козинец за щеку.
- Сам эту воблу жри, - мрачно буркнул я, запустил в коробку пятерню и бросил горсть козинцов себе в рот. Козинцы с пивом хороши! Правда, некоторые утверждают, что с Коньяком, но где он, тот коньяк? Стал такой же мифической жидкостью, что и амброзия...
- Откуда меня знаешь? - спросил я между четвертой и пятой банками. На дурняк пиво шло неслабо.
- Читал ваши рассказы.
Вот те на! Я уж сам забыл, что когда-то пописывал и даже печатался. Когда бумага была. А сейчас и под воблу подстелить нечего...
- А я думаю, что пивом угощаешь? Понравилась моя писанина, что ли?