— Скоро у тебя тоже будет свой дом, — напомнил ей Даниэл. — С твоим славным Эриком.
Памела встрепенулась, тряхнула головой и быстро взяла себя в руки.
— У меня уже есть и своя квартира, и свой бизнес. В Лондоне, — резко сказала она. — Ей хотелось как можно скорее замять потенциально взрывоопасную тему.
— Кстати, ты никогда не говорила мне, чем занимаешься, — заметил Даниэл. — Я помню, как ты мучилась с выбором профессии. Какую карьеру ты в конце концов выбрала?
— Я занимаюсь организацией праздников, — безучастно проговорила она. — Вечеринки, юбилеи, свадьбы…
— И как, преуспеваешь? — спросил он на удивление искренне.
— Преуспеваю. Конечно, это мелочь по сравнению с твоим бизнесом, но я зарабатываю неплохо…
— И собираешься продолжать работать даже после свадьбы?
— Конечно. Неужели ты думаешь, что я четыре года создавала себе репутацию только для того, чтобы в один день все бросить?
Даниэл склонил голову набок и почесал затылок.
— Что же это получается? У тебя бизнес в Лондоне, а твой Эрик будет работать на своей замечательной должности в местном банке?
Памела напряглась. Она, видимо, слишком рано обрадовалась, решив, что сумела переключить его внимание. Они уже начали говорить о безобидных, отвлеченных вещах, но тут он снова вспомнил об Эрике.
— Между Гринфордом и Лондоном довольно хорошо налажено транспортное сообщение, — быстро ответила она. — Кроме того, устройство праздников одному человеку не потянуть, и мой заработок позволяет мне содержать двух помощников. Одного — на весь рабочий день, а другого — на несколько часов утром или вечером. А при необходимости — и дольше. Так что мне не всегда обязательно показываться в своем офисе, — довольная собой, пояснила она.
Однако что могло вызвать это странное выражение на его лице? Эту лукавую, подозрительную улыбочку, от которой изогнулись уголки его широкого рта?
— Мои помощники способны превосходно управиться со всеми делами даже без моего вмешательства, — добавила она нерешительно.
Похоже, что у тебя все под контролем. — Он едва сдерживал раздражение, рвущееся наружу. — Черт побери, Памела, может, ты сядешь наконец? Ты мельтешишь перед глазами, и у меня начинается головокружение.
— Извини, — пробубнила она. — Я только собиралась переложить куда-то эти карточки, чтобы освободить себе кресло. Это карточки с местами для гостей. Мы перебирали их перед твоим приходом.
— К черту карточки с местами для гостей, Памела! — Даниэла прорвало. — Мне наплевать и на эти карточки, и на все остальное, что связано с твоей распрекрасной свадьбой с самым лучшим банковским служащим года! Я не за тем сюда пришел, и ты хорошо это знаешь!
— Зачем тогда?
Глупый вопрос. Очень глупый. Она прекрасно знала, что он ответит.
— Что за детские игры, Памела? Ты знаешь, зачем я пришел. Я пришел, чтобы пригласить тебя на ужин, и я не уйду из твоего дома, пока не получу положительный ответ.
— Но почему ты так зациклился на этом ужине? — Памела увидела презрение на его лице. Странно. Он презирает ее и все же хочет провести время в ее обществе. Может, ее легкомысленное поведение в лифте внушило ему надежду на легкую победу? Неужели он настолько зациклен на сексе, что готов пренебречь своими чувствами ради короткого физического удовольствия? — Я вчера сказала тебе все, что думаю.
— А я сказал, что не верю тебе.
Неожиданно он встал с кресла, подошел к ней и, прежде чем она успела сообразить, что происходит, взял ее за плечи. Его жесткие пальцы впились в ее хрупкие косточки.
— Это твое дело.
— Не убедительно, Памела. Я не верю. Все эти твои слегка тепленькие чувства к своему славному заведующему отделом личных вкладов невозможно сравнить с той страстью, с тем пламенем, которое когда-то охватывало нас с тобой. И это можно вернуть, Памела.
— Ни за что и никогда, — проговорила она вяло.
Ей хотелось отвернуться от него и спрятать глаза, но его завораживающий голос и горящий, опасный взгляд не позволили ей сделать этого.
— Этот огонь до сих пор полыхает в нас. Я знаю это, Памела, и уверен, что ты чувствуешь то же самое. Но если ты отвергнешь этот огонь, то он разрушит тебя. Если ты отвергнешь эту страсть, ты отвергнешь часть самой себя и никогда, поверь, никогда не сможешь смириться с последствиями.
— Нет, — повторила она так же беспомощно.
— Подумай, что ты будешь чувствовать, скажем, через год… нет, даже меньше года, будучи женой своего Эрика? Ты проснешься однажды и поймешь, что этот мужчина не удовлетворяет тебя, что он не дает тебе того, чего ты хочешь, что тебе постоянно чего-то не хватает. Что ты тогда будешь делать? А?
— Я сказала. Нет.
Она вырвалась из его рук и отскочила.
— Я не хочу ужинать с тобой! И ты не заставишь меня изменить своего решения. Почему ты не можешь смириться с ним?
Даниэл молчал. Он слегка откинул голову назад, как будто она только что со всей силы влепила ему пощечину. В синих глазах застыло недоумение. Но уже в следующий момент он пришел в себя и снова бросился в атаку.
— Потому что… потому что я не могу! Я не могу с этим согласиться! — Нет, это мало было похоже на атаку. Скорее, он просто должен был что-то ответить и поэтому выпалил эту беспомощную, ничего не значащую фразу. — Потому что я ничего не могу с этим поделать! — горячо продолжал он. — Потому что после новой встречи с тобой я чувствую то же, что чувствовал, когда мне было двадцать четыре! Потому что я смертельно, безумно хочу тебя и не могу думать ни о чем другом! Я не могу есть, не могу спать, не могу жить, если ты не со мной! И, несмотря на все, что тогда произошло между нами, несмотря на то, что мы расстались, я всегда знал, что буду это чувствовать! Это неизбежно, как то, что солнце зайдет сегодня вечером и снова взойдет завтра утром.
Он отвернулся от нее и уставился на залитый солнечным светом сад за окнами гостиной.
— Поверь, я просто ничего не могу с собой поделать, — более спокойно продолжал он. — Как бы ни боролся с собой, что бы ни делал, чтобы выбросить тебя из головы… — Он снова повернулся к ней и бросил взгляд, от которого она похолодела. Позавчера, когда она увидела его в фойе отеля, он посмотрел на нее точно так же. То же яростное презрение на лице, смешанное с диким отвращением. Памеле казалось, что от этого взгляда от нее через секунду останется лишь жалкая горсточка пепла. — Я хочу избавиться от этого чувства не меньше, чем ты…
Его голос был грубым и низким, и Памела содрогнулась при мысли о том, что его поцелуи и ласки были смешаны с этим жгучим презрением.
Но он не имел права презирать ее. Это она должна презирать его за то, что он так бессердечно и подло поступил с ней, за ту жестокость, с которой он бросил ее, когда она отчаянно нуждалась в нем.
Но хуже всего было то чувство отвращения к самому себе, которое он даже не попытался скрыть. Он хотел ее и ничего не мог с этим поделать, не мог справиться с этим испепеляющим желанием, в чем сам пару минут назад так красноречиво признался. Но он хотел избавиться от этого желания. Ему ненавистна была сама мысль о том, что он не способен контролировать эту страсть, как бы ни старался.
— Я понял, что единственное, что я могу сделать, это сдаться, отдаться в руки этой страсти, погрузиться в нее, утонуть в ней. Надеюсь, что только так я смогу избавиться от нее, — глухо проговорил он.
— Своего рода терапия через отвращение? — едко спросила она.
— Может быть, — последовал ответ.
— Скажи, что я сделала, чтобы вызвать у тебя такую ненависть к себе?
— Ты…
— Чай подан!
Веселый, звонкий голосок Сьюзи не дал ему договорить.
— Марта испекла чудесный шоколадный торт, и я принесла его к чаю. Надеюсь, вы проголодались.
Не ведая о том, какие опасные вихри эмоций кружат по комнате, Сьюзи поставила на стол полный поднос.
Памела пробормотала себе под нос что-то невнятное, отдаленно напоминающее согласие, но Даниэл и глазом не повел в сторону Сьюзи.
— Ты носишь фамилию Джордан, — продолжил он, холодно и упрямо глядя Памеле в глаза. — Разве этого не достаточно?
Странно. Даниэл никогда не воспринимал эту вражду между их семьями серьезно. Он смеялся над ее тревогами и подыгрывал ей только в тех случаях, когда страхи и опасения овладевали ею настолько, что крали у них свободу. Или когда один из братьев Памелы выкидывал какую-нибудь особенно неприятную штуку.
— И что ты хочешь этим сказать, Даниэл? — спросила Сьюзи, мило нахмурившись. — Только прошу, не надо о том далеком прошлом. Ты ведь не станешь выкапывать ту дурацкую историю о наших предках, правда? Тем более что теперь это всего лишь история давно минувших дней.
Но Памела так не думала. Наоборот, ей казалось, что между нею и Даниэлом была совершенно новая история. Рана, которую он оставил в ее душе, была свежа и болела так, будто он только вчера нанес ее. Она была рада, что Сьюзи не было поблизости в те годы и она до сих пор пребывает в полном неведении. События той драмы не дошли до нее. К тому времени, когда Сьюзи вернулась в Гринфорд, Даниэл уже покинул его навсегда. Его отец умер за несколько лет до этого, и он перевез мать в свой дом — роскошный маленький дворец в деревне.
Нет. Она не для того столько лет хранила эту историю в тайне, чтобы теперь снова ворошить ее. Ах, как она надеялась, что эта история осталась позади и освободила ее от своей тяжести! И Сьюзи не должна знать о том, что пережила ее сестра из-за этого мужчины.
Памела приклеила к лицу улыбку и молилась только о том, чтобы Сьюзи она не показалась слишком фальшивой.
— Сьюзи, Даниэл просто слегка обижен за то, что я отказалась пойти с ним на ужин, — сказала она, надеясь, что ее слова прозвучали с воздушной беззаботностью.
— Что? Ты отказалась поужинать с Даниэлом? — удивилась Сьюзи. — Памела, ты шутишь?
— Нет. Ты же знаешь, что у меня просто нет времени, — быстро вставила Памела. Не дай бог, ее сестрица сейчас сболтнет что-то совсем нежелательное. — Перед свадьбой так много дел… Кроме того, это не совсем уместно…
— Не совсем уместно? — сухо спросил Даниэл. — Извини, но мне не понятно, что может помешать старым друзьям поужинать вместе?
Да уж, старые друзья, мысленно усмехнулась она.
— Памела, Даниэл прав, — с укором сказала Сьюзи. — Ты зря лишаешь себя удовольствия.
Удовольствие… Если бы ее сестренка слышала все, что этот человек говорил перед ее появлением в гостиной, она бы поняла, почему Памеле куда приятнее было бы провести вечер в яме со змеями, чем ужинать в его компании.
Самодовольная улыбочка и триумфальный блеск его глаз только усилили ураган, свирепствующий в ее душе. Он сделал все, что нужно, и мог теперь спокойно отойти в сторону и позволить Сьюзи работать на него.
— Знаешь, Мел, что я хочу тебе сказать? — Сьюзи взяла инициативу в свои руки. — Ты просто не смогла задушить в себе чувства, которые испытывала к Даниэлу, — полушутливым тоном продолжала она. — Ты же была без ума от него.
Сьюзи, незаметно от сестры, кокетливо подмигнула Даниэлу.
— Сью, — прошипела Памела. Но Сьюзи не слушала ее.
— Знаешь… — Она повернулась к Даниэлу, который стоял теперь, прислонившись к стене, сложив на груди руки, и явно забавлялся, наблюдая за разыгрываемой перед его глазами сценой. — Знаешь, Памела была одной из твоих самых ревностных болельщиц, когда ты участвовал в играх Уимблдона. Она приклеивалась к телевизору и смотрела все матчи подряд.
— Ну и что! — возразила Памела. — Мне было все равно, кто играет. Ты ведь знаешь, что я всегда любила теннис.
С тенниса все и началось. Благодаря теннису они впервые сблизились. Это было, когда она была еще совсем девчонкой.
— Не спорю, но почему-то ты всегда поднимала крик, подпрыгивала и хлопала в ладоши, когда Даниэл выигрывал.
Памела не знала, куда деваться от смущения. Взгляд Даниэла был прикован к ней, и когда она, кипя от негодования, вскинула на него глаза, он лишь вопросительно поднял рассеченную шрамом бровь и насмешливо улыбнулся.
— Да. Я всегда ценила мастерство и талант, и никто не станет отрицать, что Даниэл обладал и тем и другим, — с вызовом выпалила она.
— Я польщен, — протянул он.
У него никогда не было проблем с самооценкой.
— Что ж, может, ты наконец дашь мне возможность отблагодарить тебя, как свою самую ревностную болельщицу, за годы верной поддержки? Хотя и с некоторым опозданием…
О боже! У него кожа, должно быть, толще, чем у носорога, если он до сих пор настаивает на своем приглашении, несмотря на ее прямой отказ.
— Я сказала тебе, что не хочу ужинать с тобой.
— Памела, но ведь это всего лишь ужин! — вставила Сьюзи. — Даниэл, ты уже решил, куда вы пойдете?
— Да. В «Вольтер».
— Тогда моя сестричка просто не в своем уме. У них потрясающая кухня. Нет, я бы не стала раздумывать.
На губах Даниэла блуждала коварная улыбка. У Памелы дрогнуло сердце: она знала, что он собирается сказать.
— Что ж, тогда мне ничего не остается, как пригласить на ужин твою сестру. Похоже, она гораздо охотнее…
— Нет! — перебила его Памела.
Она видела, какими глазами он смотрел на Сьюзи, оценивая, насколько девушка успела расцвести за эти годы. Она скорее умрет, чем позволит этому человеку очаровать Сьюзи. Позволить ему пойти на ужин со Сьюзи — то же, что доверить волку нянчить ягненка.
Кроме того, ей невыносима была сама мысль о том, что Сьюзи может выболтать ему за бутылкой вина.
— Нет? — мягко спросил Даниэл, и насмешливые, дьявольские огоньки в его глазах вспыхнули ярче. Он торжествовал. — Ты передумала, Мел?
— Хорошо, — процедила она, все еще отчаянно надеясь найти хоть малейший повод взять свои слова обратно. Но обратного пути не было.
Она была в ловушке. Ей ничего не оставалось, как сказать ему «да». Но до чего же невыносимо было видеть его самодовольное лицо! Как он наслаждался ее поражением и своей победой!
— Хорошо, я пойду ужинать с тобой. Но только ужинать, понятно?»
— А я ни о чем больше и не просил, — мягко ответил он. — Никаких скрытых планов или задних мыслей.
Если бы Памела могла этому поверить!
4
Как неожиданны и странны капризы судьбы! Сегодня Памела будет ужинать с Даниэлом в ресторане. Сегодня они впервые открыто появятся в общественном месте.
Памела стояла перед зеркалом в строгом вечернем платье и расчесывала волосы.
Четыре года назад все было по-другому. Тогда они встречались тайно и чаще всего далеко от родного города. Она сама настаивала на этом. Несмотря на то, что вражда между их семьями казалась ей смехотворной, она уважала чувства своего отца и старших братьев. Памела понимала, что проблемы, уходящие своими корнями в далекое прошлое, невозможно так просто искоренить. Поэтому она и предпочла благоразумие сомнительному бунтарству.
К тому же она беспокоилась о Даниэле. Он был последним мужчиной в семье Грант, и поэтому ему досталась вся враждебность со стороны ее семьи. Если бы ее братья, и в особенности Джеффри, узнали о том, что она встречается с Даниэлом, последствия могли быть весьма плачевными. И больше для Даниэла, чем для нее.
Даниэл. Черт бы тебя побрал.
Памела положила расческу на туалетный столик и взглянула на себя в зеркало. Ее грустные глаза говорили ей о самой себе больше, чем она готова была узнать.
Будь ты проклят, Даниэл Грант. Проклят за то, что ее родственники оказались правы.
Сколько она себя помнит, Даниэл Грант всегда был частью ее жизни. Ее отец обычно называл его мальчишкой Грантом и произносил эти слова презрительным тоном. Ее братья, Джеффри, Уилл и Джоу, называли его просто Грантом, выплевывая это имя, как яростное проклятие.
Сама же Памела наблюдала за Даниэлом, который был всего на два года старше ее, с любопытством и интересом, пытаясь разглядеть, что в его персоне могло вызывать к себе столько ненависти со стороны ее близких.