— По мне, так лучше и быть не может, — заметил Артур. — Для чего нас сюда прислали, то мы и сделали — первую успешную посадку. Теперь, как я понимаю, это любому по плечу, добро пожаловать на Венеру!
— Нет, Артур. — Трун медленно покачал головой. — В нас вложили деньги не ради одних рекордов. По контракту, мы ее еще и удержать должны.
— А вдруг твой кузен Джейми пойдет на попятную, когда увидит, на что она похожа?
— Джейми не пойдет на попятную, — убежденно ответил Трун. — Он всегда знает, что делает. Беда в том, что у них со стариком планы, что твой айсберг, — неискушенному оку виден только краешек. Нет, Джейми вполне доволен.
Артур Догет снова глянул в окно и с сомнением покачал головой:
— Думаешь, доволен? Если так, могу себе представить, сколько у него на то причин. Должно быть, куда побольше, чем нам отсюда видится.
— Нисколько не сомневаюсь. Джейми и его старик — настоящие стратеги, фельдмаршалы в штатском. Старик никогда не боялся трудностей, не терял головы, — и Джейми вырос ему под стать.
— Одного я никак не могу взять в толк, — проговорил Артур. — Откуда у твоего кузена, австралийского гражданина, бразильское имя Джейми Гонвейя?
— Ну, это довольно просто. Когда на Марсе погиб мой дед, Джеффри Труно, осталось трое детей: Ана, Джордж и Джеффри, мой отец. Джеффри родился уже «посмертно», во всяком случае после того, как дед высадился на Марсе. Потом тетя Ана вышла замуж за Энрике Поликарпо Гонвейю — старика Гонвейю, эмигрировала с ним в Австралию и там родила Джейми. Дед Джейми Гонвейи дружил с моим дедом, и когда тот не вернулся с Марса, кто, потвоему, больше всех ратовал за вторую марсианскую экспедицию? Правильно, дедушка Гонвейя. В конце концов он собрал группу сторонников, они вложили половину денег, а вторую выжали из бразильского правительства. В случае успеха экспедиции две тысячи сто первого года он бы претендовал на сущую безделицу: эксклюзивные права на половину биологических находок. Ко всеобщему удивлению, таковые действительно встретились на дне рифтов — так называемых каналов. Гонвейя быстренько выкупил права на вторую половину у другого пайщика и усадил своих экспертов за работу. Лет двадцать они провозились с адаптацией растений, а после старик Гонвейя с двумя сыновьями и дочерью взялись покорять мировые пустыни, чем и по сей день занимаются.
Джоао, старшему сыну, достался север Африки, Беатрис отправилась в Китай, а моему дядюшке Энрике, как я уже говорил, приглянулась Австралия. Брат тети Аны, дядя Джордж, остался в Бразилии, сейчас его сын Хорхе Трунхо — командор Космических Сил. Моего отца посылали в Австралию учиться в школе, потом он вернулся, окончил университет в Сан-Паулу, снова уехал в Австралию, женился там на дочери судовладельца и отправился в Дурбан управлять делами тестя. Там и погиб случайно во Втором Африканском восстании, когда негры вышибали индусов. Меня, совсем еще ребенка, мать увезла домой в Австралию, и там мы сменили фамилию на исконную Трун.
— Понятно. Ты только одно забыл сказать: как в это дело впутался твой кузен Джейми? У него вроде в пустынях дел по горло.
— Не совсем, пока его старик еще сидит на своем стуле. Они же из одного теста слеплены. Джейми пожил в пустыне год с лишним, поразводил цветочки, а там взял да придумал себе занятие для настоящего мужчины. Так что у него теперь другие интересы. Впрочем, разве удивительно, что человек, у которого в жилах смешалась кровь Трунов и Гонвейя, увлекся космосом? Правда, у него нет нашей тяги за пределы — видать, кровь Гонвейя сильнее. Космос ему нужен, чтобы там работать. И чем дольше он глядел в небо, тем больше злился оттого, что никому оно не нужно. Потом он сумел заинтересовать старика и еще кое-кого. Вот почему мы сегодня здесь.
— И завтра будем здесь, и послезавтра, — подхватил Артур. — Пока не нагрянут браззи, чтобы вышвырнуть нас вместе с его интересами!
Трун небрежно махнул рукой:
— Не бери в голову. Джейми и старик не из тех, кого вышвыривают. По-моему, старик — самый богатый человек в Австралии, и к тому же самый ценный иммигрант в ее истории. Бьюсь об заклад, в нас вложена львиная доля состояния семейства Гонвейя. Можешь мне поверить, эти люди просто так рисковать не станут.
— Надеюсь, ты прав. Сейчас, наверное, браззи на улицах лопаются от злости. Как же, такой удар по самолюбию! Они ведь привыкли ходить задрав нос и твердить: «Космос — провинция Бразилии!»
— Все так, но они бы могли гордиться собой еще больше, если б хоть палец о палец ударили. А посмотри на Гонвейя, как они вкалывают! Сколько пустынных земель спасли! Сотни тысяч квадратных миль! Думаю, мы не зря с ними связались.
— Что ж, надеюсь, ты прав, — повторил Артур. — В противном случае нам не позавидуешь.
Вскоре Артур ушел, оставив командира в одиночестве.
Трун снова перечитал радиограмму и задумался о своем кузене. Каково ему сейчас на Земле?
Его мысли погрузились на три года в прошлое, когда точно в назначенный час над домом завис маленький частный самолет, а потом опустился на траву взлетно-посадочной площадки. Из кабины вышел молодой Джейми Гонвейя. Он казался великаном — как только в самолете помещается? — и щеголял белым костюмом, шелковой голубой рубашкой и белой шляпой.
Не отходя от машины, Джейми поглядел на строгий узор парка, где холеные толсторукие марсианские деревья наподобие гладкокожих кактусов чередовались со столь же ухоженными кустами, и опустил взгляд под ноги, на войлок из тонкой и жесткой, как проволока, травы, сквозь который кое-где — пока еще редко — пробивались широкие вертикальные лезвия.
Джордж, подойдя ближе, догадался, что гостю не совсем по вкусу холодная геометрическая точность планировки, но в целом парк ему нравится.
— Не так уж плохо, — сказал Джейми. — Пять лет?
— Да, — кивнул Джордж. — Пять лет и три месяца. От голого песка.
— А как вода?
— Ничего, сносная.
Джейми кивнул:
— Еще через три года высадишь деревья. Через двадцать лет у тебя будет настоящий ландшафт, климат. Неплохо, хотя можно и получше. Мы только что вывели новую траву, не чета этой. Быстрее растет, сильнее вьется. Я скажу, чтобы тебе прислали семян.
Они пересекли патио и вошли в дом, в большую прохладную комнату.
— Жалко, Доротея в отъезде, — посетовал Джордж. — Решила недельки две отдохнуть в Рио. Тут ей, боюсь, скучновато.
Джейми снова кивнул:
— Знаю. Женщинам это дело быстро надоедает. Возрождать пустыни — скучно до жути, особенно на первых порах. Она бразилофилка?
— Не сказал бы, — ответил Джордж. — Но ты ведь понимаешь… Рио — это огни, музыка, платья. Пуп земли и все такое. Она от этого подзаряжается. Обычно мы там бываем вместе, раза два в год, но иногда Доротея не выдерживает и уезжает одна. Друзей у нее там уйма…
— Да, жалко, что не застал, — вздохнул кузен.
— Она тоже расстроится. Вы так давно не виделись.
— Ладно, нет худа без добра, — сказал Джейми. — Никто не помешает поговорить о деле.
Не дойдя до бара, Джордж повернулся кругом и вопросительно поднял брови.
— О деле? С каких это пор считается, будто я разбираюсь в делах? Что за дело такое?
— Да так, пустяки, — ответил Джейми. — Самое обычное дело для Трунов. Космос.
Джордж вернулся и осторожно поставил на стол бутылки, бокалы и сифон.
— Космос, — напомнил он кузену, — провинция Бразилии. А еще — что-то вроде вируса безумия в крови Трунов.
— Сейчас этот вирус у всех у нас под спудом, кроме, разве что, Хорхе Трунхо.
— А что, если выпустить его на волю?
— Вот это уже интересно. Продолжай.
Джейми Гонвейя откинулся на спинку стула.
— Сказать по правде, мне уже порядком осточертела пустая трескотня насчет бразильской провинции. Пора бы с этим поспорить.
— Пустая трескотня?! — воскликнул Джордж.
— Пустая трескотня, — повторил Джейми. — Бразилии слишком легко досталось местечко на вершине мира. Слишком давно она там блаженствует и почему-то возомнила, что это продлится вечно, — мол, такова воля Господа. Она размякла. После Северной войны, в годы жуткой разрухи, она работала, причем серьезно. Она сумела подняться над всеми, и с тех пор никто не бросал ей вызов, не наступал на пятки. Вот Бразилия и сидит на космосе как собака на сене. Помнишь, когда она провозгласила его своей провинцией, были заняты разбитые спутники, три даже отремонтированы, а еще она восстановила старую Английскую Лунную, но с тех пор… Погоди, у меня тут записано… Ничегошеньки не сделала до злосчастной марсианской экспедиции дедушки Трунхо в две тысячи девяносто четвертом. И второй марсианской, в две тысячи сто первом, не было бы, если б дедушка Гонвейя и его приятели не нажали на все рычаги. Третью экспедицию, в две тысячи сто пятом, целиком снарядили на общественные пожертвования, ни гроша из госбюджета! И с тех пор на Марс не ступала нога человека. В две тысячи восьмидесятом они посыпали нафталином самый маленький спутник Земли. Второй — в две тысячи сто пятнадцатом, и теперь в исправности только «Примейра». В две тысячи сто одиннадцатом пресса учинила шумиху насчет пренебрежения космосом, и власти скрепя сердце отправили первую венерианскую экспедицию… снаряженную так убого, что до сих пор не совсем ясно, дотянул ли корабль до планеты. Да ты и сам помнишь эту скандальную историю. Десятью годами позже они позволили общественности, наученной горьким опытом, собрать пожертвования на новую экспедицию. Когда и та сгинула без следа, власти умыли руки. И за последующие двадцать лет — ни шага дальше! Они тратят ровно столько, чтобы подпитывать жизнь на «Примейре» и Лунной станции, тем самым удерживая монополию на космос и пугая оттуда всех нас. Ну и как тебе это нравится?
— Не слишком, — согласился Джордж. — А значит?..
— А значит, судьба закономерно накажет их за лодырничество и расхлябанность. Скоро кое-кто перейдет им дорожку.
— Ты имеешь в виду Джейми Гонвейю?
— С неким синдикатом, который ему удалось сколотить. Неофициально, конечно. Разве может себе позволить австралийское правительство что-нибудь знать о таких делах? Поддержка любых идей такого рода — недружественный акт по отношению к бразильской нации. Тем не менее мы испытываем острую нужду в конструкторах и космических верфях, поэтому между нами и кое-какими министерствами возникли довольно тесные связи. Официально это названо весьма старомодным именем «приватизация».
У Джорджа участился пульс, но он постарался ничем не выдать возбуждения.
— Так, так, — сказал он, подражая тону кузена. — Я не ошибусь, если предположу, что в твоих планах отведена роль и для меня?
— Джордж, ты сама проницательность. Помню тебя еще мальчишкой — даже в ту пору наследственная одержимость космосом била через край. Знаю, Труны эту болезнь не перерастают. Бьюсь об заклад, ты и сейчас слышишь полночный комариный писк?
— Пришлось заткнуть уши, — усмехнулся Джордж, — но не очень-то помогло.
— Надо думать. Ну что ж, если позволишь, я расскажу, чем бы мы могли тебя занять.
Годом позже отправилась в полет «Афродита» с экипажем в десять человек, в том числе с капитаном Джорджем Труном. Принципиально новая конструкция корабля предназначалась для принципиально новой задачи: достижения Венеры в один прыжок, без помощи орбитального спутника или лунной станции. Это позволяло обойтись минимальным весом; запасы еды и прочего были рассчитаны только на путешествие в один конец и несколько недель жизни на Венере. Всем остальным грузам предстояло отправиться вдогонку на ракетах снабжения.
Ракета снабжения (или «челнок», или «ящик») стоила гораздо меньше, чем корабль, управляемый людьми. Она не нуждалась в жилых помещениях, герметизации, снабжении воздухом, очистке воды, а потому могла нести груза в полтора раза больше, чем «Афродита». Посадка тоже обходилась дешевле: за вхождением в атмосферу на добавочной тяге следовало торможение, при этом возникали перегрузки в несколько раз выше, чем мог бы выдержать человеческий организм. После старта и жесткого наведения на цель она летела по инерции, пока не улавливала по радио зашифрованную команду. Довести ракету снабжения до Венеры было "не сложнее, чем до спутника или Луны, и особой мощности двигателей для этого не требовалось. Правда, для мягкой посадки корабль нуждался в дополнительном запасе топлива.
Все это сняло большинство проблем с обеспечением экспедиции. Сложность заключалась в том, что главному кораблю, «Афродите», предстояли нешуточные дела: взлетать с минимальным грузом на борту, в течение полета обеспечивать экипаж всем необходимым для жизни и вдобавок обладать достаточной маневренностью в атмосфере, чтобы садиться в выбранном месте.
Последнее условие требовало серьезных усовершенствований конструкции. Было известно, что обе прежние экспедиции вошли в венерианскую атмосферу. Затем приключилось нечто фатальное, — по убеждению большинства космонавтов, корабли очень плохо слушались управления и не могли своевременно изменить курс, чтобы сесть в безопасном месте. Кроме того, на планете, сплошь окутанной туманом, видимость может быть нулевой до последнего мига.
Много лет назад бытовала уверенность, что Венера целиком, или почти целиком, покрыта водой. Позднее в моду вошла другая гипотеза: непроницаемые облака состоят вовсе не из пара, а из пыли, которая непрестанно вздымается с планетарной поверхности, иссушенной жаркими ветрами. В последующие годы эти полярные точки зрения состязались с переменным успехом, пока ученые не пришли к компромиссу: вероятно, Венера на самом деле покрыта огромным океаном, но все-таки нет доказательств полного отсутствия суши.
К сожалению, радару не под силу отличить горное плато от болотистой низины или даже от плавучего ковра водорослей, если таковые существуют. Инфракрасный сканнер в таких делах куда надежнее, но только на относительно малых высотах. А значит, чрезвычайно важно, чтобы у пилота, обнаружившего под дюзами болото или топкий берег, была возможность увести корабль и поискать более подходящий участок.
На Земле такой проблемы никогда не возникало — там корабли садились с помощью радио или электронных устройств наведения. Не доставлял хлопот и безводный Марс, где видимость практически всегда была идеальной.
На заключительном этапе путешествия «Афродиты» опасения конструкторов оправдались: не обладай она маневренностью на малых высотах, тут бы ей и конец. Пока она носилась над планетой в поисках места для посадки, ее экипаж пришел к выводу, что суша составляет ничтожный процент от общей поверхности Венеры, да и сушей ее можно назвать с большой натяжкой.
Наконец Трун остановил свой выбор на самом крупном из замеченных островов. Достигая примерно ста пятидесяти миль в длину и ста — в самом широком месте, он кутался в туман и мок под вечным дождем. Но и на нем не оказалось места, где бы корабль мог опуститься без риска. Трудно было понять, что это за однообразная сероватая растительность внизу: низкие кустарники или лепящиеся друг к дружке кроны деревьев, и уж совсем невозможно было разобрать, какая под ними почва.
Шесть попыток посадить корабль не привели к успеху. При двух из них он касался грунта, сразу начинал тонуть, и спастись удавалось лишь благодаря тяге основного двигателя. На седьмой, попытке треножник погрузился в жижу всего на два-три дюйма и встретил твердь. Только после этого Трун позволил себе оторваться от пульта и, дрожа от изнеможения, упасть на койку; в тот миг его совершенно не интересовала планета, на которую еще ни разу не ступала нога человека.
Посадка «Афродиты» произошла за две недели до максимального сближения планет. Через неделю экспедиция поймала сигналы «снабженца», взяла управление на себя и повела его по нисходящей спирали. На первом витке, когда транспортник оказался по ту сторону планеты, контакт. нарушился часа на два, но потом благополучно восстанем вился и не пропадал до самой посадки ракеты в миле южнее «Афродиты», в пределах наспех исследованной территории.
Из семи «снабженцев», которые прибыли за две следующие недели, только «номер пять» доставил хлопоты. Перед самой посадкой случилась авария основного двигателя, и ракета камнем упала с двухсотфутовой высоты. От удара она раскололась, как орех, но груз большей частью удалось спасти.
В первую очередь космонавты вытащили купол из «номера два» — им опротивела теснота «Афродиты», а в куполе хватало места и для жилья, и для работы, он надежно защищал людей и припасы от нескончаемого дождя. Его еще не успели достроить, а от Джейми пришла весточка: «Джордж, они в курсе. Ты засвечен. На подготовку встречи пятьсот восемьдесят четыре дня, может, чуть меньше».
Под словом «они», как верно догадался Трун, могли подразумеваться только высшие эшелоны власти Бразилии, но подтверждать, что «они в курсе», эти господа вовсе не спешили.
Предав огласке тот факт, что чужая экспедиция не только совершила возмутительное вторжение на территорию «бразильской провинции», но и похитила славу первопроходцев Венеры у номинальных хозяев этой планеты, Космическое Ведомство, да что там, все правительство Бразилии выставило бы себя на посмешище. По всей видимости, они решили держать событие в тайне до тех пор, пока не будут подготовлены контрмеры, — а там, глядишь, и вовсе ничего разглашать не потребуется.
Другую заинтересованную сторону тоже устраивало молчание: пока оно длится, никто не полезет к австралийскому правительству с неуклюжими обвинениями, не решится на явные или тайные репрессалии. Обе страны решили извлечь максимум выгоды из отсрочки, которую им предоставили законы движения небесных тел.
Как только на Венере установили и накачали купол, все участники экспедиции принялись лихорадочно составлять карты, фотографировать, собирать пробы воздуха и воды, образцы горных пород, растительности и насекомоподобной живности. Люди трудились от зари до зари, даже не помышляя о стационарных исследованиях и классифицировании материала, — лишь бы поскорее погрузить все подряд на опустевшую «Двойку» и отправить к удаляющейся Земле. Только после старта снабженческой ракеты экспедиция позволила себе передышку, а потом занялась благоустройством купола, насколько это позволяли ее средства.