Но вот шар засверкал, ударил пучками мигающего света по площадке. Существа исчезли, растворились в лучах. Закружились небольшие смерчи. И шар исчез...
Тщетно Роберт оглядывался. Фиолетовая пустыня и здание, из которого он недавно вышел, - вот все, что он видел. То ли шар унесся с невероятной скоростью, то ли растворился, а возможно, стал невидимым.
Роберту ничего не оставалось, как поскорее вернуться к товарищам. Он подошел к двери...
Потом Роберту показалось, что он очутился в здании, не открывая двери. Прежде чем он опустился на свою постель, невидимые волны стали укачивать его, нагнетали в голову какие-то чужие ранящие мысли.
Он вспоминал маленьких существ на площадке, не зная, что еще не раз придется вспоминать это, но думал не о них, а о себе, о своих товарищах... И еще он вспомнил о той, которую так и не смог понять не потому, что она была сложнее его, а потому, что она была иной, чем он. "И она сказала на прощание: "Ты никогда не поймешь другого". Она слегка прищурила левый глаз, как будто целила мне в лоб. Ведь, по ее словам, я чувствую умом".
Он видит ее беспомощный рот и беспощадные синие глаза под густыми бровями, тонкую шею, усталые плечи. Он слышит ее голос с нотками раздражения: "Я не полечу с тобой. Мне надоела искусственная пища, искусственная вода, смещенные созвездия, метеоритная опасность и все такое. Я хочу покоя..." Голубые звезды (потому что небо Земли голубое) блестели в ее глазах.
Он:
- Но ты же космобиолог. Что ты будешь делать на Земле?
- Работать в музее.
Он не поверил ей. Уехал на месяц в Австралию. Думал: "Побудет одна успокоится, заскучает". Он представил (поставил себя на ее место и представил), каково ей будет. Он вспомнил их каюту в ракете, заботливого "УР-2", шелестящие марсианские пустыни, следы первых разумных существ на почве чужих планет - их следы: два отпечатка побольше, два поменьше, дремлющую в каменных цвегах жизнь, бессмертные споры в метеоритах. Разве это можно забыть? Разве от этого можно уйти в музейный покой?
Он вернулся через месяц и узнал, что она работает в музее. Не поверил, что это насовсем, поехал к ней.
- Мы уже обо всем поговорили месяц назад, - сказала она.
В ее глазах блестели голубьте звезды (потому что лед голубой). Он подавился невысказанными словами. "Нельзя было уезжать. Надо было тогда же, сразу переубедить. За это время решение созрело, застыло, оформилось, как студень. Когда же я совершил первую ошибку?"
Он так и не смог определить этого. А теперь знает. Непоправимую ошибку он допустил, когда поставил себя на ее место и представил, каково ей будет. По сути дела, он представил, каково было бы ему, и толко. Разве она не думала совсем по-иному, чем он, и не чувствовала по-иному? Она была другим человеком, и ставить себя на ее место - это значило то же, что ставить себя на место цветка или обезьяны: много ли он поймет? Она не вспоминала ни марсианских пустынь, ни каменных цветов, -она наслаждалась Землей, безопасностью, уютом. "На Земле у меня не было ничего важнее, чем понимать ее и других. И снова я отправился в космос, чтобы найти и понять совсем иных, чем мы, существ. Я загрузил в свою память десятки линко-сов, всевозможных кодов, которые должны были облегчить нам понимание обитателей других планет. Но ведь с ней мы говорили на одном языке и дышали одним воздухом, занимались одними делами, а я так и не понял ее. Ни ее, ни многих других, хотя часто мне казалось, что понимаю... Как же я смогу понять дальниан? Не прав ли Ким, говоря о мухах и орлах?"
Волны убаюкивали его. И, засыпая, он спросил себя:
"Почему мы здесь так много вспоминаем? Почему ойи заставляют нас делать это?"
* * *
Они все проснулись одновременно: отдохнувшие, бодрые. И окружающее показалось другим, больше не пугало. Только Роберт хмурился, мучительно вспоминая, наяву или во сне видел дальнианина, склонившегося над Световым.
Люди больше не удивлялись внезапному появлению дальниан.
- Если хотите, поведем вас в гости к одному из наших ученых, предложил Ул.
Это было как раз то, о чем Светов думал совсем недавно. Желания людей осуществлялись на планете Дальней с поразительной быстротой и, может быть, поэтому не доставляли землянам настоящего удовлетворения.
- Благодарю. Мы принимаем приглашение, - сказал Светов.
Роберт повел на него косым испытующим взглядом. "Кто это говорит? Он или тот, что поселился в нем? - думал Роберт. - А могу ли я теперь доверять самому себе? Уверен ли я, что мне это не приснилось ? Они совершили надо мной самое худшее - отняли веру в себя..."
Земляне вслед за хозяевами планеты вышли из здания. Роберт оглянулся. "Как в таком маленьком здании размещается столько комнат? - подумал космонавт и заметил, что оно становится больше, растет на глазах. Хорошо, что мы еще не потеряли охранительной способности удивляться. Иначе нам конец..."
Светов шел рядом с А, глядя под ноги. Трава, настоящая земная зеленая травка покрывала грунт. Впереди виднелось сооружение, похожее на улитку.
- Памятник создателю, - сказал Ул.
Земляне подошли поближе и остановились. Волнение охватило их, перешло в трепет восторга. У Вадима влажно заблестели глаза. Ему показалось, что он видит, может охватить взглядом огромное пространство и столетия времени. Роберт прищурил глаза - так ослепляло сверкание. Он слышал, как звучат причудливо изогнутые линии, гармония форм переходит в музыку.
"Памятник создателю... Неужели у них еще сохранилась религия?" думал он, подходя все ближе и ближе к памятнику. Сияние померкло. Он увидел трещины в неизвестном шероховатом материале. Они рассекли его как бы случайно, но в том, как они воздействовали на воображение, угадывался тонкий расчет искусства. Музыка заполняла пространство вокруг памятника, у людей кружилась голова от нахлынувших чувств и воспоминаний.
На памятнике проступили из паутины трещин изображения. Земляне увидели существо, похожее на краба. Но его клешня, скорее, напоминала руку. В ней существо держало какой-то предмет. Второе изображение повторяло краба, но у него появились пристройки, длинные щупальца и подобия антенн. В третьем изображении трудно было узнать краба - так он изменился и усложнился. Вокруг него пульсировало голубоватое сияние.
"Неужели это и есть создатель? - подумал Светов. - И вкладывают ли они в это слово то же понятие, что наши далекие предки на Земле?"
- Вы верите в создателя? - спросил он дальнианина.
- Я не всегда был таким, как сейчас. Я был бы другим - песчинкой в пространстве и времени, если бы разумные не стали создателем, - ответил Ул.
"Если бы он сказал не "стали создателем", а "разумные стали создателями, все было бы понятно", - подумал Светов и сказал:
- Не понимаю тебя! Разве ты не песчинка? Другое дело - все вы, все дальниане...
- И я не понимаю тебя. Говоришь "ты" и "вы". Разве это не одно и то же?
- Ну вот я - человек, личность. Но я же являюсь представителем всего человечества. Иногда говорю о себе не "я", а "мы, люди", - пояснил Светов не без тайного умысла.
- У нас нет "я" и "мы". Часть и целое - одно и то же. Иначе бы я не стал тем, кем я есть, - сказал А, как будто Светов разговаривал с ним, а не с Улом.
Пространство вокруг землян изменилось. Только что они были у памятника, а оказались в зале, подобном тому, который видели в первом здании.
- Сейчас появится тот, кого бы вы хотели видеть, - ученый Дальней, сказал А и вышел вместе с Улом.
Не успели земляне осмотреться, как в зале появился незнакомый дальнианин, поразительно похожий на председателя Ученого совета Земли.
- Здравствуйте, - приветствовал он их по земному обычаю.
Светова осенило, он подумал: "Ларчик открывается просто, важно не медлить". Собрав волю, стараясь не отвлекаться, не думать о постороннем, он заставил себя вообразить, что, встречая гостей, председатель должен встать на руки и пройтись колесом, Он вообразил и пожелал этого и не удивился, когда дальнианин тотчас выполнил его желание.
И тогда Светов подошел вплотную к дальнианину, спросил негромко:
- Кто ты - А или Ул?
Лицо Вадима побагровело, стало похожим на лицо мальчика, который видит, что родитель поступает глупо, но не смеет сказать ему об этом.
Дальнианин остался невозмутимо спокойным, ответил:
- Ты хотел видеть того, кто знает больше А и больше Ула. Он перед тобой. Для этого А, Ул и еще трое соединились во мне. Опыта пятерых будет достаточно.
Состояние землян только напоминало удивление. Вернее, к удивлению добавилось столько других чувств, что его трудно было среди них различить. Самыми спокойными оставались двое - Светов и... Вадим, настроение которого резко изменилось. Светов, испытавший и передумавший так много, и Вадим, еще сохранивший от детства столько зеркальных осколков, что жизнь продолжала казаться ему сказкой и в ней могли случиться чудеса.
- Почему вы удивляетесь? - спросил дальнианин. - Разве в каждом из вас не живет много существ - родители, учителя?
Он помолчал и неожиданно застенчиво улыбнулся:
- Конечно, мы отличаемся от вас, но не настолько, чтобы... Поспешил добавить: - А создатель или создатели совсем мало отличались от вас.
Он был весьма деликатен, но Светов подумал, как много могут означать слова "совсем мало".
Ким, думая о чем-то своем, спросил:
- Что было изображено на картине? Дальнианин повернулся к нему:
- То, что ты хотел увидеть. Там были точки и линии. Я настроил твою память, и она с помощью глаз располагала их как хотела, по твоему желанию. Разве выполнение желания не приятно для вас?
"Зачем им понадобилось это?" - подумал Роберт.
И дальнианин ответил:
- Мы хотели наиболее полно проявить вашу память, чтобы больше узнать о вас.
"Да, мы несем самих себя в своей памяти, - думал Светов. - Себя и многое из того, что создало нас такими, какие мы есть. Кто может читать нашу память, узнает о нас больше, чем знаем о себе мы сами".
- И к тому же мы обогащались вашим опытом, вашим чувством прекрасного, вашим наивным удивлением и волнением, - продолжал дальнианин. - Я бы мог образовать любые предметы, которые вам хочется увидеть.
Он явно смешал "я" и "мы".
"Землю. Я бы хотел увидеть Землю, Вемлю, Землю. Нет, не только увидеть - почувствовать себя на Земле", - подумал Светов, и почти в тот же миг ему показалось, что он стоит на площади старинного Ленинграда, на той самой, о которой недавно вспоминал.
"Море!" - мысленно воскликнул он и увидел разноцветные сверкающие камешки под лакированным козырьком волны и небо, начинающееся совсем близко - без горизонта.
"А теперь лес", - пожелал он и вдруг вспомнил об опыте, который наблюдал еще в юности. Будто снова увидел клетку и зверька, беспрерывно нажимающего на педаль, провод от которой был подключен к его мозгу, в центр удовольствия. Таким образом, он замыкал контакт и посылал импульс тока в этот центр, - раздражал его. Зверек перестал есть и пить, хотя вода и вкуснейшая еда стояли рядом. Он голько нажимал на педаль, пока нервные клетки не истощились и не наступила смерть. Эта неприятная картина отрезвила Светова. Он поискал взглядом дальнианина, увидел, как тот возник из земных моря и леса. "Значит, это он внушил мне город, море, лес?.." Светов невольно сопоставил это и многое другое: пятеро в одном, светящиеся фигуры у ручья, которые он вначале принял за аппараты... "Может быть, дальниане могут принимать и совсем другие формы. Их можно увидеть в виде светящихся конусов и пирамид".
Когда-то он читал в фантастическом романе, что, дескать, придет время - и разумные существа в своем развитии приобретут такую мощь, что смогут перестраивать свои организмы. Он вспомнил памятник: "краба" в разных видах, пристройки на его теле, подобия антенн. "Новые органы-протезы.. , А почему бы не привыкнуть к ним так же естественно, как мы привыкаем к новому сердцу или как наши далекие предки привыкали к пластмассовой челюсти? - подумал он. - Кажется, я начинаю кое-что понимать..."
И он спросил с таким видом, будто знал ответ на свой вопрос:
- Значит, вы не всегда были такими? Вас создали другие разумные существа, когда-то населяющие планету и похожие на вас. А где они сами?
- Они в нас, - просто ответил дальнианин. - Они вписались в меня. Понимаешь?
Он спросил "понимаешь?", но вопрос его был адресован ко всем землянам. Из всех них только Светов чуть-чуть понимал, о чем идет речь.
- Они были из вещества, несколько похожего на ваше, - пояснил дальнианин. - Они были из хрупкого и сложного материала, имели консервативную форму. Итак, у них было уже две слабости.