– А вы откуда приехали? – поинтересовался Дато, взяв Казбека «под уздцы» – за руль то есть.
– Из Москвы. Папу моего министром пищевой промышленности Грузии назначили и перевели сюда. Он рад. Мама тоже. Такое повышение! А я здесь несчастна. Все новое, незнакомое…
– Привыкнешь. У нас хорошо.
– Жарко, – вздохнула она тяжело. – Конец апреля, а уже дышать нечем.
– Это только на проспекте. А если чуть выше подняться… – Он остановился, развернулся и показал на Мтацминду. – Была там?
Маша отрицательно мотнула головой.
– Там знаешь, как прохладно? Даже в жару. А вид какой! Хочешь, сейчас туда поедем?
– Нет, мне домой нужно, – неуверенно проговорила она.
– Тебе все равно влетит за то, что ушла без спросу.
– Да, но если я ненадолго задержусь, меня просто отругают…
– А если надолго?
– В угол поставят.
Давид фыркнул. Подумаешь!
– Мы недолго? – с надеждой спросила Маша.
– За час управимся.
– Тогда поехали! – азартно выкрикнула она.
– Уже не боишься?
– Боюсь. Но все равно… – И смело запрыгнула на раму.
Давид забрался в седло. Казбек закряхтел. «Только не развались, – мысленно взмолился Дато. – И не захромай, пожалуйста… А то не доедем, там же в гору…»
Они благополучно добрались до горы. Давид бросил велосипед и взял Машу за руку.
– Сейчас в гору подниматься будем. Держись за меня. А то упадешь и испачкаешься… – На ней был белоснежный костюмчик с яркими кармашками. Дато такие наряды только по телевизору видел на девочках из иностранных фильмов.
Маша кивнула. Лицо у нее в этот момент было очень серьезное и сосредоточенное. Как будто ей предстояло покорить Эверест. Давид улыбнулся ей ободряюще, и они полезли в гору.
На Маше были красные туфельки с золотыми пряжками и белые гольфы. И то, и другое тут же покрылось пылью. Но она, казалось, этого даже не заметила, упорно взбиралась по тропе вверх. Ее ладошка вспотела, и Давид боялся, как бы она не выскользнула из его руки. Но все закончилось благополучно, и они поднялись на излюбленное место Дато. Оно находилось не на самом верху, но вид с него открывался не хуже.
– Ну, как? – спросил Давид у Маши.
– Здорово! – восхитилась она, обозрев панораму.
– Присаживайся. – И он указал на поваленное дерево, которое использовал вместо лавочки. – Отдохнем и будем спускаться.
Они сидели, глядя на Тбилиси сверху. Давид показывал ей на крыши некоторых домов и купола церквей и рассказывал о них. Его отец был гидом, и мальчик многое знал о своем городе. Маша слушала его с интересом. А когда речь зашла о ресторане у телевышки, где подавались вкуснейшие пончики (отец пару раз водил сыновей туда), девочка захлопала в ладоши и воскликнула:
– Обожаю пончики! Пойдем туда?
– Пешком долго подниматься. На велосипеде тоже. На фуникулере надо.
– Поехали на нем!
– Ты же домой хотела через час попасть.
– Все равно влетит, ты же сам говорил!
– Да, но…
Давид замялся. Ему стыдно было признаться, что поездка на фуникулере и покупка пончиков для него непозволительная роскошь. Его карманы были совершенно пусты.
– У меня пять рублей есть! – сообщила Маша, вынув из красного кармашка на груди купюру. Она как будто прочитала его мысли. – Давай их промотаем!
В желудке Давида было совершенно пусто, как и в карманах. Он умирал от голода. Но даже если б был сыт, не отказался бы от пары пончиков с заварным кремом и стакана молочного коктейля. Пяти рублей им хватило бы и на подъем, и на пир…
Но он не мог позволить девочке заплатить за себя! Это не по-мужски.
– Нет, давай вернемся. А пончики есть пойдем в следующий раз.
– Хорошо, – тяжко вздохнула она.
– Мы грязные оба, посмотри! Да и тебя дома заждались. Волнуются.
– Ты прав. Давай спускаться?
Давид кивнул и, взяв Машу за руку, последовал к тропе.
Они быстро спустились, сели на велик и поехали к Машиному дому. Улица Плеханова была застроена красивыми зданиями разных эпох: как старинными, дореволюционными, так и более-менее современными, построенными в сороковых-пятидесятых годах двадцатого века. Маша жила во внушительном сталинском доме с колоннами. Когда Давид затормозил у ее подъезда, из него выбежала красивая женщина с заплаканным лицом. Увидев ребят, она бросилась к ним. Давид понял, что это мама его новой подруги.
– Маша! – закричала она. – Ты что творишь? Я уже в милицию звонить хотела!
– Мама, успокойся, пожалуйста. Со мной все в порядке.
– Я же запретила тебе уходить далеко от дома! Во дворе гуляй, пожалуйста, но шастать по незнакомому городу опасно!
– Как он станет знакомым, если дальше двора и школы, которая по соседству с нашим домом, ты мне запрещаешь ходить?
– Я все расскажу отцу!
– А я позвоню бабушке и сообщу ей, что вы меня взаперти держите! – Маша топнула ногой. Ее некогда белый гольф тут же сполз до щиколотки, явив взору Давида грубый шрам на голени. – И попрошу, чтоб она меня забрала к себе!
Лицо Машиной мамы еще больше помрачнело.
– Не впутывай бабушку, – воскликнула она. И только тут заметила Давида. – А что это за мальчик с тобой?
– Его зовут Дато. Он показал мне город. И многое о нем рассказал. Вот ты, мама, знала, например, что свое название Тбилиси получил благодаря теплым и горячим лечебным источникам? «Тбили» в переводе с грузинского означает «теплый».
– Это все очень интересно, но тебе, Маша, пора учить уроки.
– Мы что, Давида даже лимонадом не угостим?
– Нет, спасибо, я не хочу, – торопливо выпалил мальчик. Он представил себя грязного, в линялой одежде в хоромах москвичей и засмущался. – Я поеду. Мне тоже уроки нужно учить.
– Подожди! Оставь мне свой телефон, я тебе позвоню, – попросила Маша.
– Лучше ты мне свой.
Маша продиктовала номер, Давид запомнил. В их дворе телефон имелся только у одной семьи. К ним все соседи бегали звонить. Теперь и Давид будет наведываться, чтобы с Машей связаться.
Они распрощались, и Дато поехал домой. Теперь он не мчался. И не трюкачил. Просто крутил педали, думая о Маше…
Какая она все же замечательная! Умная, красивая, открытая… и не зазнайка!
Давид относился к категории пацанов, которые мало интересовались девочками. У него не было ни дам сердца, ни подруг, ни сестер. Он избегал женского общества. Чувствовал себя в нем некомфортно. Не знал, как себя вести, о чем говорить. Ведь девочки так отличались от пацанов. Но Дато никогда не обидел ни одну из них. Даже противную Зойку, сестру его друга Серого, которая вечно его задирала.
И вот появилась Маша…
Ему хотелось позвонить ей в тот же вечер. Но Дато сдержался. Однако утром, придя в школу, он забежал в кабинет завуча (видел, что тот вышел и там никого не осталось) и набрал заветный номер. Ему не ответили…
Как и днем! Дато решил, что неправильно запомнил номер, и сразу после школы, оседлав Казбека, поехал к Машиному дому. Он провел у подъезда несколько часов, да только напрасно. Девочку он так и не увидел. Он уже решил, что она пригрезилась ему. Но женщина, вышедшая из подъезда, подтвердила, что в дом вселилась русская семья, приехавшая из Москвы, и в ней есть девятилетняя девочка.
Дато вернулся домой только поздним вечером. Тут же получил нагоняй от мамы, но это его расстроило меньше всего. Хуже, что он так и не увидел Машу.
– Что с тобой такое? – спросил Зура, заметив странное состояние брата. – Натворил что-то?
– Нет.
– Заболел?
– Нормально все…
– Не похоже, – покачал головой Зураб. – Я тебя таким потерянным всего два раза видел. Первый, когда ты разбил окно в кабинете директора и маму в школу вызвали, а ты ей об этом сказать боялся…
– А второй?
– Когда ангиной заболел, но терпел боль, потому что иначе тебя бы на футбол не отпустили. Так что с тобой?
– Ничего, – упрямо мотнул головой Дато. – Тебе кажется…
Даже брату он не мог признаться в том, что влюбился. Да что там брату… Самому себе!
Чтобы избежать дальнейших расспросов, он тут же улегся в кровать. Но уснуть долго не мог. Думал и думал о Маше, и сердце его колотилось при этом так, что казалось, грохот его разбудит не только брата с матерью, но и весь дом. Забылся он только под утро, и снилась ему Маша. Дато вез ее на Казбеке. Но это был не старый велик, а молодой породистый скакун, как у древнего тифлисского царя. Волосы Маши были распущены, их трепал ветер, и Дато ощущал их аромат…
Когда проснулся, оказалось, что мама компот варит и по квартире разносится запах кураги, яблок и инжира. Именно этими фруктами пахли духи Маши в его сне.
Днем он снова звонил и ездил к ее дому. Но опять с нулевым результатом. Маша «нашлась» только через день, в понедельник, уже ни на что не надеясь, Дато набрал заветный номер и услышал знакомый голос:
– Алло.
– Здравствуй, это Дато.
– Ой, как я рада тебя слышать! Привет!
– Я звонил тебе все дни. Но никто не брал трубку…
– Мы уезжали в Кахетию. Если б ты мне свой номер оставил, я бы предупредила.
– У меня мама оттуда родом.
– Ой, мне так там понравилось! Красота!
– А ты что же, школу прогуляла?
– Да я все равно всех своих одноклассников по знаниям превосхожу. Учительница сказала, что меня сразу можно в четвертый класс переводить. А я не хочу. Я на следующий год в грузинскую школу пойду. За лето научусь немного языку и переведусь.
– Хочешь, я помогу тебе с грузинским?
– Было бы здорово!
– Давай сегодня на фуникулере покатаемся? Потом пончиков поедим!
– Сегодня не смогу. Мама скоро вернется и не разрешит. А вот завтра она поздно домой придет, и я весь день свободна. Заедешь за мной в школу?
– Во сколько?
Она сказала, и они, еще немного поболтав, распрощались. Дато, положив трубку, сунул руку в карман и достал деньги. Тут были и бумажные рубли, и мелочь. Копейки он выручил, сдавая бутылки, что находил на улице, а крупные (по его меркам) купюры получил от одноклассника, продав ему свою единственную ценность – нож с десятью выдвижными лезвиями. Отец подарил на день рождения. Дато очень им дорожил не потому, что это папашин презент, нет. Просто такого ножа больше ни у кого из его знакомых не было, и он хоть чем-то мог похвастаться. Многие ребята хотели его выменять на что-нибудь или купить, но Давид не желал расставаться со своим сокровищем. До вчерашнего дня. Когда Лаша Кададзе в очередной раз предложил ему деньги за ножичек, Дато согласился на сделку. Так что теперь ему есть на что угостить Машу пончиками и коктейлем.
Он заехал за ней на следующий день и удивился, что девочка не вышла из школы вместе со всеми. Он прождал ее пятнадцать минут, но Маша так и не появилась. Опять уехала? Или заболела? А может, после уроков оставили? Но за что? Его-то постоянно задерживали то за плохую успеваемость, то за безобразное поведение. А Машу за что?
Дато слез с Казбека и зашел в здание. Уроки уже закончились, и коридоры были пусты. Он прошелся по ним. Потом поднялся на второй этаж, чтобы забежать в туалет, и тут услышал голос Маши.
– Отстань от меня, пожалуйста, – умоляла она кого-то.
– Не отстану, – басовито отвечали ей. – Я же предупреждал…
Дато завернул за угол и увидел прижатую к стене Машу, над которой возвышался пацан лет двенадцати. Он наматывал ее хвостик на кулак и ухмылялся.
– Руки от нее убери! – приказал Давид.
– Чё? – Пацан повернул голову и с презрением уставился на Дато. Тот, конечно, не выглядел сильным соперником, младше гораздо, ниже, худее. Кто такого будет воспринимать всерьез. – Пошел вон отсюда!
Дальнейшие переговоры с врагом Дато посчитал бесполезными. Просто подошел к нему и врезал. Раз, другой. Он был драчун со стажем. Имел опыт, сильные руки и необходимое для победы внутреннее спокойствие. Никому не удавалось Дато побить. Даже тем, кто превосходил его в силе. Впрочем, зная это, мало кто с ним связывался. Но этот пацан видел его впервые, вот и недооценил…
Когда он, согнувшись от боли, выпустил волосы Маши, Дато заломил ему руку и толкнул в уборную, предварительно распахнув дверь.
– Пошли, – сказал он Маше и взял ее за руку.
– Зачем ты так? – спросила она.
– Как – так?
– Сильно избил его…
– Разве это сильно? Даже не до крови! – запротестовал Давид. – Я ему легонько накостылял, чтоб он от тебя отстал. Кстати, если еще раз подойдет, мне скажешь, я с ним иначе поговорю…
– А ты жестокий!
– Я справедливый, – возмутился Дато. – Никогда не бил никого слабее себя. А девочек пальцем не трогал. Это не по-мужски.
Они вышли на улицу. Дато подвел Машу к велику.
– Что этот пацан от тебя хотел? – спросил он, помогая ей взобраться на раму.
– Чтоб я с ним в кино сходила.
– Разве так девочек в кино зовут?
– Ну, ты пойми, он недалекого ума. Свою симпатию проявляет вот так, через агрессию.
– Он тебе нравится? – насторожился Дато.
– Конечно, нет.
От сердца отлегло. И Дато бодро помчал. Маша сидела между его вытянутыми руками, прижималась спиной к его груди, и, как в его сне, ветер трепал ее волосы. Только пахли они не фруктами, а ванилью.
До фуникулера ехать было недолго, но Дато специально выбрал не прямой маршрут, чтобы дорога заняла больше времени. Но вот она закончилась.
Дато купил билеты и провел Машу в кабинку. Она плюхнулась на лавочку и принялась нетерпеливо ерзать, ожидая, когда начнется подъем.
– Скоро? – то и дело спрашивала она.
Давид заверял, что скоро.
Наконец кабина тронулась. Маша радостно взвизгнула и прилипла носом к стеклу.
– Красота какая! – ахнула она, когда они взмыли над городом. Щеки ее раскраснелись, глаза горели, и пухлые губы то и дело растягивались в улыбке. Давид не мог на Машу насмотреться. Какая она все же красивая! В обычной школьной форме и черном фартуке она выглядела не так, как все девочки, которых Дато знал, – не безлико, а исключительно. Даже противный коричневый цвет, который он терпеть не мог, шел к ее волосам, глазам и… веснушкам на переносице! Надо же… Он раньше их не замечал.
Подъем длился не так долго, как Маше хотелось бы. Когда кабина остановилась и двери раскрылись, на ее мордочке читалось разочарование. Если б фуникулер вез на небо, она бы с радостью взмыла туда!
Дато первым делом повел Машу в кафе. Накупил там пончиков и коктейлей. Девочка пыталась сунуть ему деньги, но он небрежным жестом миллионера отверг их. Пока ели, Маша рассказывала:
– Моя мама не ладит со свекровью. То есть с моей бабушкой. Папа у меня коренной москвич из профессорской семьи. А мама деревенская. Ее родители всю жизнь в колхозе проработали. Она первая, кто высшее образование в их роду получил. В общем, по мнению бабушки, потомственная колхозница не пара ее сыну.
– Но он все же женился на ней?
– Да. Папа очень любит маму.
– В моей семье похожая история. Только все наоборот. Родители матери запрещали ей выходить замуж за отца. Но она не послушалась.
– И что? Они счастливы?
– Нет. Они… расстались. – Сказать, что отец бросил их, не повернулся язык.
– Жаль. А мои живут душа в душу.
– Даже не ругаются?
– Какая семейная жизнь без ссор? – пожала плечами не по годам мудрая Маша. – Ругаются, конечно. Но не скандалят. А если б не бабушка, вообще не ссорились бы. Знаешь, когда мне было четыре годика, меня сбил мотоцикл. Мама гуляла со мной во дворе. И соседский парень на меня наехал. – Она опустила гольф до щиколотки, и Дато вновь увидел страшный шрам. – Это с тех времен на память осталось. Нога была сильно изуродована, даже отнимать хотели. Но у бабушки отличные связи в мире медицины, она позвонила куда надо, и меня прооперировал самый лучший хирург кремлевской больницы…
Дато коснулся пальцем шрама. Он был весь бугристый. Как будто под кожу скрученная веревка вшита. А он, дурак, Машу в гору потащил в день знакомства…
– Болит? – сдавленно спросил Дато, его переполняло раскаяние.
– Давно не болит. Но я долго нормально ходить не могла. Сейчас, слава богу, все хорошо. Даже бегаю. Но бабушка маме до сих пор простить не может, что она меня не уберегла. Первое время после операции я у нее жила. И она меня отдавать не хотела, отец ее еле уговорил. А когда мы в Грузию собрались, она настаивала на том, чтоб меня с ней оставили. Ради моего же блага. Но мы на семейном совете решили, что должны быть вместе.