– А вторая душа, что живет у вас в груди, ищет отдушины у Визе, и Визе играет ей «Преподнесение серебряной розы», хотя в клавире это звучит отвратительно! – Она рассмеялась. – Меня, однако, радует, что со мной вы не кривляетесь. Жалуйте же меня и впредь своим доверием. Но научитесь не обижаться на шутку. По-моему, вам только полезно, чтобы над вами шутили.
Ута поднялась с шезлонга и подошла к перилам балкона. Прислонясь к ним, она продолжала:
– Но если вы думаете, что я счастливее вас… – Она замолчала. А потом закончила, словно сама над собой подшучивая: – …то вы находитесь в приятном заблуждении. – Ветер, игравший ее волосами, бросил ей в лицо шелковистую прядь. – Разумеется, когда у меня на исходе карманные деньги, я могу, как вы трогательно выразились, «довериться» маме! – Опять она шутила. – Но ведь все это пошлые житейские мелочи… Погодите-ка! – Она взяла в комнате какую-то книгу и снова уселась в шезлонг. – «Во всем же, что нам дорого и насущно важно, – прочитала она вслух, – мы несказанно одиноки».
Он разобрал на корешке название книги: Рильке, Письма. «Во всем, что нам дорого и насущно важно… несказанно одиноки», – мысленно повторил Хольт. Но почему же?
– А ведь каждому надо иметь близкого человека, которому он полностью доверяет! Вот мы сейчас кое-что задумали. Может, мне скоро понадобится такой человек. Захотите ли вы помочь мне, если я обращусь к вам за помощью?
– В вашем доверии есть что-то сокрушительное, – ответила она, снова впадая в шутливый тон. – Впрочем, ладно. Попробуйте! Я сделаю все, что в моих силах!
Во второй половине дня Хольт, нахохлившись, сидел у камина. На вопросы Вольцова он только отмахивался. Феттер, Земцкий и Гомулка играли в скат. Теперь, на пороге настоящего приключения, Хольта лихорадило от возбуждения, и он напрасно старался собой овладеть. Но вот Гильберт незаметно подмигнул ему. Когда они вместе поднялись наверх, Хольт спросил:
– Ну, как по-твоему! Получится у нас?
– А ты слушай! – Вольцов вынул из ящика свой «вальтер» и протянул его Хольту. – Держи его все время под прицелом. Главное – чтобы он не удрал. При первой же попытке к бегству стреляй в спину, не рассуждая. Я беру парабеллум. Ну как, не сдрейфишь?
Хольт стиснул в руке пистолет.
– Главное – чтобы не удрал, – повторил Вольцов. – Держи его под прицелом, пока не подпишет. А там можешь отвести свою пушку. О том, чтобы он подписался, позабочусь я. Да и все остальное – моя забота. А теперь пошли. Только не волнуйся, разыграем все как по нотам.
Хольт заранее приготовил фразу: «Привет тебе от Руфи Вагнер!» Это во имя справедливости, твердил он себе, во имя справедливости!
В голосе Вольцова, доносившемся снизу из холла, слышались повелительные командирские нотки. Он засек время:
– Девятнадцать часов двадцать восемь минут… Зепп! Ровно в восемь доставишь лодку к Шварцбрунну, повыше Паркового острова, да смотри захвати бечеву. Как только стемнеет, тащите всю поклажу к лодке – задворками и огородами. К этому времени явимся и мы. Никаких вопросов! Все ясно? Пошли, Вернер!
Оба друга обогнули Скалу Ворона и приблизились к ней с северной стороны. Лес тянулся до самого подножия громоздящихся друг на друге базальтовых глыб. К почти отвесному склону примыкала узкая полянка, сплошь в высоких – по пояс – папоротниковых зарослях. Сюда не заглядывало солнце.
Почва здесь была сырая и мшистая. Вольцов притаился за деревьями на лесной опушке.
Под навесом скал сгущались сумерки.
– Идет! – крикнул Вольцов после долгого ожидания. Хольт забился в расщелину, где залегли темные тени.
– Идет вдоль лесной опушки, – услышал он. – Спрячься, мы возьмем его в обхват!
Вольцов скрылся в лесу. Хольт стоял неподвижно, прильнув к скале, правой рукой он стиснул в кармане рукоятку пистолета. При первой же попытке к бегству стрелять, не рассуждая! Во имя справедливости!
Прошла целая вечность, прежде чем на лесной опушке послышались шаги. Хольт увидел в кустах рослую фигуру Мейснера, за ним перелеском крался Вольцов.
Мейснер был уже в нескольких шагах от Хольта. Остановившись, он повернул голову направо, потом налево. «Алло!» Посмотрел на часы. Хольт выступил из расщелины. Мейснер увидел Хольта, узнал его и, удивленный, воскликнул:
– Это еще что такое!
Хольт медленно обошел вокруг Мейснера, прижав его этим маневром к базальтовой стене. Волнение сдавило ему горло. Тут подоспел и Вольцов. Мейснер, глаз не спускавший с Хольта, повернулся вокруг собственной оси. Увидев Вольцова, он опять сказал:
– Этого еще не хватало… Господа, оказывается, явились на пару!
– А ты, небось, ждал Сюзанну? – ухмыльнулся Вольцов.
Хольт шаг за шагом приближался к Мейснеру, все еще сжимая в кармане пистолет. Вольцов с безразличным видом держался поодаль. Но вот Хольт подошел к Мейснеру вплотную.
– Не рассчитывай встретить здесь Сюзанну, – сказал он. – Ты попался на удочку. Письмо написал я.
– Ах, вот оно что! – выкрикнул Мейснер; голос его дрожал от ярости. – Шантажом занялись! Иначе бы вы не рискнули!
Хольт вытащил из кармана пистолет, направил на Мейснера и сказал:
– Привет тебе от Руфи Вагнер!
Мейснер медленно отступил назад. Хольт – за ним. Мейснер неподвижным взглядом уставился на дуло пистолета. Голос его звучал надтреснуто:
– Чего вам от меня нужно?
– Немногого, – сказал Хольт.
– Берегись! – рявкнул Вольцов. Хольт невольно отступил на шаг. Мейснер тенью промелькнул мимо, в темноте грянул выстрел, и Мейснер, споткнувшись о подставленную Вольцовом ногу, рухнул в чащу папоротников. Мгновение, и Вольцов очутился у него на спине. Мейснер пытался освободиться, но Вольцов крепко прижал его щекой к земле и раза два со всего размаха двинул в ухо.
– На помощь! – заорал Мейснер.
– Я тебе помогу! – сказал Вольцов. – Ну-ка, Вернер, вяжи ему ноги!
Хольт выдернул из кожаных штанов пояс и стянул им ноги Мейснеру. Руки они ему вывернули и тоже связали в локтях. Потом сквозь чащу папоротника поволокли его к базальтовой стене и посадили спиной к камню.
Тем временем стемнело. Вольцов карманным фонариком осветил лицо Мейснера. Нижняя губа у него была рассечена и сильно вздулась.
– Что вам от меня нужно? – с трудом выговорил Мейснер. Вольцов достал из кармана заготовленную бумагу и прочел вслух: «…в тайную связь, а когда она оказалась в интересном положении, застращал ее угрозами и прогнал…»
Мейснер медленно поднял голову. Растерянность, страх, ярость были написаны на его лице.
– Ну вот. Это ты подпишешь, – потребовал Вольцов.
– А если… не подпишу?
– Подпишешь! Сам знаешь: когда кто не хочет, найдутся способы его уговорить.
Молчание.
– Ну а если я все же не подпишу?
Вольцов ничего не ответил. Он взял себе сигарету и протянул коробку Хольту, но тот отрицательно покачал головой.
– Что ж, оттащим тебя в лес и там прикончим. – Вольцов сказал это таким равнодушным тоном, что у Хольта задрожали руки. – Даю тебе пять минут на размышление. Пошли, Вернер!
На лесной опушке Хольт спросил шепотом:
– А вдруг откажется?
– Подпишет, будь уверен. У него не хватит духу.
– Ну а если нет? Неужели мы… его…
– А что нам еще остается? – Вольцов говорил все тем же равнодушным тоном. – Не можем же мы его отпустить! У нас нет выхода! Нападение на фюрера гитлерюгенда, да еще вооруженное! Тем более он знает, что мы в курсе его дел с покойной Вагнер. Если мы его укокаем, придется инсценировать самоубийство – все же какой-то шанс уцелеть. Нельзя, чтобы он на нас донес, иначе нам с тобой несдобровать. Ну, пойдем к нему, пять минут прошло.
Хольт последовал за ним обратно к скале. Убийство! Хладнокровное убийство! – мелькнуло у него в голове.
– Ну как? Надумал?
– Не подпишу! – заявил Мейснер. Вольцов не торопясь дал ему в зубы.
– Злодеи! Бандиты! – взвизгнул Мейснер.
– Молчать! – заорал Вольцов и, схватив его под мышки, легко поставил на ноги. Развернувшись, он с силой ударил его по лицу, а потом еще и еще раз.
Мейснер весь сник.
– Убейте меня, все равно не подпишу!
– Обыщи его! – сказал Вольцов. – Как бы у него не нашли письмо. – Хольт залез к Мейснеру сначала в левый, а потом в правый нагрудный карман, нашел письмо и спрятал.
– Давай развяжем ему ноги, – сказал Вольцов. Они подхватили Мейснера под руки и, как тот ни сопротивлялся, уволокли в темную глубь леса. Сильным ударом ноги Вольцов подшиб ему колени. Мейснер повалился наземь.
– Ну, теперь тебе каюк! – Вольцов приставил ему ко лбу дуло своего армейского пистолета.
– Сейчас же прекрати, – завопил Мейснер. – Убери пистолет! – И срываясь на истошный крик: – Перестаньте! На помощь!
Вольцов плотнее вдавил ему в лоб дуло пистолета.
– Подпишешь? Говори!
– Подпишу, подпишу! – закричал Мейснер. – Убери пистолет!
Они подняли его и развязали ему руки. Вольцов посветил карманным фонарем, в другой руке он держал пистолет. Мейснер подписал.
– Поставь дату, – приказал Вольцов. – Сегодня 24 июля сорок третьего года. Запомни этот день! – Он спрятал пистолет и заботливо убрал в карман подписанную бумагу. – А теперь встань, подлюга! Нам осталось еще свести личные счеты. За тобой старый должок.
Хольт смотрел, как Волъцов избивает высокого белобрысого детину; тот недолго защищался, а потом снова упал на землю. Вольцов стал топтать его ногами. Наконец он нагнулся над неподвижным телом, перевернул его навзничь и осветил фонариком обезображенное лицо. Мейснер лежал без сознания и только тяжело хрипел.
– А теперь ходу, Вернер!
Небо покрылось тучами. В лесу было темно, как ночью. Они торопливо шагали к городу.
– Ты в самом деле убил бы его? – опять спросил Хольт.
– Разумеется! А ты как думаешь? – удивился Вольцов. Потом в темной, пустынной вилле Хольт долго сидел, обхватив голову руками.
Кто-то избитый лежит сейчас в лесу, истекая кровью. Да, я слишком мягок. Мне надо закалиться. Я с ужасом смотрю на Вольцова. А ведь у него есть то, чего мне так не хватает: «беспечность убийцы, чья совесть спокойна и верен расчет». Где-то я об этом читал. Как же я буду воевать? Мне надо закалиться!
Кто-то хлопнул наружной дверью. Вольцов взвалил на плечи свой тюк; в руках он тащил набитый книгами портфель. Они медленно двинулись переулками вниз к реке. Вольцов рассказывал о своих планах:
– Мы с толком проведем время: ночные походы, спорт, учебная стрельба. Нам надо расширить свои военные познания, развить в себе боевые качества.
– Ясно, Гильберт, – поддакивал Хольт.
8
Хольт и Гомулка уже несколько дней упражнялись в стрельбе. Земцкий по утрам нес караул. Часовому с вершины горы на много километров открывалась синяя даль. Феттер, сидя на складном стульчике перед входом в пещеру, насвистывал какой-то мотив. Он чистил грибы. В пещере, вход в которую они значительно расширили, висел над огнем котелок с водой. Накануне Вольцов обнаружил в капкане зайца. Но Феттер, или «ротный повар», как именовал его Вольцов, к великому своему огорчению, не мог его зажарить – у него вышли все жиры, да, кстати, и весь хлеб; последнюю горсть ржаной муки он сегодня извел на грибиой суп. Хольт и Гомулка внизу, в лощине, упражнялись в стрельбе, целясь в жестяную коробку с песком.
– Вам нет смысла ходить на охоту, – объявил им Вольцов. – Только дичь распугаете. Поупражняйтесь сперва.
Гомулка метился из штуцера без сошек и после каждого выстрела исчезал в облаке вонючего дыма.
– Прямое попадание! – говорил Хольт, приставив к глазам бинокль. Зепп безостановочно заряжал и стрелял с расстояния в семьдесят пять метров.
– Ты попадаешь в мишень два раза из трех, – сказал Хольт, – дальше ты не двигаешься.
– Живую цель легче поразить, – ответил Гомулка, опуская ружье. – Это старая истина. А теперь давай опять ты. – Они подошли ближе метров на тридцать. Малокалиберная винтовка Хольта издавала сухой звонкий звук, напоминающий щелкание бича.
– Отлично, отлично! – сказал Гомулка. – Мы делаем успехи.
Они взяли ружья и, выйдя из ущелья, поднялись на вершину мелового плато.
Перед входом в пещеру стоял Вольцов в одних трусах. Хольт и Гомулка принялись чистить оружие.
– Ничего, кроме грибного супа, – объявил им Феттер. – Если и сегодня придете с пустыми руками, с завтрашнего дня объявляю пост.
Вольцов искупался в ручье, на его коже сверкали капельки воды.
– Стреляйте все, что попадется, – приказал он. – Вороны тоже съедобны, если их сварить в супе. Мы с Земцким нынче вечером отправимся в поле, накопаем два рюкзака картошки. Кроме того, я пошатаюсь по деревням, посмотрю, как и что. – Одеваясь, он отдавал все новые распоряжения. – Надо набрать грибов и насушить их. Внизу за ущельем вот-вот поспеет черника. Христиан, возьми себе на заметку. – Феттер именовал Вольцова «шефом» и рабски ему повиновался. – А кроме того, – продолжал Вольцов, – мы же собирались удить рыбу.
– Это опасно, – предостерег Гомулка. – На реке нас могут увидеть.
– Ну, на ночь-то можно поставить удочки, – предложил Хольт, подумывавший об условленной встрече с Визе. – Поручите это мне. Реку я беру на себя.
Феттер снова заскулил, что у него нет маргарина.
– Попробуй приготовить что-нибудь без маргарина!.. Вот если бы раздобыть свинью! – добавил он мечтательно.
Все уселись хлебать грибной суп. Земцкому Феттер отнес его порцию в кастрюльке. Хольт и Гомулка стали снаряжаться на свою первую охоту.
– У вас вид робинзонов, – ухмыльнулся Вольцов. – С таким оружием только на мамонтов ходить. Ни пуха ни пера! – крикнул он им вдогонку.
Охотники спустились по крутой, еще не утоптанной тропке п, пройдя ущелье, выбрались на широкую долину. Держа ружья под мышкой, они двинулись в восточном направлении дремучим лесом, с трудом продираясь через цепкие кустарники и густой подлесок. В кустах раздался пронзительный предостерегающий крик сойки. Хольт вскинул винтовку.
– Как по-твоему, соек едят? – спросил он шепотом.
– Едят, но лучше не стрелять, еще спугнешь что-нибудь посущественнее.
– Ее крик все равно разгонит всю дичь. В лесу это как полицейский свисток.
Сойка опустилась на ветви дуба, ее пестрое оперение светилось сквозь листву. Глубокий выдох, предварительный спуск курка, взять прицел. Выстрел. Птица упала наземь в облаке взлетевших перьев. Хольт перезарядил. Первая добыча! Хольт сунул сойку в рюкзак, и они побрели дальше.
К вечеру вышли на широкую прогалину. Здесь протекал прозрачный ручей. Они расположились на отдых у лесной опушки. Дул прохладный ветерок.
– Ты когда-нибудь вспоминаешь о доме? – спросил Хольт.
– Нет, – сказал Гомулка. – А ты? Вспоминаешь наш город? – Хольт покачал головой. – Ну а трактир… помнишь, в деревне… куда нас привезли на сбор урожая?
Хольт напряженно смотрел в сторону. Вопрос застиг его врасплох.
– Иногда вспоминаю, – прошептал он после долгого молчания.
Неподалеку в траве они увидели зайца, он стоял на задних лапках, поводя ушами и закатывая глаза… Очень медленно и осторожно Хольт поднял малокалиберку. Он заставил себя двигаться спокойно и внимательно целиться. Гомулка приложился щекой к прикладу штуцера, готовясь стрелять, если Хольт промахнется. Сумерки, только бы не дернуть при спуске курок! Голова с длинными ушами дрожала над мушкой. Когда грохнул выстрел, заяц высоко подскочил, упал на траву и затих. И в ту же минуту где-то в ощутимой близости вырвалось из кустов какое-то крупное животное и легкими пружинистыми скачками понеслось по прогалине. «Стреляй!» – крикнул Хольт, но штуцер уже прогремел. Гомулка исчез в клубах едкого дыма. Эхо прокатилось по лесу. Гомулка вскочил. Он наклонился вперед и с лихорадочной поспешностью вставил в ствол новый патрон. Животное уже скрылось в лесу за прогалиной.
– Бежим! – крикнул Хольт. – Это косуля, а может, и олень. Они бегом пересекли прогалину, перемахнули через ручей.
На опушке леса раздался торжествующий возглас Гомулки: