— Вы — заложники, — объявил арестованным начальник полиции Добровольский. — Если партизаны убьют хоть одного немецкого солдата, вас расстреляют!
В подвале двухэтажного здания наскоро оборудовали тюрьму. Было тесно, не хватало места для лежания. Но в этом было и спасение ведь на дворе стояли двадцатиградусные декабрьские морозы. Люди собственным теплом согревали друг друга.
— Этого молодого Добровольского я не знаю, — рассказал отец. — А вот его отца распрекрасно помню. До революции тут неподалёку его имение было. Злой был пан с крестьян три шкуры спускал. Не успели мы рассчитаться с паном Добровольским — сбежал с белыми. А теперь сынок выслуживается перед оккупантами…
Не понимал тогда Иван, слушая разговоры старших, какая страшная опасность нависла над ними. Думал, подержат-подержат да отпустят.
Утром с шумом распахнулась дверь темницы.
— Дмитрий Васюк, выходи! Кто ещё тут Васюки? Выходи!
Отец поднялся, обнял сына. Иван ринулся было за ним, но отец с силой оттолкнул его от двери.
— Чего тебе идти? Ты ещё пацан! Сиди!
Иван припал к окну.
Ночью выпал снег. Он ослепительно блестел под лучами зимнего солнца. Двор был пуст. Когда появился отец, Иван не понял, куда это он так напряжённо смотрит. Но тут из-за угла выехал на коне, украшенном позолоченной уздечкой и серебристыми кистями начальник полиции Добровольский. В правой руке он держал обнажённую шашку.
— Коммунист? — спросил он.
Отец, гордо расправив плечи, стоял в трёх метрах от начальника полиции — босой, без полушубка, со следами побоев на лице.
— Беспартийный коммунист я, — сказал он с вызовом, гордо. — А ты — гад фашистский!
Добровольский взмахнул шашкой…
Матери Иван не стал рассказывать, что видел на тюремном дворе в Соснице. Только прошептал: «Нет у нас больше батьки…»
Дома Иван не задержался. Торопился к товарищам. Их, комсомольцев, осталось в селе четверо. Новости оказались неутешительными. Ещё поздней осенью фашисты сожгли соседние сёла Рейментаровку, Олейники, Гутичи. Партизаны отступили куда-то в брянские леса.
— Вот так и будем сидеть сложа руки? — спросил Иван.
— Что сделаешь, если их сила? — спросил кто-то.
— Драться! Не в открытую, нет. Будем сельскими партизанами. Днём, как все, а ночью — воевать. Для начала возьмёмся устраивать диверсии на дороге.
— Мин-то у нас нет…
— Мы с Мишкой ещё осенью набрели на склад снарядов на речке Убеди. Ямку выкопать, поставить снаряд вверх головкой. Гляди, кто-нибудь и накатит!
В первый раз они отправились на новгородсеверский большак в июне. Иван Васюк был за старшего, с ним двое — Мишка-одноклассник и паренёк из Олейников. Родители у него погибли во время карательной экспедиции, и он жил у бабки в Козляничах. Звали его Семёном, был он какой-то невесёлый и неразговорчивый, но на него можно было положиться. С собой ребята несли два тяжёлых снаряда, сапёрную лопатку и берёзовый веник, чтобы замести следы диверсии.
Июньские ночи коротки — заря с зарёй сходится. Когда вышли из лесу, уже было светло, хотя восток даже не заалел.
Шоссе в оба конца просматривалось километра на два, а возможно, и дальше.
Иван долго ходил по дороге: всё никак не мог выбрать место.
Наконец, сказал:
— Сюда, ребята!
Дорога была ровная, но всё же колея выделялась. Там и начали копать. Сапёрная лопатка пригодилась. Минут через двадцать поставленные в сотне метров друг от друга снаряды были аккуратно прикопаны, а лишняя земля выметена на обочину.
Заспорили, что делать дальше. Мишка уговаривал немедленно уходить.
— Ведь когда рванёт, так сюда все полицаи посбегаются. Поймают! — убеждал он скороговоркой.
Иван твёрдо стоял на своём — нужно увидеть, как пройдёт операция. Мишка ушёл, а они с молчаливым Семёном залегли в кустах. Выглянуло солнце, пригрело, и они незаметно уснули.
Их разбудил взрыв. Ничего не понимая спросонья, они вскочили на ноги. На дороге, перевёрнутый вверх колёсами, лежал грузовик, из которого доносился истошный визг.
На их счастье, охраны не было. Мёртвый шофёр вывалился из кабины. Радость первой победы не омрачилась даже тем, что подорвалась машина со свиньями, а не с солдатами. Но дело было сделано: они удостоверились, что могут наносить удары по врагу.
Их маленькая группа провела несколько диверсий на дорогах. Полицаи рыскали по селу, обещали в награду за головы «преступников» деньги и коров.
Но однажды очередная вылазка едва не закончилась трагически.
Мишку в последний момент не пустила мать, видимо, заподозрившая что-то.
Семён ходил по сёлам в поисках работы и пропитания. Вот и задумал Иван идти в одиночку.
Как обычно, выбрался из села ночью, когда всё вокруг спало. Разыскал тайник, куда они перенесли с брошенного склада часть снарядов. Вытащил два снаряда, но в последний момент передумал и второй вернул на место. Не оказалось сапёрной лопатки — она осталась у Мишки. «Обойдусь и финкой, — решил Иван. — Дожди лили, земля мягкая».
Наученные горьким опытом, оккупанты старались не ездить по накатанной колее. Они останавливались, едва заметив что-то подозрительное. Немало снарядов было обнаружено и обезврежено.
Чтоб заминировать дорогу наверняка, Иван выбрал съезд с короткого деревянного мостика, километрах в двух от села. Он надеялся, что первой утром пройдёт машина с мадьярами-жандармами: они заночевали в селе и всю ночь пропьянствовали со старостой. «Фиат» стоял во дворе старосты под охраной полицая.
Он вкопал снаряд, отошёл в кустарник и сел на пенёк. Отсюда ему были видны крайние хаты.
Наверное, Иван замечтался, потому что когда взглянул в сторону села, первые три телеги успели пройти половину расстояния до мостика. Это был обычный продовольственный обоз. Полицаи раз в неделю снаряжали его в райцентр. Обычно обоз сопровождало, двое-трое полицаев, а возницами назначали простых крестьян, насильно мобилизованных захватчиками. «Что же делать?» — растерялся Иван.
Оставить снаряд — значит, подвергнуть опасности ни в чём не повинных людей. В лучшем случае, подорвётся полицай, который едет на первой телеге.
Ещё не подумав о последствиях своего поступка, он рванулся к мостику. Лихорадочно откопал снаряд, подхватил, побежал к кустам, ожидая выстрела в спину. Упал на землю и затаился…
Когда последняя телега скрылась из глаз, Иван перевёл дыхание. Нужно было спешить: вот-вот должна была показаться машина. В старую ямку ставить снаряд было нельзя — уж слишком выделялась.
Начал рыть новую, но стальное лезвие финки сломалось. А вдалеке слышался натужный гул поднимающегося вгору тяжело гружёного грузовика. «Неужели не успею? — лихорадочно билась одна и та же мысль. Уйдут ведь!»
Иван копал то обломком финки, то руками. Пот застилал глаза, а гул всё приближался и приближался.
Иван скатился в кювет, когда машина подходила к повороту на мост. Взрыв разметал автомобиль…
Диверсия на шоссе встревожила оккупантов. Из районного центра приехали жандармы.
Ночью в дом к Васюку кто-то постучал. Подошла мать. Человек прокричал в открытое окно:
— Пусть Иван уходит в лес! Арестовали Мишку, Семёна и ещё ребят… Иван, не долго думая, кинулся через огороды к лесу. Двое суток бродил по самым глухим местам Рейментаровского леса, прежде чем наткнулся на партизанскую заставу. Встретили его неприветливо, долго расспрашивали, откуда, куда и зачем идёт. Когда парнишку отвели на базу, Фёдоров позвал его к себе в землянку. Иван рассказал, как ставил снаряды на дороге, как арестовали его товарищей и почему он вынужден был бежать.
— Что воевал против фашистов — молодец. Но в отряд не возьму. Здесь у меня не детский сад, — сказал Фёдоров. — Сам говоришь, что есть родственники в дальнем селе. Туда и уходи. А понадобишься — позовём.
Так, наверное, и пришлось бы ни с чем уйти парнишке, если б не встретился ему в отряде односельчанин. Поручился он перед командиром за Ивана.
— Будь по-твоему, — согласился Фёдоров. — Только парня береги. Он и жить-то ещё не начал…
Определили комсомольца Васюка в первую роту, выдали карабин.
— Смотри, Ванюша, без меня на первых порах вперёд не забегай! А то я твой характер знаю: самостоятельность — штука хорошая, но здесь война, — сурово предупредил односельчанин.
Его слова Иван пропустил мимо ушей. Он — партизан и это главное. Теперь — поскорее бы в бой.
Это нетерпеливое желание бить врага едва не кончилось для Ивана плачевно. Взвод, где служил Васюк, участвовал в разгроме вражеского транспорта. Нападение прошло успешно, и партизаны, верные своей тактике, стали уходить. Тем более, что из ближайшего села к немцам уже спешила помощь.
А Иван, не обратив внимания на команду «отходить!», поджидал врага. Он выбирал цель и нажимал и нажимал на курок. Хватился тогда, когда затвор глухо щёлкнул, а выстрела не последовало. Жандармы и полицаи стали окружать партизана, решив, видимо, взять его живым. В самый последний момент подоспели товарищи и отбили парнишку. Разъярённый командир доложил Фёдорову о случившемся. «Всё, — решил Васюк. — Теперь уж точно отправят в обоз, к старикам да женщинам. Буду на кухне пропадать!»
Но Алексей Фёдорович, выслушав доклад командира взвода, подошёл к Васюку и спросил:
— А не страшно было одному остаться? Ведь фашисты по головке бы тебя не погладили…
— Нет, не страшно. Только обида жгла, что ни одного так и не убил. Руки у меня тряслись, товарищ командир, — честно признался Ваня.
Фёдоров не удержался и рассмеялся.
— Значит, так. Винтовку у партизана Васюка отобрать… — Фёдоров сделал паузу и вдруг сказал: — Выдать пулемёт Дегтярёва. Там патронов поболее!
Большего счастья Иван Васюк в жизни своей не испытывал. Ручной пулемёт Дегтярёва! Да он и мечтать об этом не смел!
…Их собрали после завтрака по сигналу тревоги, построили. Партизаны терялись в догадках — ведь ещё накануне было объявлено, что рота получает днёвку. А это значило, что они будут чистить и приводить в порядок оружие, стирать личные вещи, слушать лекцию, а свободное время посвятят отдыху. Заранее радовались — не часто такие дни выпадали на долю народных мстителей.
Вскоре всё прояснилось. Из Гомеля от связного-железнодорожника принесли сообщение: 28 апреля, примерно в полдень, по железной дороге Гомель — Брянск проследует состав из четырёх мягких вагонов. В этом поезде возвращаются на фронт после отдыха в тылу около двухсот немецких офицеров.
Три диверсионные группы были срочно направлены к железной дороге. В той, куда включили Ивана Васюка, был ещё один пулемётчик, девять автоматчиков и минёр-подрывник.
Времени оставалось в обрез.
Первая и вторая группы были обнаружены охраной и сильным огнём оттеснены в лес. Часовые вдоль пути стояли на расстоянии прямой видимости и перекликались между собой. Снять их было невозможно. И день, как назло, выдался яркий, солнечный — человека за километр видно. Кроме того, по линии курсировала автодрезина с двумя пулемётами.
— Задачка… — размышлял вслух минёр. — Глядишь, немцы и впрямь на фронт уедут. Приедут и будут рассказывать, как партизаны им ручкой на прощанье помахали… Не может быть, чтоб не было выхода!
— Даже если мы все вместе поднимемся и кинемся в атаку, поезд пройдёт… Особенно после того, как часовые обнаружили партизан, — невесело ответил второй пулемётчик. — Только в двух местах и можно было подступиться к насыпи. И оба уже опробованы нашими товарищами. Кровью опробованы…
— Можно подойти… вернее, подползти, — неуверенно предложил Иван Васюк. — Далеко, правда, ползти придётся…
— Ладно, говори, — сказал подрывник.
— Места я знаю здесь хорошо, — начал Иван. — Нужно отойти на километр в сторону Брянска…
— Ты что-то путаешь, парень, — не согласился подрывник. — Там же поле, чистое поле. Кустика не сыщешь!
— Есть лощинка. Короткая, правда, но часть дороги можно пройти, пригнувшись… А потом — ползком, по прошлогодней ржи…
— Дело говорит парень, — поддержали Ивана партизаны. — Да и выхода другого у нас нет.
Лощинку миновали быстро. Устали, взмокли. Но главные трудности были впереди. Прошлогоднюю нескошеную рожь зимними ветрами и снегопадами прижало к земле. Кое-где торчали островки крепкой ржи — тогда партизаны делали передышку. Поле тянулось километра четыре и подходило к самой железной дороге. Будь у немцев какой-нибудь наблюдательный пункт па высотке, они могли бы выстрелять партизан по одному, как зайцев.
Иван полз вместе с другими. Пулемёт мешал, ножки цеплялись за спутанные стебли. Руки кровоточили, глаза заливал пот. Но нельзя было ни на секунду распрямиться — по железнодорожному полотну расхаживали немецкие автоматчики. Они — и в этом заключалась хитрость партизан — не могли и подумать, что кто-то попытается подобраться к колее через открытое поле.
— Быстрее, быстрее, хлопцы, — подгонял уставших людей командир. Ему же было тяжелее всех: кроме автомата он тащил волоком оцинкованную коробку из-под патронов, куда набили шестнадцать килограммов тола. Это и была мина.
До двенадцати оставалось семь минут, когда партизаны залегли вдоль полотна. Вперёд поползли только подрывник и автоматчик.
А часовые, между тем, шагали навстречу друг другу. Уже был слышен издалека перестук колёс и шипение выпускаемого из котла пара. Иван не сводил глаз с двоих, распластавшихся под насыпью. Если часовые сделают навстречу друг другу ещё два десятка шагов, всё пропало.
Но немецкая пунктуальность выручила смельчаков. Каждый из часовых остановился именно там, где предписал им разводящий. Какие-то секунды они стояли, глядя друг на друга, и разошлись в разные стороны.
Минута была отпущена минёру на установку «сюрприза».
…Поезд катил медленно, хотя тянул всего лишь четыре пассажирских вагона. Паровоз толкал впереди платформу, гружёную мешками с землёй. В каждом тамбуре стояли автоматчики, замыкала состав платформа с зенитными пулемётами.
Когда взрыв подбросил паровоз, Иван вскочил на ноги и, подхватив пулемёт, побежал к насыпи. Упал, мгновенно установил «Дегтярёв» и открыл огонь с близкой дистанции. Его примеру последовали и остальные. Вскоре вагоны напоминали решето. Ни один гитлеровский офицер не доехал до фронта.
Нагруженная богатыми трофеями, группа возвращалась на базу. Со стороны железной дороги доносилась частая стрельба — это запоздалая охрана в бессильной злобе расстреливала… чистое поле.
За эту операцию Иван Васюк был награждён орденом Отечественной войны I степени.
Таким был один из многих боёв юного партизана-пулемётчика Ивана Васюка. Но далеко не всегда операции заканчивались успешно и без потерь. Ведь партизаны имели дело с врагом вооружённым, умным, коварным. И сегодня, спустя тридцать с лишним лет, отчётливо помнит Васюк тот июльский день 1943 года в злынковских лесах, когда партизаны пошли на прорыв. Много дней и ночей отбивались они в окружении. Кончались патроны, не оставалось лошадей, и раненых пришлось нести на носилках. Всё рассчитали гитлеровцы: перекрыли все выходы из леса, заминировали тропы, окружили колючей проволокой собственные позиции, каждый метр земли держали под прицелом. Но одного не учли — любви к своей Родине у бывших школьников, колхозников, рабочих, учителей, ставших партизанами.
На плечах врага ворвались народные мстители во вражеское расположение. Был среди них и Иван Васюк со своим верным другом пулемётом-«дегтярем». Он вбежал на свежую насыпь и, стоя, поливал свинцом разбегавшихся в панике фашистов. Не думал Иван Васюк об опасности, подстерегавшей его. Он мстил врагу за отца, за сожжённый дом, за своих товарищей, которые навсегда остались лежать на лесных, нагретых солнцем полянах…
…Раз в году, в День Победы, достаёт Иван Васюк свои ордена и медали. Кровью омыты партизанские награды. А светятся они мужеством, бесстрашием и любовью к Родине.
Красное знамя