Лавинии) Прощай! Лавиния. Ты забыл: я должна выйти, когда твое тело еще не охладеет. Ферровий. Верно. Не завидуй мне, что я раньше тебя вкушу райское блаженство.
(Уходит по проходу.) Эдитор (мальчику). Отвратительная у меня должность. Почему бы их всех не
бросать на съедение львам? Это не занятие для мужчины. (Угрюмо
бросается в кресло.)
Оставшиеся гладиаторы равнодушно возвращаются на свои
места. Мальчик пожимает плечами и опускается на корточки
у начала прохода, неподалеку от эдитора. Лавиния и
остальные христиане, охваченные горем, снова садятся на
ступени; одни беззвучно плачут, другие молятся, третьи
спокойно ждут уготованной им участи.
Андрокл присаживается у ног Лавинии. Капитан стоит на
лестнице и с любопытством наблюдает за ней.
Андрокл. Я рад, что мне не надо биться. Это было бы для меня самой тяжкой
мукой. Мне повезло. Лавиния (глядя на него с раскаянием). Андрокл, воскури фимиам, и тебя
простят. Дай мне умереть за нас обоих. У меня такое чувство, будто это
я убиваю тебя. Андрокл. Не думай обо мне, сестра. Думай о себе. Это укрепит твое сердце.
Капитан саркастически смеется.
Лавиния (вздрагивает; она совсем забыла о нем). Вы все еще здесь, красавчик
капитан? Вы пришли посмотреть, как я умру? Капитан (подходя ближе). Я нахожусь, Лавиния, при исполнении служебных
обязанностей. Лавиния. И в число ваших служебных обязанностей входит смеяться над нами? Капитан. Нет, Лавиния, это входит в число моих личных развлечений. Ваш друг
- шутник. Я засмеялся потому, что он сказал: думай о себе, это укрепит
твой дух. Я бы сказал: подумай о себе и воскури фимиам. Лавиния. Он не шутник, он прав. Вам бы следовало это знать, капитан, вы
встречались лицом к лицу со смертью. Капитан. Не с неминуемой смертью, Лавиния. Только со смертью в битве,
которая больше щадит людей, чем смерть в постели. А вас ждет неминуемая
смерть. У вас не осталось ничего, кроме веры в это наваждение
христианство. Неужели ваши христианские сказки правдивее, чем наши
сказки о Юпитере и Диане, в которые, признаюсь, я верю не больше, чем
император или любой другой образованный человек в Риме. Лавиния. Капитан, все это теперь для меня - пустой звук. Не в том дело, что
смерть ужасна, а в том, что она необычайно реальна, и когда она
вплотную приближается к тебе, все остальное, все фантазии - сказки, как
вы их называете, - кажутся сном рядом с этой единственной неумолимой
реальностью. Теперь я знаю, что умираю не за сны или сказки. Вы слышали
о том, что произошло, пока мы тут ожидали? Капитан. Я слышал, что один из ваших парней пустился наутек и угодил прямо в
пасть льва. Я очень смеялся. Мне и сейчас смешно. Лавиния. Значит, вы не поняли, что означает этот ужасный случай? Капитан. Он означает, что лев съел на завтрак трусливого пса. Лавиния. Он означает больше, капитан. Он означает, что человек не может
умереть за сказку или за сон. Никто из нас не верил так свято во все
сказки и сны, как бедный Спинто, но он не мог посмотреть в лицо великой
реальности. Пока я здесь сижу, смерть подходит все ближе и ближе. Моя
вера - или то, что он так бы назвал, - иссякает с каждой минутой,
реальность становится все более реальной, а сказки и сны тают и
превращаются в ничто. Капитан. Значит, вы умрете за "ничто". Лавиния. Да, в этом - самое чудо. Теперь, когда все сказки и сны ушли, я
уверена: я должна умереть за то, что гораздо больше всех снов и сказок. Капитан. За что же? Лавиния. Не знаю. Если бы это было настолько мало, что я знала бы, что это,
оно было бы слишком мало, чтобы за него умереть. Думаю, я умру за бога.
Только он для этого достаточно реален. Капитан. Что такое бог, Лавиния? Лавиния. Когда мы это узнаем, капитан, мы сами станем богами. Капитан. Лавиния, спуститесь на землю. Воскурите фимиам и выйдите за меня
замуж. Лавиния. Красавчик капитан, а вы бы взяли меня в жены, если бы я подняла
белый флаг в день битвы и воскурила фимиам? Говорят, сыновья похожи на
матерей. Вы бы хотели, чтобы ваш сын был трусом? Капитан (очень взволнованно). Клянусь Дианой, я бы задушил вас своими
руками, если бы вы сейчас отступили. Лавиния (опуская руку на голову Андрокла). Над всеми нами десница божия,
капитан. Капитан. Какая все это бессмыслица! И как чудовищно, что вы умрете за эту
бессмыслицу, а я буду беспомощно смотреть. на вашу смерть, когда все во
мне вопиет против нее. Умирайте, если не можете иначе, а мне остается
одно - перерезать глотку императору, а потом себе, когда я увижу вашу
кровь.
Император сердито распахивает дверь ложи и появляется на
пороге. Он в ярости. Эдитор, мальчик и гладиаторы
вскакивают с места.
Император. Христиане не желают драться, а твои подлые псы не решаются
первыми напасть на них. Это все из-за того мужлана с ужасными глазами.
Пошлите за плетьми.
Мальчик опрометью кидается выполнять приказ императора.
Если их и плеть не расшевелит, принесите раскаленное железо. Этот
человек стоит как гора.
Сердито уходит в ложу и со стуком захлопывает дверь.
Возвращается мальчик; с ним человек в чудовищной
этрусской маске с плетью в руке. Оба бегут по проходу к
арене.
Лавиния (поднимаясь). О, это низко! Неужели его не могут убить, не подвергая
унижению? Андрокл (поспешно поднимаясь и выбегая на свободное пространство между двумя
лестницами). Это ужасно. Теперь даже я готов биться. Я не могу видеть
плеть. Один-единственный раз в жизни я ударил человека за то, что он
хлестал плетью старую лошадь. Это было ужасно. Я повалил его и топтал
ногами. Ферровия нельзя ударить; я пойду на арену и убью палача!
Бросается к проходу. В этот момент с арены доносятся
громкие крики, затем неистовые рукоплескания. Гладиаторы
прислушиваются и вопросительно смотрят друг на друга.
Эднтор. Что там еще стряслось? Лавиния (капитану). Что случилось, как вы думаете? Капитан. Что может случиться... Вероятно, их убивают...
Андрокл с криками ужаса вбегает по проходу обратно,
закрыв глаза руками.
Лавиния. Андрокл! Андрокл! Что там? Андрокл. О, не спрашивай, не спрашивай меня. Это так страшно! О!..
(Скорчился возле нее и, рыдая, прячет лицо в складках ее плаща.) Мальчик (снова влетая с арены по проходу). Веревки и крючья! Веревки и
крючья! Эдитор. Есть из-за чего волноваться!
Взрыв рукоплесканий.
По проходу к арене торопливо проходят два раба в
этрусских масках с веревками и крючьями.
Один из рабов. Сколько убитых? Мальчик. Шестеро.
Раб свистит два раза, и еще четверо рабов пробегают по
арене с такими же приспособлениями.
И корзины. Принесите корзины.
Раб трижды свистит и выбегает по проходу следом за
товарищами.
Капитан. Для кого корзины? Мальчик. Для палача. Он разорван в клочья. Они все почти разорваны в клочья.
Лавиния закрывает лицо руками. Входят еще два раба в
масках с корзинами в руках и идут за первыми на арену;
мальчик, измученный, оборачивается к гладиаторам.
Мальчик. Ребята, он их чуть не всех перебил! Император (снова выскакивая из ложи, на этот раз в бурном восторге). Где он?
Великолепно! Он получит лавровый венок.
По проходу, бешено размахивая обагренным кровью мечом,
бежит Ферровий. Он в отчаянии. За ним следуют остальные
христиане и смотритель зверинца. Смотритель зверинца
подходит к гладиаторам. Те встревоженно вытаскивают
мечи.
Ферровий. Погиб. Погиб навеки. Предал Спасителя. Отрубите мне правую руку,
она ввергла меня в пучину греха. У вас есть мечи, братья, поразите
меня... Лавиния. Нет, нет. Что ты совершил, Ферровий? Ферровий. Я не знаю; кровь бросилась мне в голову, и кровь на моем мече. Что
это значит? Император (на площадке перед ложей, восторженно). Что это значит? Это
значит, что ты - самый великий человек Рима. Это значит, что на тебя
возложат лавровый венок из золота. Непревзойденный воин, я почти готов
уступить тебе трон. Ты побил все рекорды. Мое имя навсегда останется в
истории. Однажды при Домициане некий галл убил на арене троих и получил
свободу. Но чтобы один обнаженный человек убил шестерых вооруженных
бойцов, да еще храбрейших из храбрых, - такого не бывало! Если
христиане так умеют сражаться, я прекращу гонения на них. Я только
христиан буду брать в свою армию. (Гладиаторам.) Приказываю всем вам
стать христианами. Слышите? Ретиарий. Нам все едино, кесарь. Был бы я там со своей сетью, другую бы он
песенку запел. Капитан (внезапно хватает Лавинию за руку и тащит ее по ступеням к
императору). Кесарь, эта женщина - сестра Ферровия. Если ее бросят на
съедение львам, он расстроится. Он похудеет, потеряет форму... Император. На съедение львам? Глупости! (Лавинии.) Мадам, я счастлив с вами
познакомиться. Это для меня большая честь. Ваш брат - слава Рима. Лавиния. А мои друзья? Они должны умереть? Император. Умереть? Конечно нет. Никто не собирался причинить им ни
малейшего вреда. Леди и джентльмены, вы свободны. Прошу вас, мадам,
пройдите в зрительный зал, в первые ряды, и насладитесь зрелищем, в
которое ваш брат внес такой великолепный вклад. Капитан, сделайте
милость, проводите всех на места, резервированные для моих личных
друзей. Смотритель зверинца. Кесарь, мне нужен один христианин для льва. Народу
обещали его. Они разнесут весь цирк, если мы обманем их ожидания. Император. Верно, верно, нам нужен кто-нибудь для нового льва. Ферровий. Киньте льву меня. Пусть богоотступник погибнет. Император. Нет, нет, мой друг, ты разорвешь его на куски, а мы не можем себе
позволить бросаться львами, словно это простые рабы. Но нам
действительно кто-нибудь нужен. Получается крайне неловко. Смотритель зверинца. Почему бы не взять этого маленького грека; он не
христианин, он колдун. Император. Как раз то, что надо. Он вполне подойдет. Мальчик (выбегая из прохода). Двенадцатый номер программы. Христианин для
нового льва. Андрокл (поднимается, печально, но стараясь взять себя в руки). Что же, чему
быть, того не миновать. Лавиния. Я пойду вместо него, кесарь. Спросите капитана, он скажет вам, что
публике больше по вкусу, когда лев рвет на куски женщину. Он мне вчера
сам это сказал. Император. В ваших словах что-то есть, безусловно, что-то есть... если бы
только я был уверен, что ваш брат не расстроится. Андрокл. Нет, у меня не будет тогда ни одной счастливой минуты. Клянусь
верой христианина и честью портного, я принимаю выпавший мне жребий.
Если появится моя жена, передайте ей от меня привет, пусть она будет
счастлива со своим следующим мужем, беднягой. Кесарь, возвращайтесь в
ложу и смотрите, как умирает портной. Дорогу двенадцатому номеру.
(Четко печатая шаг, уходит по проходу.)
Зрители, сидящие в огромном амфитеатре, видят, что
император снова входит в ложу и садится на место, в то
время как из прохода на арену - отчаянно испуганный, но
все еще с достойным жалости рвением, печатая шаг,
выходит Андрокл и оказывается в центре тысяч жадно
устремленных на него глаз. Слева от него львиная клетка
с тяжелой подъемной решеткой. Император подает сигнал.
Звучит гонг. При этом звуке Андрокл вздрагивает всем
телом, падает на колени и начинает молиться. Решетка с
лязгом поднимается. Лев одним прыжком выскакивает на
арену. Носится по ней кругами, радуясь свободе. Видит
Андрокла. Останавливается; тело его поднимается на
напряженных лапах; втягивает носом воздух, как пойнтер,
держа горизонтально хвост, и издает леденящий душу рык.
Андрокл приникает к земле и закрывает лицо руками. Лев
весь подбирается для прыжка и, предвкушая удовольствие,
восторженно бьет хвостом по пыльной земле. Андрокл
вскидывает руки, взывая к небесам. Увидев лицо Андрокла,
лев вдруг застывает. Затем медленно приближается к нему,
нюхает, выгибает спину, урчит, как автомобиль, наконец,
трется об Андрокла, опрокидывая его. Андрокл,
приподнявшись на локтях, боязливо смотрит на льва. Лев
делает, хромая, несколько шагов на трех лапах, протянув
вперед четвертую, точно она поранена. На лице Андрокла
вспыхивает воспоминание. Он машет рукой, изображая,
будто вытаскивает из нее занозу и ему больно. Лев
несколько раз кивает головой. Андрокл протягивает льву