Джинни вышла в прихожую, чтобы встретить его у двери. Оливер улыбнулся, но его улыбка увяла, как только он увидел жгучую ненависть в глазах своей жены.
— Что стряслось? — резко спросил он.
— Гай Прентисс, — прошипела Джинни сквозь стиснутые зубы. — Ты не говорил, что знаешь его.
Оливер вздохнул, положил «дипломат» на столик в прихожей и бросил сверху ключи от машины.
— Если мы собираемся обсуждать Гая Прентисса, то может, я сначала присяду и выпью чашечку кофе? — раздраженно поинтересовался он. — Я за сегодня пролетел три тысячи с лишним миль и немного устал.
— Так ты его знаешь? — После переживаний последней недели ее нервы были натянуты, как струны. — И ты знакомил с ним людей… ради денег? Людей, которые тебе доверяли, ты подсовывал этому… мошеннику?
— Я познакомил с ним нескольких человек, — подтвердил Оливер. Он говорил очень спокойным тоном, в отличие от Джинни, срывающейся на крик. После того, как очень тщательно проверил его фирму. В то время я был полностью уверен, что это очень выгодное предложение. Оно позволяло людям, сделавшим вложения в бизнес и собственность, получать скромные доходы. Гораздо позже я узнал, что он соблазнился легкими деньгами и взял на себя слишком рискованные обязательства по вторичному страхованию.
— И ты посоветовал вкладчикам выйти из дела? — спросила Джинни, ее голос был низким и напряженным, руки дрожали.
— Да. — Оливер нахмурился. — К чему все это? Кто рассказал тебе о Гае Прентиссе?
— Я с ним встречалась, — холодно сообщила Джинни. — Он сказал, что ты свел его с моим отцом. Но ты не посоветовал папе уйти, как остальным. Ты нарочно довел его до разорения. Ты… ублюдок! — Джинни намеревалась сохранять спокойствие, но все же ее гнев вырвался наружу. — Он прожил последние годы в постоянном волнении, и это его убило…!
Оливер шагнул к ней и протянул руку.
— Джинни, я…
Она оттолкнула его, шарахнувшись в сторону.
— Не прикасайся ко мне! Никогда больше меня не трогай! Я ненавижу тебя! Я всегда буду тебя ненавидеть!
И, ослепленная слезами, она выскочила из дома, промчалась по лестнице и бросилась бежать, не обращая внимания на его окрик.
— Джинни…! Вернись…!
Она понятия не имела, куда направляется — просто бежала, тяжело дыша, стуча каблуками по гравию. Оливер догнал ее, попытался схватить за руку, но она увернулась. Она почти достигла ворот, когда он обогнул ее и преградил дорогу. В отчаянии она метнулась вдоль забора, отыскала дыру и вылезла сквозь нее на улицу…
Свет фар был ярким, мерцающим, закрывшим собой весь мир. Она услышала визг тормозов и полный ужаса крик Оливера.
— Джинни…!
— Джинни…?
Она вздохнула, желая, чтобы ее оставили в покое — голова раскалывалась от страшной боли. И еще удивляли огни — чередующиеся красно-синие вспышки, и странная суета вокруг. Затем все стихло — огни сменились ровным, рассеянным светом, и шум стал мягче — ритмичное гудение откуда-то слева, звон металла время от времени и редкие голоса. И запахи… вонь лекарств, аромат хвои и роз. Да, это точно розы. Она повернула голову, пытаясь их увидеть.
— Джинни? — вновь голос Оливера, испуганный, напряженный. — Джинни, прошу тебя, очнись. Пожалуйста, Джинни. Я люблю тебя.
Ха, можно подумать, она такая дура, что купится на это. Когда-то она верила — много лет назад. Но не теперь, пижон. Только не теперь. После того, как все узнала.
— Джинни, милая, пожалуйста… Открой глаза.
— Не трогай меня! — Она хотела закричать, но ее голос прозвучал как хриплое карканье.
Джинни растерянно моргнула, ослепленная светом. Оливер сидел рядом, улыбаясь до ушей. В его бездонных темных глазах светилось сострадание казалось, он вообще не услышал, что она сказала. Джинни почему-то чувствовала ужасную слабость, боль во всем теле, тошноту — больше всего на свете она нуждалась в его поддержке. Она попыталась прикоснуться к нему, но ее рука оказалась слишком тяжелой… Оливер сжал ее ладонь своими сильными пальцами, и она с трудом улыбнулась.
— Оливер…? — Как оказалось, она могла только шептать.
— Да, милая. Ты пришла в себя. — Он сдавил ее руку, и Джинни с удивлением заметила блестящую слезинку в уголке его глаза. — А теперь попробуй поспать.
Джинни хотела сказать, что проспала по меньшей мере два часа, но говорить было слишком трудно, поэтому она просто закрыла глаза, со счастливой улыбкой вцепившись в руку Оливера. Оливер с ней, а значит все будет хорошо.
Когда она проснулась в следующий раз, в воздухе все еще пахло розами. Джинни вздохнула, с тревогой прислушиваясь к своим ощущениям, но раскаленный гвоздь, засевший в мозгу, исчез, сменившись тупой болью. В остальном она чувствовала себя неплохо, и, попытавшись устроиться поудобнее, рискнула открыть глаза.
— Доброе утро. — Оливер сидел возле кровати, держа ее за руку и улыбаясь.
Джинни неуверенно улыбнулась в ответ. Ее мучило смутное воспоминание о какой-то страшной неприятности, но думать сейчас об этом было слишком тяжело.
— Ты ужасно выглядишь, — пробормотала она. Казалось, Оливер не спал и не мылся целый месяц. — Ты что, просидел здесь всю ночь?
Он рассмеялся, тем низким, хриплым смехом, который она всегда любила.
— Я тут дневал и ночевал всю последнюю неделю. Ты была в коме.
Джинни нахмурилась.
— Правда? — Она снова закрыла глаза и с ослепительной ясностью увидела стремительно приближающийся свет фар, а за ним — темные очертания автомобиля. — Там была машина…
— Шофер ничего не мог сделать. — Оливер сжал ее ладонь двумя руками. Не хотел бы я снова пережить что-то подобное.
Она улыбнулась, и протянула дрожащую руку, чтобы отбросить прядь волос, упавшую ему на лоб.
— Голова болит.
— Не удивительно. У тебя был тромб в мозгу, пришлось делать операцию. Он нежно погладил ее по голове, и Джинни нахмурилась, почувствовав что-то странное. — Им пришлось тебя остричь, — тихо пояснил Оливер.
Джинни в ужасе протянула руку и нащупала что-то мягкое там, где раньше были ее длинные волосы.
— Мои волосы…! — Она глубоко вздохнула, напомнив себе, что еще легко отделалась. — Я, должно быть, страшная, как смертный грех, — пробормотала она.
Оливер покачал головой, поднеся ее руку к губам и поцеловав внутреннюю сторону запястья.
— Для меня ты всегда прекрасна, — заверил он, и Джинни поняла по голосу, что он говорит правду.
С довольным вздохом она закрыла глаза и снова провалилась в сон.
Когда Джинни проснулась в третий раз, Оливер все еще был здесь. Он спал, сидя на стуле, опустив голову на высокую спинку и тихо посапывая. Он казался изнуренным, и ее сердце сжалось. Неужели он все эти ночи дежурил у ее кровати, волнуясь из-за нее?
Она осмотрелась по сторонам, исследуя комнату. Это была маленькая отдельная палата, оформленная в успокаивающих сиреневых и розовых тонах. Рядом стоял монитор на тележке, теперь уже отключенный — наверное, это из него доносилось то ритмичное гудение. И еще было множество цветов — на подоконнике, на низеньком столике у дальней стены, и на тумбочке у кровати. Бордовые розы с бархатными лепестками и сладким ароматом.
Джинни снова посмотрела на Оливера и задержала взгляд, очарованная мягкими тенями на щеках от густых ресниц и вьющейся прядью возле уха. Она впервые видела его таким — во сне в его чертах появилась мягкость, обычно маскируемая надменностью и железным самообладанием. Теперь он выглядел… почти уязвимым.
Оливер признался ей в любви — об этом Джинни не могла и мечтать. Внутреннее чувство подсказывало ей, что это правда. Он даже сказал, что она красива и без волос — господи, бедный парень совсем потерял голову! Джинни снова протянула руку и потрогала повязку над правым ухом.
Наверное, сильный был удар. К счастью, она совершенно не запомнила момент столкновения — если не считать ослепляющих фар и накрепко отпечатавшегося в памяти силуэта машины.
Когда Оливер проснулся, в его глазах мелькнула тревога, тут же сменившаяся улыбкой при виде бодрствующей Джинни.
Джинни широко улыбнулась в ответ. Он любил ее все эти годы — теперь ей было не трудно в это поверить.
— Привет, — сказала она заметно окрепшим голосом.
— Привет. — Оливер наклонился к ней и взял ее за руку. — Как ты себя чувствуешь?
— О… — Она кратко исследовала пострадавшие места и подвела итог. Так себе. Лучше, я думаю.
— Хорошо. Хочешь апельсинового сока?
— Спасибо.
Оливер наполнил стакан и поднес к ее губам — хотя Джинни и попыталась, но ей не хватало сил удержать его самостоятельно.
— Не слишком много, — предупредил Оливер. — Ты ничего не ела целую неделю.
И почти ничего за неделю до этого, — подумала Джинни, внезапно все вспомнив. В последний раз она наелась до отвала… в тот день, когда обедала с Гаем Прентиссом…
— Гай Прентисс… — Воспоминания потоком обрушились на нее. Так много противоречий — слишком много, чтобы в этом можно было разобраться.
— Джинни, я не знакомил твоего отца с Гаем Прентиссом, — мягким, но настойчивым голосом произнес Оливер. — Он солгал. Я понятия не имел, что твой отец был одним из совладельцев, до того момента, как все рухнуло. И втянул его в эту компанию даже не Гай Прентисс, а его деловой партнер, Чарльз Флеминг, за много лет до появления Гая. Подтверждение можно найти в протоколах судебных заседаний.
— Но… почему он так сказал? — спросила Джинни. — Ему это ничего не дало, он уже все потерял. И ты тоже лгал мне. Ты говорил, что узнал о папином разорении от Говарда, но Говард уверяет, что никогда не обсуждал с папой денежные дела.
— Знаю. В то время я и не стремился, чтобы ты поверила моему объяснению. Видишь ли, это я вывел Прентисса на чистую воду и развалил его карточный домик. А при этом множество невинных людей лишились своих сбережений. Я не мог предупредить их всех, но чувствовал ответственность за тех, кого сам втянул в это дело. Если бы я знал, что твой отец тоже…
Оливер вздохнул, по его лицу пробежала тень.
— Это было непростое решение. Такие игры очень рискованны. После окончания финансового года все успевшие выйти из дела, оказались в безопасности — их обязательства закончились. Но если недооценить долговременный риск, он ложится на оставшихся вкладчиков.
— И они страдают за всех.
Оливер кивнул.
— Если к концу года страховщики не могут договориться о суммах повторного страхования, год считается не закрытым… и все их обязательства остаются в силе. Это как раз и произошло, и привело к краху. Прентиссу очень повезло, что он умудрился избежать обвинения в мошенничестве, но меня он не простил. Поэтому и солгал тебе — чтобы через тебя отомстить мне.
— Отомстить… Алина сказала, что ты из-за этого женился на мне. Из-за мести.
— Алина? — В его голосе мелькнуло подозрение. — Причем здесь Алина?
Джинни робко взглянула на него, сразу пожалев, что упомянула имя его сводной сестры.
— Да так… не при чем, — уклончиво буркнула она.
— Джинни, какое отношение к этому имеет Алина?
Она покачала головой, не находя в себе сил сопротивляться давлению.
— Она… Это она сказала, что ты познакомил Гая Прентисса с моим отцом, и дала мне его визитку. Я бы не поверила им, если бы… Я спросила у Питера, и он сказал, что ты свел Гая с несколькими людьми.
Оливер застонал, словно от боли.
— Подлая тварь… Я должен был предвидеть, что она попытается вмешаться. Я должен был предупредить тебя. Все беды начались из-за ее ревности.
Джинни взглянула на него с удивлением.
— Ты… знал?
Оливер кивнул.
— Как только она узнала, что ты едешь в Нью-Йорк, то словно с цепи сорвалась. В тот первый вечер, когда я встречал тебя в аэропорту, а она приперлась ко мне в гости, я четко дал ей понять, что не дам тебя в обиду. Я думал, она это усвоила. Но в ту ночь, когда мы с тобой собирались в «Ричмонд», она позвонила мне.
— Помню, — пробормотала Джинни, погладив его по руке.
— Она сказала, что приняла слишком большую дозу, — мрачно продолжил Оливер. — Я всю ночь ее разыскивал, мотался по городу, как сумасшедший, пока не нашел ее в каком-то баре в Квинсе. Пьяную или обдолбанную — я уж не знаю. Я убедил ее обратиться к врачу, а потом поехал домой. К тебе. После этого ада, ты казалась мне подарком небес — такая… сияющая и живая.
Джинни не удержалась от смеха.
— Ты говоришь обо мне как о сувенирной свечке!
Он хмыкнул и покачал головой.
— Я был по уши влюблен в тебя. Я знал, что не должен торопиться с предложением руки и сердца. Ты была так молода… Но я слишком долго ждал и слишком сильно хотел тебя.
— Правда?
Оливер рассмеялся.
— Помнишь, как я вез тебя из школы? Тебе было около семнадцати — этакая зазнайка с ногами от ушей и развевающимися волосами. Ты меня сразу свела с ума. Я никогда не считал себя влюбчивым, но в тот день я еле-еле держал себя в руках. Марго догадалась, конечно — она очень проницательна.
— Марго знала? Но… разве ей не хотелось, чтобы ты женился на Алине?
Он решительно покачал головой.
— Нет… вовсе нет. Она понимала, что это добром не кончится. Алина никогда не была… уравновешенной. Это пошло еще от ее отца. Он страдал маниакально-депрессивным психозом, и его недуг очень сильно на нее повлиял. То папа обращался с ней, как с маленькой принцессой, то вообще переставал замечать. А когда он покончил с собой, ей было всего десять лет.
— Я… не знала. Тетя Марго говорила, что она и раньше лечилась, но я ничего этого не знала.
— Твой отец не рассказывал?
— Нет. Но я была совсем маленькой, когда тетя Марго вышла замуж за дядю Говарда. А потом… все это казалось далеким прошлым. И вообще, папа не любил сплетничать. — Джинни криво улыбнулась. — Между прочим, Алина сказала, что это ты пережил потрясение после смерти матери. По ее словам, ты воспринял это как предательство, и с тех пор уже не можешь доверять женщинам.
Оливер резко рассмеялся.
— Вполне в духе Алины — валить с больной головы на здоровую. Конечно, я очень переживал, но мой папа помог мне справиться с горем. И Марго тоже. Она никогда не пыталась заменить мне мать, но смогла стать для меня настоящим другом. Честно говоря, я посоветовался с ней после разрыва помолвки. Она считала, что всему причиной твоя молодость и то, что наши отцы слишком сильно на тебя давили.
— Ой, нет… дело не в этом! — Джинни с некоторым сомнением взглянула на Оливера. Рассказав ему всю правду, она бы выставила себя дурой. Но раз уж они решили быть откровенными, надо идти до конца. — Причина в Алине. Она сказала, что на самом деле ты любишь ее, но не можешь жениться на ней, потому что она бесплодна. А на мне женишься только ради наследника.
Оливер онемел от изумления.
— Что за… чушь! — воскликнул он. — И ты поверила?
— Ну… Не совсем, и не сразу. Но… Ты проводил с ней так много времени, и… когда я вышла на террасу и увидела вас вдвоем, ты говорил ей, что твоя женитьба ничего не изменит…
В его глазах мелькнуло понимание.
— Так вот почему она вытащила меня на террасу и начала плакаться о своем одиночестве! Ей всегда удавалось играть на моем чувстве вины. Когда-то я был влюблен в нее, но это было детское увлечение, закончившееся сразу после того, как я понял, насколько она прилипчива и требовательна. Но когда я сказал ей, что все кончено, она приняла слишком большую дозу. В первый, но не в последний раз. И я постоянно чувствовал себя виноватым.
Джинни сочувственно пожала его руку.
— Нет… не может быть. Ты ведь был таким молодым.
— Знаю… Марго мне то же самое говорила. И позже, когда Алина вышла замуж, я думал, что все наладилось. Но Алина так просто не отпустит. Большую часть времени она строила из себя любящую сестру и заставляла меня бежать к ней на помощь каждый раз, когда у нее случался очередной срыв. Надеюсь, что возвращение к мужу ее образумит.
— Она возвращается к мужу? — удивленно переспросила Джинни.
Оливер кивнул.
— К своему первому. Он всегда ее жалел, нянчился с ней как с дочерью а это именно то, что ей нужно. Недавно он вернулся в Англию и постоянно навещал Алину, пока она лежала в больнице. Похоже, после несчастья с тобой чувство вины заставило ее опомниться. Во вторник они вдвоем вылетели в Техас.