— Так что ты делаешь в Париже? — повторила Барбара свой вопрос с индифферентностью в голосе.
— У меня здесь дела, которые заняли два дня. Завтра улетаю в Штаты. Мне только что принесли в номер билет.
— В «Бурбоне» отличное обслуживание, — одобрительно кивнул Макс. — Отличные повара и отличные коктейли. Присаживайтесь. Вы должны выпить с нами коктейль, — продолжал суетливо Макс, предлагая гостю свободный стул. — Я как раз собирался рассказать пани Молик о сложившейся ситуации.
Шарон быстро взглянул на девушку.
— Ты не в курсе?
— В курсе чего? — в замешательстве переспросила Барбара, переводя взгляд на Макса. — Если тебя не затруднит, объясни мне, пожалуйста, о чем идет речь?
— О фильме, — ответил агент, — о чем же еще!
Через месяц Барбара должна была вылететь в Штаты, чтобы начать сниматься в экранизации пьесы Бракке «Женщина». Роль героини пьесы — Анны она играла в своем театре на Елисейских полях, была отмечена публикой, прессой, даже специальной ежегодной премией. И не случайно голливудский режиссер Боб Прайс не стал искать другую исполнительницу и остановился на ее кандидатуре… Но при чем тут Шарон? Он-то какое имеет ко всему этому отношение? — подумала Барбара.
— Ничего не понимаю, — растерянно сказала она.
— Есть плохие новости и хорошие, — промямлил Макс.
— Начинай с плохих, — предложила Барбара, думая про себя, что лучше сначала покончить с худшим.
— Боб Прайс вышел из игры.
— Не может быть! — воскликнула девушка. — Почему?
— У него обширный инфаркт, выбыл как минимум на полгода… Бедняга Боб, — добавил Макс больше автоматически, чем с подлинным сочувствием. — Но есть и хорошие новости… — Он сделал паузу, взглянув на американца. — Айк Шарон берет дело в свои руки.
Барбара ушам своим не поверила.
— Ты?.. Те-бя утвердили режиссером? — пролепетала она, невольно подаваясь вперед и от волнения немного заикаясь.
Айк кивнул.
— Да.
Эта новость привела ее в полное замешательство, что не ускользнуло от Айка Шарона, испытующе смотревшего на нее.
Барбара буквально онемела, в голове шумело, мысли путались.
— Я знал, что ты будешь поражена, но чтобы до такой степени?.. — Макс похлопал девушку по плечу. — Очнись! — Он громко рассмеялся. В заведениях более низкого ранга посетители обязательно подняли бы в удивлении брови или повернули головы, но клиенты «Бурбона» были слишком хорошо воспитаны.
— «Поражена», по-моему, не совсем точное слово, — тихо произнес Шарон, наблюдая за Барбарой. — Я бы назвал это шоком. — Он хотел еще что-то добавить, но тут между столиками появился служащий бара с высоко поднятой над головой табличкой с надписью «Мистера Шарона к телефону». Айк Шарон извинился и, перемолвившись словом с юношей в гостиничной униформе, направился к одной из кабинок, установленных в дальнем конце бара.
— Послушай, Барбара, — понизив голос, заговорил Макс. — Мы оба были бы счастливы, если бы фильм снимал Прайс, но ничего не поделаешь. Эта роль в кино — твой сказочный шанс без пересадок отправиться прямо в разряд звезд, поэтому надо радоваться любому режиссеру, каким бы зверем он ни был. А Айк Шарон не зверь, он достаточно мягкий человек.
Хмуро сдвинув брови, Барбара тупо смотрела в свой бокал, который сжимала побелевшими пальцами. Боже, как она любила и эту пьесу, и эту героиню, свою Анну. Драма ее жизни была столь пронзительна! В кино пьеса могла обрести ту реальную плоть, которой в сценической условности не достичь. Для театральной актрисы здесь таились определенные трудности, впрочем, Барбара знала, что постарается выложиться до конца, и предвкушала победу, но теперь…
— Я не хочу с ним работать, — твердо сказала она.
Глаза Макса выкатились от удивления.
— Это еще почему?
Причин было две. Первая — инцидент в отеле «Бурбон» с постыдным бегством из номера 522. Слава Богу, для всех ее позор остался тайной. Вторая же причина, гораздо более важная, была общеизвестна — по крайней мере частично. Между бровями девушки залегла глубокая морщина. Это касалось дорогого ей человека, отца. Его боль стала ее болью, страданием, мукой. Барбара ничего не забыла и не простила самоуверенному наглецу Айку Шарону, хотя все, казалось бы, давно кануло в Лету…
— Не делай вид, будто ты не знаешь почему, — сдержанно, строго заметила она. — Ты разве не понимаешь, что Шарон сломал Анджея и тот не смог уже подняться?..
— Боже правый! — воскликнул Макс. — Кто бы мог подумать! Ты все еще мусолишь в душе историю, которая произошла между твоим отцом и Айком Шароном? Окстись! Воображать, фантазировать можешь, конечно, сколько угодно, однако ты уже не наивная студентка театральной школы, а актриса, которая не первый год на подмостках. Ничего не поделаешь: режиссерская и актерская несовместимость — ситуация не такая уж и редкая!
Барбара вздернула подбородок.
— Ты считаешь несущественным тот факт, что мой отец почувствовал себя уязвленным впервые за всю свою актерскую карьеру? — уточнила девушка, повысив голос. — Айк Шарон ни при чем?
— Послушай, Анджею было уже далеко за пятьдесят, а ему приходилось выслушивать режиссерские наставления парня, которому еще не исполнилось тридцати и который снимал к тому же лишь второй свой фильм! Одно это невольно создавало напряжение между ними, неужели ты не понимаешь? Могу представить, как фыркал Анджей Молик! Не забывай, мой отец был агентом твоего отца и прекрасно знал характер своего клиента.
— Значит, виноват во всем был сам Анджей? — язвительно усмехнулась Барбара.
Макс вздохнул. Хотя честь фамилии и защита родительского авторитета были, с точки зрения морали, похвальны, Барбара, на его взгляд, уж чересчур перегибала палку. Даже боготворя, не мешает хоть иногда быть объективной.
Ну хорошо, Анджей Молик был отличным театральным актером, обладал прекрасными внешними данными, голосом, был веселым, широким человеком, любимцем дам, но и взбалмошным, обожавшим внешние эффекты, позером… ведь тоже! Поди напомни Барбаре сейчас об этом — так взбеленится!
— Я человек суеверный, — вымолвил наконец Макс. — Поэтому напомню тебе одну примету. Если актер отказывается от предложенной ему роли — другая не скоро приходит к нему, если вообще приходит… Подумай, прежде чем решать…
Как раз тут к столику вернулся Айк Шарон, и Макс одарил его беззаботной улыбкой.
— Все в порядке?
— А у вас? — поинтересовался тот, переведя взгляд на грустное лицо Барбары.
— Чудесно! — заверил Макс. — Барбара, конечно, опечалена болезнью Прайса, с которым у нее сложилось творческое взаимопонимание, но надеюсь, что под вашим руководством она сумеет доказать Голливуду преимущества европейской актерской школы. Не обижайтесь, американские режиссеры ведь предпочитают снимать своих, выращенных Бродвеем? Разве не так?
— Все зависит от жанра фильма. В вестернах американских актеров европейским, пожалуй, не перешибить, ну а коли речь о психологической драме, тут возможны варианты. Суть в том, какие задачи перед собой ставишь и чего хочешь добиться.
— С вами по этой части все ясно, — широко улыбнулся Морис. — Уже по первым, даже робким, вашим картинам можно было судить, как пристально вы пытаетесь вглядеться в жизнь и сколь важно вам добиться полной психологической достоверности. Вы человек со своим почерком, своим миропониманием…
Айк Шарон насмешливо поднял бровь.
— Вы так считаете?
— Несомненно, — подтвердил Макс, не уловивший скрытой иронии, вызванной той откровенной лестью, которая звучала в его панегирике.
— Вы ошибаетесь насчет миропонимания. Блуждаю в полных потемках. Некогда сосредоточиться, суета заедает.
Макс Авери опять не уловил иронии или сделал вид.
— Со мной тоже самое, — поспешно сообщил он. — Всю прошлую неделю был в полном «ауте». Я так замучился со своими клиентами, что начисто забыл сообщить Барбаре новость о бедняге Прайсе, вашем решении снимать фильм и даже телеграмме о прилете в Париж… Отдыхать пора, иначе рухну где-нибудь на бегу… Но отдохнуть не придется: в среду телевидение, где у моих подопечных свои интересы, в четверг фестиваль музыкальных театров…
Пока Макс Авери перечислял свои бесконечные дела, Барбара украдкой наблюдала за Шароном, сидевшим за столиком боком к ней. Несмотря на прошедшие годы, тот остался таким же, каким она его помнила. Разве вот только появились серебряные нити в густых темно-русых волосах, спускавшихся на воротник рубашки, да резче обозначились линии в уголках рта, но глаза оставались все такими же пронзительно голубыми. Четкий росчерк бровей, словно высеченный из гранита волевой подбородок… Пожалуй, он стал еще привлекательнее. Наверняка большинство девушек млеет, знакомясь с ним. Еще бы — привлекает не просто его внешность. В нем все выдает умного, сильного, целеустремленного человека, что для женского сердца опасно. Барбара ощутила привкус горечи. Он действительно всегда был опасным, она ведь испытала это на собственном опыте, теперь же стал опасным вдвойне. Занимает в жизни определенную позицию, авторитетен, заслужил в искусстве статус ищущего творца. Правда, критики и вообще пресса относятся к нему по-разному. Одни возлагают на него надежды и пророчат блестящее будущее, другие оценивают весьма скептически. Он явно не из тех середнячков, о которых и сказать-то нечего…
Пока Барбара наблюдала за Шароном из-под опущенных ресниц, в ее душе боролись два совершенно противоположных чувства: сильное притяжение и столь же сильная неприязнь. Как такое возможно? В этом нет никакой логики! Она ненавидит Айка, и все! Вот что мысленно сказала себе Барбара и только тут переключилась на Макса, вернее, поняла: тот закругляется.
— Мне пора, — суетливо осушив свой бокал, объявил он.
— Как? — переспросила она. — Ты хочешь сказать, что уходишь?
— А почему бы двум давним знакомым не пообедать вдвоем? Пообщаться, поговорить, побыть тет-а-тет… Разве так не удобнее, Айк?
Тот в ответ лишь сухо улыбнулся.
— Что за фокусы, Макс, — вскинулась Барбара, но он не дал ей договорить.
— Когда я приглашал тебя отобедать вместе, то не знал еще, что возникнет необходимость очень важной встречи. И как раз в это время. Поверь!
Пока Макс, сделав знак официанту, расплачивался за коктейли, девушка поняла: ее подставили! Макс предчувствовал — она ни за что не захочет встречаться с Шароном, вот и подготовил западню.
Во-первых, специально не сообщил ей о смене режиссера, хотя знал об этом уже несколько дней. Во-вторых, сам опоздал в «Бурбон» преднамеренно, чтобы не услышать ее категорический отказ до того, как появится им же приглашенный Айк Шарон. Его целью было свести их напрямую… Выстроив соображения в одну цепь, подвела итог: ее обвели вокруг пальца.
Намерения Макса вполне прозрачны: он надеется на обаяние мистера Шарона, перед которым она не устоит и даст согласие сниматься. Он ведь не догадывается, что между Айком и ею лежит пропасть не только из-за отца, но и из-за жгучего стыда, испытанного ею в прошлом по «милости» того же Айка.
— Я прошу тебя отменить свою деловую встречу, — настойчиво произнесла Барбара, метнув в своего агента яростный взгляд, свидетельствующий, что она прекрасно поняла, какую игру он ведет.
— Еще раз приношу извинения, но это невозможно, — невозмутимо покачал головой тот.
— Брось! Ты все можешь, если захочешь…
— А вот отобедать с вами сегодня не смогу, хотя знаю, как прекрасно здесь кормят, — спокойно перебил Макс. — Счета уже оплачены, так что наслаждайтесь, — запечатлев два поцелуя на щеках Барбары, он откланялся Шарону и удалился.
— Гнида! — в сердцах пробормотала девушка.
— Ты имеешь в виду его или меня? — съязвил Айк.
Она и не знала, что произнесла это слово вслух.
— Макса, — нехотя ответила Барбара, думая про себя, что самоуверенный американец тоже подходит под сие определение. — Он ловкач, какому палец в рот не клади!
— Почему же ты держишь такого агента?
Барбара пожала плечами.
— У него нюх на выигрышные для артистов контракты, тем и ценен. Вот все и терпят.
Айк поймал взгляд девушки.
— А ты терпишь еще и потому, что его отец был агентом твоего отца?
Барбара выпрямилась. Она не хотела заводить разговор об Анджее. С Шароном это была вообще запретная зона, священная область, куда именно ему, как какому-нибудь язычнику, вход заказан.
— Значит, я продолжаю семейную традицию, в чем, надеюсь, нет ничего плохого, — довольно дерзко произнесла она.
— Согласись все же, твой Макс Авери поступил не очень красиво, умолчав об обстоятельствах с Бобом Прайсом и не поставив тебя в известность, с кем именно организовал твою сегодняшнюю встречу, — заметил Айк. Он не спускал с нее глаз. Блестящие каштановые волосы, зеленые миндалевидные глаза, губы цвета спелой земляники, точеная шея, высокая полная грудь — ничто не ускользнуло от его внимания. Шарон даже чуть подался вперед, чтобы получше рассмотреть ее фигуру. Девушка сидела свободно, положив ногу на ногу, под облегающей юбкой четко вырисовывалась линия бедер…
— Ты изменилась…
Барбара напряглась. Осмотр походил на неторопливую и детальную инспекцию, будто Шарон постепенно снимал с нее одежду, лениво отбрасывая тряпки в сторону. Она почувствовала себя голой, совершенно голой.
— Ничего удивительного, — огрызнулась Барбара. — Когда мы виделись последний раз, мне было восемнадцать, а сейчас…
— Двадцать пять, как я понимаю…
Черный полотняный костюм, из-под жакета которого выглядывала кружевная, цвета слоновой кости блузка, очень был ей к лицу. Бронзовые тени искусного макияжа оттеняли зеленые глаза, волосы свободными кудрями раскинулись по плечам… — Ты стала красивой взрослой девушкой, — добавил Айк.
Барбара знала, сколь хорошо выглядит, и хотя сказала себе, что ее совершенно не интересует мнение Айка Шарона, женское самолюбие, тем более самолюбие молодой актрисы, было польщено.
— Спасибо, — коротко поблагодарила она.
— Впрочем, ты всегда знала себе цену.
Барбара вспыхнула. Последнее замечание таило особый смысл. Семь лет назад, явившись в отель «Бурбон», она специально вырядилась в платье с очень глубоким вырезом, рассчитывая обратить внимание Айка на нежные выпуклости своей юной груди…
Сейчас же ей, наоборот, хотелось запахнуть жакет и застегнуться на все пуговицы. Кружевная блузка вдруг показалась слишком прозрачной, юбка чересчур короткой — будто она намеренно стремилась сразить собеседника наповал.
— А почему не отложили съемки, пока Боб Прайс не поправится? — Барбара сделала отчаянную попытку вернуться к главной теме разговора. — Не понимаю, зачем такая спешка?
Посмотрев ей в глаза, Айк покачал головой и лишь потом заговорил.
— Фильм слишком много значит для большого количества людей. Если студия в ближайшее время не начнет съемки, то потеряет права на пьесу. Работа над экранизацией и так чересчур затянулась… Деньги вложены, счетчик включен, производственная машина запущена, и остановка грозит катастрофой… — Шарон помолчал, испытующе глядя на девушку. — Если бы ты снималась у Прайса раньше, я бы понял, почему актриса Барбара Молик предпочитает работать с ним, но ведь это не так! Какая же тебе разница, кто из режиссеров его заменит, — Айк Шарон либо другая кандидатура?..
Разве он не понимает, в смятении подумала Барбара, или поддразнивает специально? Хотя вряд ли Шарон держит в голове столь мимолетный эпизод в своей жизни, когда восемнадцатилетняя девушка беззастенчиво вешалась ему на шею. Не она первая, не она последняя, можно полагать… К тому же, все это было так давно. Глупо сейчас придавать значение хоть чему-то подобному! Но что же ответить, почему Барбара предпочла бы все-таки режиссера Прайса, а не режиссера Шарона? Боится повторения истории, в какую попал когда-то ее отец? Да нет, не столько боится, сколько не может простить. Однако и эту тему поднимать сейчас нелепо…
Барбара отпила глоток сока, остававшегося на дне бокала, механически повертела его в руках.
— Я предпочитаю Боба Прайса, ибо уже свыклась с мыслью, что он будет снимать фильм. Во время нашей встречи мы много говорили о пьесе, о том, как я воплощаю свою героиню на сцене. В кино он практически не собирался менять трактовку образа. Мне было с ним легко. Громадная разница в возрасте между нами…