– Почему не сейчас? – спросил он, ласково отводя прядь волос с ее лица и не спуская с Марианны пристального взгляда.
Будь прокляты обстоятельства, при которых принять его предложение означает взвалить непомерный груз на свою совесть!
– Я не смогу связать с тобой жизнь, до тех пор пока не узнаю, чего хочет Филипе Агилера… зачем он сюда приехал, – поправила она себя.
– А чего хочешь ты, Марианна?
– Я не распоряжаюсь моей жизнью, Кен. Шейла – моя дочь, и я никогда не расстанусь с ней.
Он нахмурился.
– Я и не ожидал этого от тебя. Я был бы счастлив удочерить ее и разделить с тобой родительские заботы. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить ее.
Брак, удочерение, законные узы, которые Филипе Агилера, несомненно, сочтет угрозой своему благополучию. Но Кеннет готов был сражаться за то, что ему дорого… К тому же он уже доказал свою способность вести многомиллионное дело. Будь игра честной, Кеннет смог бы даже выиграть, но Марианна была уверена, что Агилера честно играть не привык.
– Шейле я понравился, ты же знаешь, – продолжал убеждать ее Кеннет. – Уверен, она не станет возражать, чтобы я стал ее отцом.
Но быть отцом Шейлы означает почти верную смерть!
Марианна глубоко вздохнула, чтобы унять испуганное сердцебиение, которое вызвала эта мысль, и легонько провела пальцами по его губам.
– Ты стал бы прекрасным отцом, – с готовностью согласилась она.
– Тогда скажи, что выйдешь за меня, Марианна.
– Пожалуйста, дай мне подумать, Кен. – Коснувшись его уха, она погладила внутренний завиток раковины. – Мне нужен этот вечер, чтобы…
– Нет! – Он тряхнул головой, его голос стал тверже. – На этот раз я не позволю тебе ускользнуть, как ты сделала тем воскресным утром, оставив мне представлять, как все могло бы быть прекрасно. – Глаза Кеннета сверкнули. – Скажи, чем тебя не устраивает мое предложение?
Романтическое настроение исчезло. Окончательно и бесповоротно.
– Я замерзла, Кен. – Это было почти правдой: ей казалось, что у нее в груди не сердце, а кусок льда. – Я хочу одеться. Позволь мне встать.
Он поколебался, недовольный ее уклончивостью, желая настоять на своем. Однако насилие было не в его правилах. Марианне это было известно с самого начала их знакомства. Твердость, настойчивость, решительность… но не насилие. Даже сегодня он не заставлял ее принять свой план. Просто сел за штурвал самолета, решив, что так будет лучше для всех них.
Кеннет поднялся – гордый, величественный мужчина, едва сдерживающий свою агрессивность. Он подал ей руку, чтобы помочь встать. Но Марианна не приняла ее, зная, что Кеннет заключит ее в объятия, прижмет к себе – и тогда она согласится на что угодно. Она откатилась в сторону и поднялась самостоятельно, тут же отпрыгнув подальше.
– Не доверяешь? – с вызовом спросил Кеннет.
– Это не вопрос доверия! – выпалила Марианна, но затем, поняв, что обижает его своими недомолвками, выложила ту правду, которую он не хотел замечать. – Я опасна для тебя, Кен. Я вроде паука, «черной вдовы». Плохо уже то, что я приняла от тебя то, что приняла. А если ты женишься на мне, я сломаю тебе жизнь.
– Я готов рискнуть, Марианна.
– А я – нет.
– Тогда зачем откладывать этот разговор на завтра?
– Потому что я эгоистична и жадна и хочу получить от тебя все, что возможно, до завтрашнего дня.
Глаза Марианны наполнились слезами, и она с трудом оторвала от Кеннета взгляд, чувствуя свое безнадежное поражение. Она заметила майку и, подхватив с земли, быстро натянула ее на себя.
– Завтра ничего не изменится, – заявил Кеннет, удивленный этим временным ограничением.
– Подождем – увидим, – с горечью бросила она, обшаривая траву в поисках остальной одежды.
– Я уже и так немало ждал, Марианна! – с жаром возразил он. – Скажи мне, что, по-твоему, должно случиться?
– Они приедут, – сквозь зубы процедила она, с ужасом думая о неизбежности этого и натягивая одежду с яростью, которую хотела бы направить против своих врагов. – Твоя мать привезет их. Агилера убедит ее. Так или иначе, но он убедит всех вас в том, что самое лучшее – это позволить ему вернуть Шейлу и меня под его опеку.
– Только не меня! – горячо заявил Кеннет.
Полностью одевшись и почувствовав себя более защищенной, Марианна расправила плечи и посмотрела Кеннету в глаза. Он был по-прежнему обнажен, и Марианна почти физически ощущала его нежелание избежать того, чем она его пугала.
– Выбор не за тобой, Кен, – тихо проговорила она. – А за мной.
– Ты лишаешь меня права выбрать ту жизнь, которую я хочу. С тобой, Марианна, куда бы это меня ни завело и какие бы беды ни принесло!
Его голос дрожал от сдерживаемых эмоций, и Марианна почувствовала, как сжимается ее сердце.
– Я не смогу жить с таким проклятием! – взмолилась она. – Не проси меня об этом!
– Даже если ты уедешь с Агилера, я последую за тобой. Я не сдамся.
– Этим ты погубишь всех нас, Кен! – выкрикнула Марианна, приходя во все большее отчаяние при виде его решимости.
– Погублю? – недоверчиво переспросил он.
– Мой муж, отец Шейлы, был помехой амбициям Филипе Агилера. Его катер взорвали.
Это вроде бы заставило его призадуматься.
– Ты говорила, что произошел несчастный случай.
– Так было объявлено официально. Я этому не верю. Не вставай на пути у Агилера, Кен! Я не прощу себе, если ты это сделаешь!
Воспользовавшись замешательством, вызванным ее заявлением, Марианна повернулась и стала подниматься по склону холма к дому, с трудом отрывая ноги от земли.
Ему придется отпустить ее.
Такова горькая правда.
И бороться с этим бессмысленно.
11
Кеннет дал ей уйти.
Упоминание о возможном убийстве привело его в некоторое замешательство. И он оцепенело стоял, глядя, как она уходит, медленно поднимаясь по склону к поместью, – одинокая фигурка, которая, согнувшись под тяжестью мрачного знания, возвращается во мрак, из которого нет выхода. Для нее.
Кеннету хотелось вырвать Марианну из этого мрака, убедить, что с ним ее ожидает совсем другая жизнь, но он понимал, что для нее это будут пустые слова. Как и для него – до тех пор, пока он не придумает, как преодолеть этот последний роковой барьер. Теперь Кеннет понимал, сколь мучительными для Марианны были все его попытки заставить ее признать существующее между ними влечение. Дальнейшее давление привело бы только к обратному результату. У него не было готовых способов облегчить ее боль.
Он забыл о ее муже, отмел как несущественную деталь, едва узнал, что тот умер до рождения Шейлы. Пять лет – давняя история, решил он, в то время как для Марианны эти пять лет были настоящим адом. И конца этому аду все еще не было видно. Состояние Сондерса и силы, стоящие за ним, никуда не делись. Это была истина, с которой следовало считаться.
Кеннет смотрел вслед Марианне до тех пор, пока ее не поглотила ночная тьма. На несколько мгновений его вдруг охватило ощущение невосполнимой утраты, и холодное одиночество навалилось на него. Он поднял голову и взглянул на звезды, сияющие на недосягаемой высоте и все же манящие тех, кто готов рискнуть, чтобы достичь их, невзирая ни на какие преграды.
Неожиданно Кеннет преисполнился горячей решимости. Он не допустит, чтобы они с Марианной, словно корабли, разминулись во тьме. Он привез ее и Шейлу в Эдем Джорданов, чтобы остановить их бегство, и не позволит Агилера победить. Если и было совершено убийство, как считала Марианна, то необходимо выявить и предотвратить дальнейшую угрозу.
По крайней мере, теперь он знает, почему она убегала, почему скрывала свое влечение к нему, почему поддалась этому влечению лишь на короткое время. Знает, каким тяжелым грузом лежало на ее совести то, что она допустила его в свою жизнь, и как стремилась снять этот груз.
Кеннет понял также ее непреодолимую потребность получить от него все, что он мог ей дать, пока это еще возможно. Это не было эгоизмом или жадностью, но естественным, как дыхание, желанием продлить что-то прекрасное и – Кеннет знал это – неповторимое.
Марианна наверняка тоже понимает, насколько сокровенно происходящее между ними. Нет ничего плохого в том, что она брала столько, сколько в состоянии была взять. Она и отдавала не меньше.
Но Кеннет не собирался ставить точку в их отношениях. У Марианны своя шкала ценностей, и нежелание причинить вред другому в ней на одном из первых мест. Возможно, это сугубо женский способ защитить того, кого любишь. Но сдаться на милость злодею означает лишь отсрочить на время его недобрые деяния. Рано или поздно вред все равно будет причинен. Филипе Агилера необходимо было остановить.
Кеннет оделся и побрел к дому, обдумывая свои действия на случай, если Марианна окажется права в оценке ситуации. Возможно, страх искажает ее восприятие, но он не может просто отмахнуться от того, во что она искренне верит. Это заставляет ее действовать с решительностью, которая сильнее личных желаний. Значит, и он должен с полной серьезностью отнестись к ее опасениям.
Войдя в дом, Кеннет взглянул на часы – половина десятого. Не заглядывая в гостиную, где горел свет, он прошел в дальний конец холла к телефону и набрал номер дома Макинтайров в Данидине. Ему хотелось поговорить с матерью, прежде чем начинать разговор с Робертом.
Но на его звонок ответила Кэти Ророа.
– Это Кен, Кэти.
– Мелани еще не вернулась и не сказала, когда ее ждать, – сразу перешла к делу экономка.
Кеннет нахмурился, горя нетерпением получить более подробную информацию.
– Куда она направилась?
– Думаю, ты должен доверять матери, Кен. Подожди, пока она сама не позвонит тебе.
– Скажите мне, Кэти, – потребовал он. – Не надо темнить. Для меня это слишком важно!
– Для твоей матери это тоже может быть важным.
– Она встречается с Агилера по моей просьбе, – возразил он.
– Думаю, не только, Кен. Филипе Агилера очень привлекательный мужчина. И хотя ты, возможно, не в состоянии этого понять как сын, но у твоей матери может быть своя жизнь.
Кеннета озадачил такой поворот. Нельзя сказать, чтобы он не доверял оценкам Кэти, просто не мог представить рядом с матерью другого мужчину, кроме отца. Он оттолкнул от себя эту мысль. Кэти, должно быть, ошиблась. Наверняка со стороны матери это лишь женское притворство, имеющее целью одурачить Агилера, усыпить его бдительность. Но в то же время в его голове все громче и тревожнее звучало предостережение Марианны.
Агилера убедит ее. Так или иначе, но он убедит всех вас…
– Где они? – мрачно спросил Кеннет.
Кэти вздохнула.
– Он пригласил твою мать пообедать у него в гостинице на озере Те Анау.
– Она отправилась к нему в гостиницу?
Кеннет и сам уловил оттенок негодования в своем голосе.
– Не тебе судить мать! – упрекнула его Кэти. – Вспомни, что она с уважением отнеслась к твоему выбору, несмотря на то что почти ничего не знала о Марианне.
– Но об Агилера-то мы знаем многое, не так ли? – сердито возразил он. – Марианна нам рассказала.
– Доверься матери, Кен. Она отнюдь не глупая женщина.
Его собственная фраза, сказанная Марианне, вернулась к нему, однако теперь мнение Кеннета о матери было сильно поколеблено. «Она не знает его так, как знаю я», – сказала Марианна, и эти слова жгли его, все больше укрепляя в подозрении, что мать позволила-таки провести себя человеку, который не гнушается никакими способами для достижения своих целей.
– Посмотрим, что принесет нам завтрашний день, – завершил разговор Кеннет, думая уже о других предсказаниях Марианны.
Он набрал номер Хьюго, решив сделать все возможное, чтобы подстраховаться на случай опасности.
– Это Кен, – заявил он, едва брат взял трубку.
– Пока никаких новостей, – последовало немедленное сообщение.
– Он с мамой. В гостинице на Те Анау – ни больше ни меньше. И учти, Хью, она находит его привлекательным.
– Тебя обманули.
– Это мнение Кэти. Хочешь его опровергнуть?
Последовало потрясенное молчание. Братья отлично знали о близости старой экономки и матери, а также о мудрости и проницательности Кэти.
– Марианна называет Агилера мастером манипулирования, – продолжал Кеннет. – Она не сомневается, что он убедит маму пригласить европейских гостей в Эдем Джорданов завтра. Если это случится, Хью, я хочу, чтобы завтра утром ты был в Данидине и привез их сам. Никаких посторонних. Пусть это останется сугубо семейным делом. Хорошо?
– Хорошо. Только я не хочу оставлять в неведении Дженнифер.
– Она член семьи. – Кеннет всегда относился к невесте Хьюго как к младшей сестре. Он во всем мог положиться на нее. А сейчас собирался доверить ей выполнение самой важной части плана. – У меня есть работа и для Дженнифер, Хью, – сказал он и в общих чертах сообщил, что хотел бы поручить ей.
– Никаких проблем, – заверил его брат. – Как думаешь, когда все это кончится, Кен?
– Пока не знаю. Надеюсь завтра выяснить всю правду. Но главное, чего я хочу добиться, – это сделать так, чтобы женщина, на которой я намерен жениться, не жила в страхе.
– Я с тобой, Кен.
В голосе брата была твердая решимость.
– Спасибо, Хью.
Довольный, что имеет такого надежного союзника в борьбе с Агилера, Кеннет окинул взглядом большой холл их надежного дома, который уже почти сто лет укрывал от непогоды и невзгод семейство Джордан. Здесь витал дух тех, кто построил его и жил в нем, с каждым предметом было связано множество воспоминаний.
Пусть Агилера приезжает, мрачно усмехнулся Кеннет. Если доверенное лицо Сондерса и его приспешники предпримут какие-то враждебные действия, они будут изгнаны из Эдема и окажутся в такой глуши, какой не видали никогда прежде.
Им придется на своей шкуре испытать все тяготы выживания в затерянном мире и осознать ценность своей жизни – и жизней других. Все сокровища мира не помогут им. Закон Джорданов всегда предполагал наказание, равное по тяжести преступлению.
Кеннет подумал, что было бы неплохо заставить Филипе Агилера почувствовать вкус страха, узнать, каково это, когда у тебя нет выхода. Года два такой жизни – и он понял бы, через что благодаря его стараниям пришлось пройти Марианне. Однако прежде чем что-то предпринимать, следовало позаботиться о том, чтобы задуманное сработало наверняка.
Но неужели Агилера все-таки заморочил голову его матери? Не может быть! Они всегда раньше играли с матерью в унисон. Он надеялся, что и теперь внезапно пробудившиеся инстинкты не заставят ее фальшивить.
Как Кеннет и предполагал, Роберт и Камилла ждали его в гостиной, заставленной мебелью самых разнообразных стилей, скопившейся здесь за столетие. Каким-то невероятным образом все это создавало ощущение удобства и уюта.
Мать всегда сидела в кресле, украшенном алой шелковой вышивкой. Как ему хотелось, чтобы сегодня оно не пустовало! Роберт занимал большое черное кожаное кресло, идеально подходившее человеку столь впечатляющей комплекции. Камилла, которую Кеннет вместо отца вел к алтарю, поскольку у той не было семьи, с тревогой смотрела на него с облюбованного ею дивана.
Может быть, и у Марианны нет других близких, кроме Шейлы? Он так мало о ней знает! Что за жизнь она вела в Испании до того, как ознакомилась с Генри Сондерсом?
– Марианна вернулась одна, – с вопросительной интонацией заметила Камилла. – Она забрала Шейлу, и они отправились спать. Похоже, она плакала, Кен.
Кеннет поморщился, вспомнив о боли, которую невольно причинил ей, так не вовремя потребовав ответа на свои вопросы. Он повернулся к Роберту, терпеливо ждущему объяснений. Проницательные голубые глаза с пониманием смотрели на младшего брата.
– Появилось кое-что новое, – ровным тоном сообщил Кеннет и принялся рассказывать, кружа по гостиной. Он был так взбудоражен, что не мог сидеть. – Итак, на чьей ты стороне? – закончил он более воинственно, чем ему хотелось бы.
– На твоей, – спокойно ответил Роберт, поднимаясь с кресла. Его высокая плотная фигура одним своим видом внушала уверенность. Подойдя к брату, Роберт дружеским жестом обхватил его за плечи. – Мы сделаем все, что потребуется.