Горностаи из хутора Таммисту тоже отправились на косу. Путь был длинный и достаточно опасный — вдоль полей, через широкое и пыльное шоссе, по кочковатому лугу, до которого порой достают морские воды. Впрочем, они не спешили. Передвигались с большой осторожностью, как и пристало горностаям, осматривались, охотились тут и там в кучах камней, останавливались для послеобеденного отдыха. Дня два находились во временном лагере под конной, потом под кучей хвороста на пастбище, поросшем кустами.
Направление они выбрали правильное: чем ближе к морю, тем богаче становился обеденный стол. Мать ловила одну водяную крысу за другой. На голод не жаловались. Даже детеныши предприняли свою первую вылазку — поймали лягушку, попавшуюся им на глаза.
Для горностаев лучший летний лагерь, чем на косе, трудно себе представить.
Из Таммисту они ушли после серьезных неприятностей. Да и кому это понравится, когда вход в твой дом то закрывают, то открывают. Такие фокусы кого угодно выведут из себя. Не напрасно они злобно фыркали, высказав свое отношение к этой неуместной проделке. В гневе и не то сделаешь. Тут мало зубы показать — тут и наброситься можно. А обиду таить у них не принято — пусть люди на этот счет не заблуждаются и не думают, что вынудили их покинуть обжитое место.
Просто время пришло расстаться с гнездом. И вовсе не важно, подобру они это сделали или нет. И шаг этот вовсе не означает, что выводок распался. Все равно детеныши будут находиться при родителях до наступления зимы.
А дачники каждый день вспоминали о горностаях, теперь уже с жалостью. 11 как пи странно, не поминали их лихом. Даже о запахе в мансарде позабыли. Более того, беспокоились, где они теперь, найдут ли столь же хорошее пристанище и вообще живы ли еще. Они ведь такие маленькие…
О дальнейшей судьбе горностаев дачники, возможно, гак ничего и не узнали бы, если бы дети не наткнулись на них совершенно случайно.
Дети обычно ходили на Каменистый остров по ягоды. В раз rape лета за клубникой, осенью за ежевикой. Клубника уже поспела, краснела там и тут в можжевельнике и манила к себе. В один прекрасный день Маарьи и Мадис собирали ее. как вдруг услышали возбужденное попискивание и пощелкивание. Звуки эти доносились из кучи камней на лугу.
— Кто это там? — обратил внимание Мадис. Он приложил палец к губам, призывая сестру к молчанию, и стал потихоньку приближаться к куче.
Чуть погодя послышалось фырканье, но никого не было видно. Затем, словно повинуясь приказу, в нескольких местах из-за валунов показались маленькие головки — кончики носов темные, глазки против света зеленовато поблескивают, уши округлые и длинные усики. На потешных мордашках выражалось крайнее любопытство. Дети смотрели, замерев на месте и притаив дыхание, потому что боялись спугнуть неожиданное видение.
— До чего любопытные! Хотят посмотреть на нас, — прошептал Мадис.
Вскоре маленькие головки высунулись еще смелее, а один зверек, как видно решив, что никакой опасности нет, даже вылез из укрытия.
— Горностаи! — Мадис хотел что-то показать, поднял руку, и этого оказалось достаточно.
«Рикк-рикк-рикк!» — раздался строгий окрик, и малыши тут же исчезли — ни носика, ни хвостика.
— Ты слышала, мать их предостерегала! — воскликнул Мадис.
— Это наши горностаи? — спросила Маарья.
— Вполне может быть. Где-нибудь они ведь должны жить, — ответил Мадис.
Дети забрались на валуны и стали заглядывать в просветы между ними, но больше никого не увидели.
Между тем Мадис обнаружил что-то интересное.
— Посмотри-ка, что это? — подозвал он сестру.
На валунах и рядом с ними валялись коричневато-черные клочки шерсти и кусочки шкуры.
— А, здесь разделывались с крысами, — определил Мадис, состроив гримасу. — У нас на чердаке были такие же остатки. Папа сказал, что это шерсть водяной крысы.
— Какой ужас! — ахнула Маарья.
— Ничего подобного. Даже хорошо — так этим крысам и надо! — возразил Мадис.
Он стал внимательно рассматривать камни и еще в нескольких местах обнаружил следы горностаевых столовых или кухонь.
— Очень бы мне хотелось знать одну вещь: есть ли тут птичьи перья? — сказал Мадис, прыгая в азарте с одного валуна на другой.
Перьев не было.
— Что ты по этому поводу скажешь? — спросил Мадис у девочки.
С, некоторых пор у него вошло в привычку экзаменовать и поучать младшую сестру. Обычно это заканчивалось спором, который должны были разрешить мама или папа, потому что Маарья ни в чем не уступала брату. Не давала она спуску и тогда, кот-да он за отсутствием более веских доводов дергал ее за косу.
В ответ Маарья пожала худенькими плечиками.
— По-моему, это значит, что горностаи на птиц не нападают! — ответил Мадис на свой же вопрос и принял такой вид, будто сделал важное открытие.
— А на чердаке перья были, ты еще сам сказал, что они принадлежали черному дрозду, — тут же парировала Маарья.
— Там были, а здесь нет. Здесь так много крыс, что горностаи только на них и охотятся. Чайки и крачки защищают свои гнезда и клюют их в темечко. Поэтому они обходят стороной птичьи колонии.
С этим Маарья согласилась.
Несмотря на постоянно кричащих и зорко следящих за каждым посторонним чаек, горностаи чувствовали себя на Каменистом острове вполне уверенно. Пожалуй, именно благодаря тем самым чайкам, которые заблаговременно предупреждали о появлении всякого пришельца. К тому же здесь, как ни в каком ином месте, сложились благоприятные условия: кучи камней с бесчисленными щелями и прогалинами — входи и выходи откуда пожелаешь, — всякая трава, в которой можно скрыться как днем, так и ночью, валки водорослей, выброшенных на берег и местами подмытых волной, густые заросли тростника, где маленький зверек мог затеряться, как иголка в стогу сена.
И самое главное — здесь всегда было что подать к столу.
Жизнь па Каменистом острове шла своим чередом, однако нельзя забывать о том, что море здесь под самым боком — никогда не рассчитаешь вперед, что оно преподнесет. Море непостоянно. Иногда вода надолго отливала, дно залива обнажалось до далеких больших валунов. Слетались чайки и вороны, клепали рыбу, рачков и разных козявок, которые не спохватились и не ушли вовремя. Лисица ходила по берегу и высматривала, не остался ли где-нибудь окунек или уклейка, не брезгуя и утенком. Куда-то торопливо пробегала ласка, наведывались даже деревенские кошки. Горностаи охотились па водяных крыс — теперь их было легче настичь в тростнике.
Когда море поднималось, начиналось великое переселение — никому не хотелось захлебнуться. Водяные крысы вытаскивали детенышей из-под выброшенных на берег водорослей и переносили повыше, на сухой бугорок". Чайкам негде было приземлиться, они приостанавливались в полете, порхая на месте, и поднимали страшный крик. Даже лягушки заблаговременно переселялись — что уж тут говорить о других животных.
Порой случалось, что пятачков повыше и посуше не хватало, чтобы всем хоть как-то примоститься.
Шторм налетел неожиданно. Голи горностаи не почувствовали предстоящего изменения погоды, толп неправильно истолковали его признаки, только, когда вдобавок к свирепому ветру и сильному ливню море обрушилось па сушу и стало заливать камни, в которых они жили, бедняжкам пришлось уносить ноги. Однако бежать было некуда. Вокруг плескалась вода, большие волны уже катились но лугу, сдвигая на своем пути камни, и можжевельник наполовину оказался затопленным. Бушующая стихия пригнула тростник к самой воде. Только кое-где на возвышенных местах торчали высокие травинки. В облюбованной горностаями куче сухими оставались лишь верхние камни, да и те могло вот-вот накрыть. Бедные зверьки, на которых сухой шерстинки не осталось, приткнулись на самом верху кучи. Что было делать пережидать на камнях, плыть под защиту рябин или забираться на можжевельник?
Трудно сказать, то ли положение, в которое попали горностаи, показалось старой водяной крысе безнадежным, то ли разгул стихии лишил ее последнего соображения, только произошла неслыханная вещь: выставив нос из воды, она подплыла чуть ли не вплотную к горностаям, выбралась на сухое местечко, на соседний валун, отряхнулась и принялась чистить свою шубку. На горностаев и внимания не обратила.
Те смотрели на нее как на что-то необыкновенное. Между явно не замечавшей опасности крысой и находившимися в двух прыжках от нее горностаями плескалась о камни и пенилась вода. Ни один горностай не рискнул напасть на отчаянную крысу. Положение было серьезное и вместе с тем комичное. Вот что делает разбушевавшееся море: хищники и травоядные живут в мире, словно в сказке.
Горностаи забыли о бегстве с камней и уставились на водяную крысу, которая как ни в чем не бывало тщательно себя вылизывала.
Ого! Это еще что такое? Один из горностаев даже встал на задние лапы. Подплыла еще одна крыса и хотела влезть на тот же камень, на котором сидела первая. Но не тут-то было! Первая моментально ощерилась. Они обменялись гневными возгласами заскрипели, как дверные створки па ржавых петлях, — и чуть было не затеяли драку. Только этого не хватало! Ближе всех сидевший к крысам горностай шлепнулся в воду и поплыл к ним.
А-а! Разобрались, что к чему! Горностай не успел еще взобраться на камень, как крысы, прыгнув вверх и описан дугу, бросились в воду. Миф разлетелся прахом.
ЯСТРЕБ
Когда Маарья и Мадис собирали на косе ягоды, они заметили четырех маленьких горностаев. А ведь раньше их было нить. Куда же делся еще один? Так уж получилось, что его утащили прямо на глазах у матери.
После того как весь выводок покинул хутор Таммисту, горностаиха осторожно вела детенышей за собой, скакала то впереди, то следом за ними, предупреждала об опасности при малейшем подозрении.
Они уже добрались до Каменистого острова, осталось преодолеть одно голое место, и можно было укрыться под покровом дикой ржи и лебеды… И тут над ними пронеслась зловещая тень. Мать сейчас же дала знать об опасности, и детеныши бросились врассыпную, словно их из пращи метнули. Однако полосатый ястреб успел-таки наметить себе жертву.
Разбойник подкарауливал добычу, прячась среди ветвей на верхушке рябины, росшей посредине косы. Оттуда он и налетел стремительно, как внезапный вихрь. Он еще утром разогнал стаю скворцов, провел яростное сражение с храбрыми воронами, поднял с поля молодых вяхирей — лесных голубей, кормившихся зернышками, а теперь наметил выводок горностаев, перебиравшихся на новое место.
Камнем упал он на свою жертву, выбросив вперед желтые лапы и распустив крепкие острые когти. Крылья злобного хищника закрыли небо, отрезали маленькому горностаю все пути к отступлению.
Детеныш горностая не козленок, который, трепыхаясь в лисьей пасти или в когтях филина и жалобно попискивая, покоряется своей горестной участи. Горностай пускает в ход клыки, наскоки его молниеносны. Он кусает с проворством гадюки, иногда даже выскальзывает из лап лисицы. Но случается и так, что побоище оказывается для горностая последним. Против клыков раззадоренной бегом и охваченной охотничьим пылом гончей горностай бессилен. Она, зажав его в челюстях и мотнув несколько раз головой, вытрясает из бедного зверька душу, не обращая внимания на то. что он отчаянно защищается.
На этот раз детенышу не помогли ни клыки, ни проворство лап, ни гибкость тела. Ястребиные когти и ужасные удары его клюва погасили последнюю искорку света в глазах жертвы.
Когда ты такой маленький, что ястреб с легкостью отрывает тебя от земли, когда не хватает силенок, чтобы противостоять превосходящему тебя противнику, бесполезными оказываются вся твоя отвага и праведный гнев.
И все же для горностаев столкновение с более сильным соперником не означает еще отказа от борьбы и покорности судьбе. Мать тут же бросилась на помощь малышу. Но ястреб учел и эту возможность: мощными взмахами крыльев он поднялся с земли. Отлетев немного, снова опустился — наверное, чтобы нанести горностайчику последний удар или перехватить его получше, и был таков вместе с добычей. Горностаиха сделала несколько отчаянных прыжков вдогонку, но взлететь при всем желании не могла. Да и как ей покинуть оставшихся детенышей? Раз уж лишилась одного, надо удвоит! усилия и защитить остальных. Мать подозвала милых своих крошек и вместе с ними забралась под ворох прошлогоднего тростника, выброшенного на порог волной. Здесь, и убежище, она несколько ран лизнула каждого детеныша и носик. Это успокоило и их и ее саму. Однако и каждой клеточке тех, кто остался жив, еще крепче запечатлелось представление об опасности, которое вселяет осторожность. Кто забудет этот урок, тот раньше или позже погибнет, что не очень хитер, кто излишне любопытен и доверчив, может легко расстаться с жизнью.
Уже многие годы ястребы-тетеревятники гнездились на голой макушке высокой сосны, что росла па пустоши возле хутора Таммисту.
Большое, широкое гнездо, сложенное из сухих сучьев и прутьев, выстланное внутри пухом и окруженное зелеными, постоянно обновляемыми хвойными ветками, крепко держалось возле ствола. В нем находилось четыре прожорливых ястребенка в белом пушку, впрочем уже отращивавших настоящие перья на крыльях и хвосте. Клювы, глаза и когти у них уже вполне походили на ястребиные.
Как всякие детеныши в каждом гнезде, они ждали только одного пищи. Не спрашивали они о погоде и о том, где добывается мясо, которого им постоянно не хватало. Они требовали. И были правы. Если уж птенец вылупился из яйца, его и выкормить следует. Вез этого жизнь на земле давно прекратилась бы.
Самка ястреба стала разрывать на части еще теплого горностая и по очереди совать кусочки мяса в раскрытые клювы. Лишь бы было что дать! Птенцы тут же проглатывали подачки. Запрокинув головы, помогая себе крылышками, они тянулись за новыми порциями. Самой самке осталось совсем немного, и она разом все это проглотила.
Немного погодя птица улетела высматривать новую добычу. Это был старый, большой, мудрый и хитрый ястреб с острым взглядом и полосатым оперением. Безжалостный разбойник, которого весе малые животные боялись.
А в семье горностаев будто ничего не произошло, будто пятого детеныша вообще не было.
В ЛОВУШКЕ
— Я его поймал! — воскликнул Кустас, хозяин соседнего хутора Пихла, закрыв за собой створку ворот и широким шагом направляясь к дому.
Из сада навстречу ему вышел Тоомас Кивистик и остановился возле крыльца. Гость держал под мышкой какой-то сверток в газетной бумаге, а затем небрежно бросил его на ступеньку.
Посмотри, не ваш ли это зверь?! — сказал Кустас.
На голос соседа прибежали Маарья и Мадис. В деревне так уж повелось, что самые последние, самые интересные новости узнаешь от местных жителей, своих односельчан, ну а дети любопытнее всех.
— Попался в ловушку! — не без гордости стал рассказывать Кустас. — Выхожу как-то утром во двор и вижу: что-то коричневое выскочило из-под сарая и мотнулось в крапиву, а потом в лес. Я сразу же вспомнил твои слова, что у вас какие-то зверьки завелись. Решил насторожить ловушку. Как раз один цыпленок ножки протянул — но знаю, что с ними такое, болезнь небось какая-то. Вое цыплята квелые, ходят голову повесив и один за другим окочуриваются, — вот я его на приманку и сунул в ящик. Несколько дней прождал — и все без толку. В воскресенье пошел в море, принес несколько окуньков. Дай, думаю, попробую на рыбу. Нацепил окунька на крючок в ловушке, на следующее утро смотрю, а он уж тут. Ох и фыркал, ох и метался, того гляди, выскочит! Страх меня взял: еще клетку разнесет, бесенок, проскочит в дырку — и поминай как звали!
Мадис развернул сверток.
— Мертвый?! — спросил он и снизу вверх посмотрел на соседа. В его взгляде можно было прочесть испуг и одновременно разочарование.
Однако Кустас, довольный своей проделкой, ничего этого не заметил.
Утопил я его, — как ни в чем не бывало стал он рассказывать. — Привязал ящик на багажник велосипеда и поехал к морю. Там и утопил. Иначе с этим зверем не справишься. Как только откроешь ящик, он прямо в лес дунет. Ты уж его потом ни за что не поймаешь. Один хорек у меня так удрал…