Очевидно, я не настолько хорошо разбираюсь в людях, как думала.
— Фондовый опцион[18],— говорит Энди.
Я краснею, сообразив, что с самым глупым видом продолжаю пялиться на его машину.
— Извини. Я не…
Он машет рукой.
— Все удивляются. — У него такая заразительная улыбка. — Ну что тут сказать? Я люблю скорость.
Я кивком показываю на «порше».
— Я тоже.
Это приятный, легкий момент, и я улыбаюсь, когда мы садимся в машину. Но как только я машу Лукасу и выезжаю за ворота, у меня начинают сдавать нервы. Я верчусь на сиденье, не способная контролировать что-либо, кроме скорости и маршрута, по которому мы едем. Очень неприятное, унизительное чувство, и оно мне совсем не нравится.
Дома мне представлялось, как мы доберемся до особняка, решим загадку и покончим с этим делом. Теперь же я вынуждена посмотреть правде в глаза: кошмар будет продолжаться и продолжаться. Разгадка первой подсказки отнюдь не конец испытаний, а только начало. И что хуже всего, как только я разберусь с этой проклятой загадкой, тут-то за мной и придут. По крайней мере, сейчас Убийца еще не сидит на крыше, нацелив на меня «узи». То есть я так думаю, что не сидит. Ведь это же против правил.
Но как только я разберусь с квалификационной подсказкой, сезон охоты на Деви Тейлор откроется. В тот самый момент, когда Жертва разгадывает первую подсказку, которая называется квалификационной, ставки сделаны. До этого получается что-то вроде гандикапа в спорте: у Жертвы есть фора. Однако после квалификационной подсказки мосты сожжены.
От одной этой мысли внутри у меня все сжимается.
— Энди, я…
— Расскажи мне, за что ты так любишь это место, — просит он, прервав на полуслове мою жалобную тираду.
Я поворачиваю голову, заметив, что проехала мимо знака «Стоп», но Энди только улыбается.
— Я действительно хочу знать, — настаивает он. — Если особняк является частью подсказки, каждая мелочь может иметь значение.
Я понимаю, что он пытается отвлечь меня от мрачных мыслей, и благодарна ему за это, но, с другой стороны, он совершенно прав.
— Больше всего мне нравится, что это не дом кинозвезды, — начинаю я. — Ты был там хотя бы раз?
Он качает головой.
— Я впервые в Лос-Анджелесе так надолго и все еще пытаюсь понять, что тут стоит посмотреть.
— Ну, тогда держись рядом со мной. Либо тебя убьют, либо с моей помощью ты увидишь самые замечательные места.
— Я бы предпочел посмотреть замечательные места, если ты не возражаешь, — говорит он совершенно серьезно.
— Ммм.
Я корчу гримасу, но не теряю самообладания. Отличный знак, по моему мнению. Что там насчет стадий восприятия смерти? Я видела фильм «Вся эта суета»[19] столько раз, что могла бы запомнить их наизусть. Гнев — это уже было. Отрицание — тоже было. Попытка договориться — возможно. Приятие… Ага! Именно на этой стадии я сейчас нахожусь.
— Во всяком случае, — говорю я, отбрасывая эти мысли, — особняк похож на замок. В нем более пятидесяти комнат, так что дом Тома Круза по сравнению с ним — просто развалюха.
— Ты видела его дом?
— Один раз. Во времена до Кейти. Но мне кажется, он его снимал. — Я хмурюсь, потому что какое это имеет значение на самом деле? — Итак, должна тебе сказать, что Грейстоун изумителен. На его строительство ушло четыре миллиона долларов, и это по ценам двадцатых годов прошлого века.
Краем глаза я вижу, как он стучит пальцами по ладони, словно считает в уме. Видимо, так оно и есть, потому что он говорит:
— Получается, что сейчас он стоит около сорока пяти миллионов, если основывать расчеты на индексе потребительских цен.
— Ты это посчитал? В уме?
— Ну что тебе сказать? Я ведь чокнутый компьютерщик.
— Ты чертов гений. Это я в самом лучшем смысле.
— В таком случае я принимаю твой великодушный комплимент.
Я улыбаюсь и качаю головой, думая, что мне очень нравится Энди. Нет, не в смысле отношений мальчик — девочка, как ему, наверное, хотелось бы, а в смысле как друг.
А еще мне становится немножко стыдно за свои вчерашние жалобы Линди. Я ведь сомневалась, правильно ли поступила, пригласив Энди к себе домой. Но он умеет заставить меня улыбаться, несмотря ни на что. И ему выпала роль моего Защитника.
— Значит, ты можешь провести экскурсию по особняку? — говорит он, возвращая меня к реальности.
Я качаю головой.
— Нет. Он редко бывает открыт. Но его часто сдают, в основном разным кинокомпаниям.
— А ты снималась в этом доме?
— Вообще-то нет. Однако пару лет назад Керк Дуглас устроил здесь свою золотую свадьбу, и я получила на нее приглашение. Свадьба была потрясающая. Угощение такое, что умереть не встать. Но именно место заставило меня принять приглашение.
— Свадьба. — Энди едва заметно поджимает губы. — Значит, здесь должен быть бальный зал?
— Конечно, — отвечаю я. — Только кто согласится на свадьбу в помещении, особенно в Лос-Анджелесе? Здесь совершенно изумительный парк.
— Красивый?
— Потрясающий. Он действительно поражает воображение, его территория занимает, наверное, миллиард акров. Ну, — поправляю я себя, — может быть, пятнадцать или шестнадцать, но это настоящая, высококлассная недвижимость. Вид отсюда на город просто фантастический. Знаешь, я часто приходила сюда, сидела и думала. В те времена, когда…
Я замолкаю, вдруг осознав, что не хочу открывать свои тайны этому мужчине. Блейку — да. Он знает мои секреты. Но Энди для меня новая, неизведанная территория, и я еще не готова взорвать свои защитные сооружения.
— Когда мне требовалось укрыться от посторонних глаз и отдохнуть от напряженной работы, — говорю я первое, что приходит в голову.
— Значит, именно здесь ты планируешь устроить свою свадьбу?
Это слишком личный вопрос, но я его не комментирую, потому что отчаянно краснею. Я всегда хотела выйти замуж в особняке Грейстоун и еще несколько месяцев назад думала, что знаю, кто пойдет со мной рядом. Однако теперь…
В общем, у меня такое ощущение, что сейчас я иду по натянутому канату. Упаду в одну сторону — и окажусь в объятиях Блейка. Упаду в другую — и… Честное слово, не знаю, что тогда.
Но эти мысли я лучше оставлю при себе.
К счастью, мы уже приехали, и вместо того, чтобы опуститься до обсуждения моих несуществующих свадебных планов, я сбрасываю скорость. Несколько машин проезжают мимо, но одна тоже замедляет ход, и свет ее фар отражается в моем зеркале заднего вида.
Я жмурюсь и слегка поворачиваю зеркало, а потом взмахом руки указываю на ограду.
— Вот это и есть наша проблема, — произношу я с соответствующим драматизмом в голосе.
И поскольку у меня нет никаких идей относительно того, как попасть за эти треклятые ворота, я жму на акселератор и начинаю объезжать квартал в надежде найти запасной вход, потайной туннель или хотя бы трамплин, который позволил бы мне подпрыгнуть и оказаться по другую сторону стены.
Девушка имеет право немного помечтать, разве нет?
ГЛАВА 24
Вот она!
Он навел бинокль на свою добычу, а затем сполз вниз по сиденью. Мучительно ныл мочевой пузырь, но теперь, когда он ее увидел, все остальное перестало иметь значение. Она вышла из машины и повела плечами, словно несла на них тяжесть всего мира.
Он переместил бинокль, чтобы видеть ее лицо. Оно вдруг оказалось таким близким и прелестным. Еще немного, и он сможет его потрогать. Впрочем, он всегда помнил, как она привлекательна.
Он наблюдал, как она идет по улице, сосредоточенно хмурясь. Как только она приблизится к дому, он нанесет удар. Его никто не увидит, он будет прятаться под прикрытием кустов.
Она остановилась и внезапно повернулась к своей машине. Он нахмурился, забеспокоившись, что она его заметила. Или, того хуже, что в ее машине сидит кто-то еще.
Он быстро перевел бинокль, чтобы рассмотреть переднее сиденье, но со своего места — сзади и чуть в стороне — никого не увидел.
И все же там мог кто-то быть…
Он обдумал разные возможности и решил, что это не имеет значения. Ему следует действовать именно сейчас, до того, как она скрылась в доме.
Не торопясь, чтобы иметь возможность запомнить каждое движение, он протянул руку к отделению для перчаток и вытащил охотничий нож, который хранил много лет. Специально для нее. Эффективное и очень личное оружие. И он почувствует, как ее кровь потечет по его рукам.
Потом он достал пистолет и засунул его сзади за пояс джинсов. Холодный и безличный, пистолет предназначался только для ее спутника. Средство покончить с ним.
И добраться до нее.
Он распахнул дверцу, и в машине зажегся свет. Он замер, ругая себя за глупость.
Она повернула голову, и даже на таком расстоянии он увидел, что она смотрит на его машину, пытаясь сообразить, видела ли она ее — или ее хозяина — раньше.
Машина была самой обычной. «Тойота камри», которую он взял напрокат специально для этого случая. Серебристого цвета, чтобы сливаться с окружением. Да и сам он не привлекал внимания. Он был в консервативном костюме цвета хаки и походил на обычного служащего, который возвращается домой после долгого рабочего дня в офисе. Ничего бросающегося в глаза или примечательного.
Он сказал себе, что ему не следует оставаться на месте, нужно двигаться дальше. Нельзя привлекать ее внимание. Стараясь, чтобы его правая рука с ножом оставалась за дверцей машины, он выпрямился и помахал рукой. Так может помахать случайный прохожий. И не напугать женщину на темной улице.
И как он и предполагал, она помахала ему в ответ.
Он попытался скрыть ликование, но не был уверен, что у него получилось. Его время пришло, и ему жутко захотелось забраться на крышу «тойоты» и закричать во всю глотку от переполняющего его восторга.
Но нет. Он способен себя контролировать.
Ведь его выбрали именно по этой причине?
ГЛАВА 25
— У нас будут серьезные неприятности, — ворчит Энди.
Я с трудом удерживаюсь от смеха. Несмотря на весь ужас положения, невероятно забавно смотреть на Энди, оседлавшего ограду из кованого железа, которая окружает частное владение. Он и в обычной ситуации кажется нескладным. А сейчас, на ограде, похож на огромную обезьяну.
Я сжимаю губы и машу ему рукой, чтобы спускался. Поскольку он не двигается, я подавляю смех и театральным шепотом говорю:
— Перекинь другую ногу и прыгай. Это совсем не трудно. — Я показываю на себя, чтобы он убедился в этом. — Ведь я девушка, и к тому же с сумкой. Однако ни на мне, ни на сумочке не осталось ни единой царапины.
На самом деле это неправда. Я ободрала кожу на лодыжке и на сумке. Лодыжка заживет, если, конечно, я выберусь живой из этой переделки. А вот сумка… Надеюсь, Армен сумеет сотворить чудо.
Я чувствую себя немного глупо из-за того, что захватила свою новую сумку «Прада», но Энди настоял. А когда я начала задавать вопросы, он ответил, что может возникнуть необходимость бежать. Значит, существует вероятность, что мы бросим машину. И тогда мне захочется, чтобы мое имущество осталось со мной.
Иными словами, мне не следует задавать вопросов.
Как бы то ни было, на Энди не производит впечатления ловкость, с какой я перелезла через ограду, нагруженная сумкой.
— Я не люблю высоту, — заявляет он.
— Тогда спрыгни вниз, — предлагаю я.
Это немного извращенная логика, но лучшего мне не придумать. Должна признаться, что не испытываю сочувствия к Энди. Я выросла в киностудиях и на съемочных площадках под открытым небом. Там было полно подмостей, декораций, кранов и других опасных и привлекательных вещей, вызывающих интерес у ребенка. Тогда я была настоящей обезьянкой. Так что для меня не составило труда перелезть через ограду и спрыгнуть на мягкую траву с другой стороны.
Теперь я внутри, за забором, а Энди застрял наверху, и мое терпение подходит к концу. Кстати, Блейк с легкостью преодолел бы такое элементарное препятствие. Тем не менее Энди мой Защитник и хорошо знает игру. Я говорю себе, что должна относиться к нему мягче.
Сквозь окружающий ограду кустарник я вижу свет от машины на дороге. Я не знаю, кто находится в машине, но нам совсем ни к чему, чтобы какой-нибудь добрый самаритянин вызвал полицию, сообщив, что в особняк Грейстоун лезут грабители.
— Энди, прыгай, — шепчу я. — Прыгай прямо сейчас.
К счастью, он так и делает, и я с облегчением вздыхаю.
Он не слишком удачно приземляется и, морщась, принимается растирать лодыжку.
— Дерьмо.
— Ты в порядке?
Он отмахивается от моего вопроса.
— Болит немного, только и всего. — Он прищуривается и смотрит в темноту. — Ты знаешь, как добраться до пруда с рыбками?
— Конечно. Нужно только понять, где мы находимся. Пошли.
И я шагаю вперед, быстро удаляясь от ограды. Мы обходим здание, минуем задние ворота, которые, скорее всего, являются служебным входом. Тусклый свет озаряет узкую тропинку, мы поднимаемся по ней в гору, а потом выходим на извилистую дорожку, которая приводит нас к одной из многочисленных кирпичных лестниц.
Дорожки постоянно петляют, сливаются и пересекают друг друга, и у меня нет полной уверенности, что мы движемся в нужном направлении. Во всяком случае, нам удалось убраться с уединенной дорожки, которой пользуются служащие. Мне почему-то кажется, что именно здесь должны прогуливаться охранники.
Я живу в тщательно охраняемом доме и хорошо знаю, как работают камеры наблюдения. С этим мы ничего поделать не можем, и нам остается надеяться, что все камеры направлены на особняк. А если окажется, что это не так, — и если нас задержит охрана, — я сыграю роль эксцентричной знаменитости, которая не знает, куда девать деньги и чем занять свое время.
Впрочем, я надеюсь, что до этого дело не дойдет. Я сделаю все, что необходимо, чтобы выжить, но статья с описанием моей выходки может причинить серьезный вред моей карьере и отбросить меня на несколько лет назад.
Даже на таком значительном удалении от особняка (а действительно ли мы так далеко от него?) все здесь дышит могуществом, деньгами и хорошим вкусом. Весь участок — множество акров — благоустроен самым тщательным образом. Мы проходим мимо скрытых внутренних двориков, искусно подстриженных живых изгородей и буйно разросшихся рощиц. Кажется, будто мы попали в сказочную страну, где живет принцесса.
Я знаю, что днем отсюда открывается великолепная панорама Лос-Анджелеса — во всяком случае, в те моменты, когда нет смога. Даже ночью это место кажется волшебным, и трудно поверить, что у него такое мрачное прошлое.
Когда я делюсь своими мыслями с Энди, он отвечает, что ничего не знает о мрачном прошлом особняка, и я начинаю шепотом рассказывать ему историю миллионера Эдварда Доэни, построившего это прекрасное чудище для сына.
— Дом был подарком. Эдвард Доэни построил его для сына. На мой взгляд, лучшего подарка не придумаешь. Вот только кончилось все очень грустно.
— Как так? — спрашивает Энди, слегка задыхаясь, поскольку мы продолжаем подниматься вверх по каменной лестнице, одной из множества здешних лестниц.
— Разразился грандиозный политический скандал. Слышал о «Куполе-чайнике»?[20]
— Да, что-то такое было, — кивает Энди.
— Тогда ты информирован лучше меня, — признаюсь я. — Мне лишь известно, что милый старый папаша оказался замешан в историю с какими-то взятками.
— И как это повлияло на особняк?
— Подробностей я не знаю, но сын закончил свои дни, совершив убийство и самоубийство.
— Ничего себе.
— Именно. Некоторое время здесь жила вдова, но потом она передала особняк городу. — Я делаю неопределенный жест рукой. — Ну а остальное — история.
Если подумать, жуткая история. Впрочем, кровь и убийство вполне сочетаются с нашей миссией.
Как же я рада, что подобные мысли лезут мне в голову. Нет, ни капельки я не рада.