— Выходит, так. Подробностей не знаю. Пробовал вызвать Репьева на откровенность, однако Гриня под разными предлогами уклонился от разговора:
— Не отомстил ли ему кто из родителей?
— Затрудняюсь ответить… — Кротов, поджав губы, задумался и вдруг предложил: — Давайте отдохнем, товарищ Голубев, а то мы до утра будем ломать головы и все равно ничего путного не придумаем.
Заснул Слава, как всегда, быстро, но спал на редкость беспокойно: ворочался с боку на бок, бормотал что-то невнятное, всхлипывал и по-настоящему окунулся в сон лишь под самое утро. Очнулся от громкого возгласа:
— Товарищ Голубев!..
Слава открыл глаза — в дверях комнаты стоял одетый по форме Кротов.
— Цыганская лошадь нашлась, — сказал участковый.
— Где?! — вскакивая с постели, спросил Слава.
— У железнодорожного разъезда Таежный, который на полпути от Серебровки к райцентру.
— Немедленно едем туда!
Голубев, торопясь, стал одеваться.
— Лошадь уже здесь, во дворе, — Кротов, словно оправдываясь, принялся объяснять: — В шесть утра мне по телефону сообщили с разъезда, что со вчерашнего дня там бродит пегая монголка, запряженная в телегу. Я немедленно — на мотоцикл и в Таежный. Как увидел лошадку, сразу признал — цыганская. Оставил у начальника разъезда свой мотоцикл и на подводе сюда…
Голубев вместе с Кротовым вышел во двор. Лошадь, с натугой вытягивая шею из хомута, жадно срывала зубами растущую во дворе густую траву. Заложив руки за спину, бригадир Гвоздарев хмуро разглядывал на телеге бурое пятно величиною с тарелку. У передка телеги желтела кучка свежей соломы и стояла завязанная в хозяйственную сетку трехлитровая стеклянная банка, наполненная чем-то золотистым. Поздоровавшись с бригадиром, Голубев спросил:
— Это и есть цыганская лошадь?
— Она самая, — ответил бригадир и показал на левое переднее колесо. — А вот это от пасечника Репьева к цыганам перекочевало…
Голубев подошел к телеге. Бурое пятно на ней оказалось засохшей кровью.
— Было соломой прикрыто, — сказал Кротов. — Банка тоже под соломой находилась. На месте обнаружения. Я в присутствии понятых все это документально зафиксировал.
— Молодец. Что в банке?
— Натуральный мед.
— Давай-ка, Михаил Федорович, срочно приглашай еще понятых. Для гарантии сделаем с каждого пятнышка отдельные соскобы. И надо срочно укрыть телегу полиэтиленовой пленкой, чтобы сохранить все для осмотра экспертом. Есть надежная пленка?
— Так точно, в парнике имеется.
— Неси быстренько.
Закончив юридические формальности, связанные с обнаружением кровяных пятен, Голубев принялся звонить в прокуратуру. Прокурорский телефон на вызов не ответил. Не оказалось на месте и следователя Лимакина. Лишь начальник РОВД подполковник Гладышев снял трубку после первого же звонка. Обстоятельно доложив ему о лошади. Слава спросил:
— Что делать, товарищ подполковник? Прокурор и следователь на мои звонки не отвечают.
Гладышев, прежде чем ответить, вроде бы закурил. Голубев представил хмурое, с насупленными густыми бровями лицо подполковника и тут же услышал:
— Прокурор и следователь разбираются с цыганами. Вчера мы здесь притормозили этих кочевников, ну и весь табор перед прокуратурой свои шатры раскинул…
— На чем цыгане добрались до райцентра?
— Говорят, на попутной машине, а лошадь якобы у них украли… Ты поручи теперь оперативную работу Кротову, пусть он держит нас в курсе дела. А сам гони цыганскую подводу сюда. Тут и решим, чем дальше заниматься.
4. Оперативное совещание
Передав лошадь с телегой эксперту-криминалисту Семенову, Голубев зашел в свой кабинет. Вскоре позвонила секретарь-машинистка и предупредила, что в двенадцать ноль-ноль у подполковника Гладышева собираются все участники следственно-оперативной группы, выезжавшей на серебровскую пасеку. Слава занялся текущими делами и почти не заметил, как пролетело время. Когда он вошел в кабинет подполковника, там, кроме самого Гладышева, уже сидели прокурор, следователь Лимакин и судмедэксперт Борис Медников. Разговаривали, как догадался Голубев, о цыганах. Точнее, говорил Медников — остальные слушали. Сразу за Голубевым появился эксперт-криминалист Семенов с неизменной кожаной папкой. Разговор прервался. Подполковник посмотрел на часы:
— Товарищи, минут через пятнадцать к нам приезжает…
— Ревизор? — шутливо вставил Медников.
— Нет, Боря, — Гладышев улыбнулся. — Новый начальник нашего отделения уголовного розыска.
— Любопытно, кто?
— Скоро увидите, — подполковник обвел взглядом присутствующих. — Есть предложение подождать, чтобы… новый товарищ сразу включился в дело.
— Резонно. Как говаривал один замполит: «Поступило предложение принять предложение», — сказал Медников и продолжил прерванный разговор: — Так вот… Морской капитан нанял цыганскую бригаду покрасить пароход. Написал договор, выдал цыганам краску и ушел на берег. Возвращается — пароход сияет, как новенький, а цыган-бригадир ждет деньги за выполненную работу. Пошел капитан проверять сделанное. Смотрит — другой борт парохода совсем не крашен. Спрашивает цыгана: «Какие ж вам деньги, дорогие друзья? Вторую сторону ведь не красили». Цыган достает договор: «Ты, капитан, эту бумагу писал?» — «Я». — «Так читай, батенька, чего тут написано: мы, цыгане, с одной стороны, капитан парохода — с другой…»
Все засмеялись.
— Опять свежий анекдот где-то подхватил, — глядя на судмедэксперта, улыбнулся подполковник.
— Из жизни случай, — флегматично возразил Медников. — На пасеке вчера бригадир Гвоздарев рассказал. Он много лет в Морфлоте проработал.
Дверь кабинета внезапно распахнулась. Появившийся в ее проеме широкоплечий рослый капитан милиции проговорил:
— Прощу разрешения, товарищ подполковник.
— Разрешаю, — живо отозвался Гладышев и быстро представил вошедшего: — Вот и Антон Игнатьевич Бирюков — новый начальник нашего уголовного розыска.
— Антон? — словно не веря своим глазам, воскликнул Голубев. — Игнатьич! Согласился все-таки вернуться к нам?
— Как видишь…
Бирюков стал здороваться. Прокурор, придержав его руку, спросил:
— Сколько проработал в областном управлении?
— Два с лишним года.
— Уезжал туда, помнится, старшим оперуполномоченным, а вернулся начальником отделения. Заметно вырос.
— Генерал приказал вырасти.
— Ну, да не скромничай. Это ведь дело хорошее.
— Его больше месяца на повышение уговаривали, — с восторгом вставил Голубев.
Прокурор подмигнул Славе:
— Не радуйся прежде времени. Неизвестно, как с новым начальником служба пойдет.
— У нас пойдет! Не первый год друг друга знаем.
Судмедэксперт Медников, пожимая широкую ладонь Бирюкова, упрекнул:
— Впустую из-за тебя веселую историю выдал. Только бы смеяться надо, а тут ты — с корабля на бал прикатил.
— Давайте вместе посмеемся.
— Смех у нас невеселый. В Серебровке вчера пасечника убили, — сказал прокурор и, повернувшись к следователю Лимакину, вздохнул: — Что ж, Петре, рассказывай…
Лимакин открыл записную книжку. Утешительного в его рассказе было мало. Опрошенные цыгане объясняли свой внезапный отъезд из Серебровки опасением, что их могут обвинить в убийстве Репьева, который накануне отдал вожаку Козаченко колхозное колесо для телеги. Первым увидел убитого пасечника цыганенок Ромка — искал якобы угнанную неизвестно кем лошадь и забежал на пасеку.
— В это можно бы поверить, но один факт настораживает… — Лимакин задумчиво помолчал. — Кто-то очень жестоко избил цыганочку Розу, Когда я предъявил ей обнаруженные в пасечной избушке туфли, она страшно перепугалась и стала утверждать, будто Репьев угостил ее медом и предложил остаться на ночь. Роза отказалась. Тогда пасечник отобрал туфли и стал хлестать Розу кнутом. Вот тут и возникает «но»… По словам бригадира Гвоздарева, Репьев жестокостью не отличался, да и кнута у него на пасеке никакого не было…
Подполковник повернулся к судмедэксперту:
— Что показало вскрытие?
— Вот официальное заключение, — Медников протянул бланк. — Коротко могу сказать… Пасечник находился в легкой стадии алкогольного опьянения. Весь заряд дроби пришелся ему в сердечную полость и застрял там. Смерть наступила вчера между девятью и десятью часами утра, а горло перерезано примерно на полчаса позднее. Резаная рана создает впечатление, будто нанесена опасной бритвой, однако исследование показало, что сделано это остро заточенным ножом с широким и коротким лезвием.
Едва Медников замолчал, снова заговорил следователь:
— Могу добавить, что особое внимание мы уделили осмотру ступней Репьева. Они чисты. Обувь снята уже с мертвого… Из груди Репьева извлечено двадцать восемь свинцовых дробин третьего номера. Выстрел произведен из гладкоствольного оружия небольшого калибра, что так же подтверждается найденными на месте происшествия газетными пыжами и латунной гильзой. На одном из пыжей — часть фотоэтюда с подписью «Тихий вечер». Удалось установить: оба пыжа сделаны из районной газеты за девятое августа этого года. Порох для заряда был применен охотничий, дымный. Характер пороховых вкраплений в области ранения показывает: выстрелили в Репьева с расстояния не далее двух метров. При нормальной длине ружейного ствола заряд дроби на таком расстоянии практически не успевает рассеяться. В данном случае — заметное отклонение от нормы. Можно сделать предположение, что стреляли из ружья с укороченным стволом…
— Из обреза? — удивился подполковник.
— Да, что-то в этом роде.
Подполковник встретился вопросительным взглядом с экспертом-криминалистом. По привычке всегда докладывать стоя, капитан Семенов поднялся. Положил на край стола папку и сухо-официально сказал:
— Предположения следователя поддерживаю.
— Повышенное рассеивание дроби возможно и при непропорционально большом, по сравнению с дробью, заряде пороха, — заметил Бирюков.
— Правильно, — согласился Семенов. — Но в данном случае заряд пороха был небольшим.
— Что показывает дактилоскопическая экспертиза?
Прежде чем ответить, криминалист передал Бирюкову несколько увеличенных фотоснимков. Убедившись, что тот рассмотрел их, заговорил:
— На стакане из пасечной избушки обнаружены отпечатки пальцев Репьева и Розы. Есть отпечатки пасечника и на фляге с медом, которую нашли под хворостом. Однако унес ее туда не Репьев, На ручках и на самой фляге имеются отпечатки ладоней, но кому они принадлежат, пока не установлено. Отпечатков пальцев цыган на месте происшествия не обнаружено. На цыганской телеге — человеческая кровь второй группы с положительным резус-фактором. У Репьева была третья группа…
Наступило молчание. Бирюков снова принялся рассматривать фотографии. Подполковник Гладышев взял лежащую на столе пачку «Казбека», закурил. Борис Медников «стрельнул» у него папиросу. Прокурор, рассуждая вслух, сказал:
— Не ранил ли Репьев перед смертью своего убийцу…
— Чем, Семен Трофимович? — спросил следователь Лимакин. — На пасеке мы даже столового ножа не обнаружили.
— Между тем нож у пасечника был, — вдруг заметил Бирюков. Он отыскал среди снимков сфотографированный стол, где отчетливо пропечатались крупные ломти нарезанного хлеба. — Вот, Петя… Это не топором нарублено. Кроме того, как можно жить на пасеке, не имея ножа?..
— Был, конечно, у Репьева нож, — поддержал прокурор. — Вопрос в другом: куда он исчез?
Бирюков глянул на эксперта-криминалиста:
— Отпечатки следов ног на месте происшествия обнаружены?
— Трава там. Что в траве обнаружишь… — хмуро ответил Семенов и передал Бирюкову фотоснимок трехлитровой банки с медом. — Вот на этой посудине есть пальцевые отпечатки — и Репьева и еще одного человека. Кто этот человек, пока тоже не установлено.
Бирюков, отложив снимок, выбрал другую фотографию, на переднем плане которой просматривался четкий след телеги, проехавшей по жнивью, а через реденькие березки виднелась пасечная избушка. Передавая ее следователю, спросил:
— Это что, Петя?
— Можно предположить, что от этого места на пасеку прошел человек и вернулся назад. Доказательства, что это был именно убийца, нет… — Лимакин помолчал. — Такое могло произойти до убийства или после него.
— Чья телега?
— По отпечаткам копыт лошади, ширине колеи и характерным особенностям колес — телега цыганская. После нее по старому тракту проехал груженый ЗИЛ. К сожалению, зафиксировать рисунок протектора не удалось — тракт сплошь покрыт травой.
— Барса у пасеки применяли?
— Не взял Барс след.
— О пасечнике какие сведения?
— Со слов участкового, Репьев до приезда на жительство в Серебровку семь лет отбывал наказание по статье сто двадцать пятой, — вместо следователя ответил Голубев.
— Семь лет?.. Предельный срок по этой статье за пустяк не дают. Запроси-ка, Слава, подробную справку на Репьева в информационном центре УВД. И вот еще что… — Бирюков отыскал фотоснимок засохшего кровяного пятна на телеге. — Надо обзвонить все больницы и фельдшерские пункты в районе. Не обращался ли туда кто-либо с ножевым или огнестрельным ранением?
Голубев понятливо кивнул, а судмедэксперт лукаво усмехнулся:
— Вот, Славик, взял тебя новый начальник в оборот! Старается время не упустить.
Бирюков нахмурился:
— Опасаюсь, Боря, что мы его уже упустили. Лошадь обнаружена на разъезде Таежный, где в сутки останавливается больше десяти электричек, идущих в оба направления. Преступник мог воспользоваться любой из них. — Повернулся к прокурору: — Семен Трофимович, из цыган никто не исчез?
— Козаченко говорит, все на месте. Но мы ведь не знаем, сколько их было в действительности.
— А которые в колхозе работали?
— Те, что работали, все в наличии.
— О лошади что говорят?
— «Кто-то угнал»… Цыганки в то время в палатках находились, не видели, а из мальчишек слова не вытянешь… — Прокурор помолчал. — Подозрительным кажется поведение Розы. Мне она сказала, что спала в палатке, а другие цыганки говорят, будто Роза догнала табор на шоссе, когда цыгане «голосовали», останавливая попутные машины.
— Может, она просто отстала?
— Может быть, но что-то тут не то. Роза сильно запугана, без слез говорить не может…
После оперативного совещания у подполковника остались прокурор и Антон Бирюков. Все трое были невеселы. Посмотрев на Бирюкова, подполковник вздохнул:
— Видишь, Антон Игнатьевич, как приходится тебе вступать в новую должность. Будто нечистая сила подкинула это убийство! — И, словно стараясь приободрить нового начальника уголовного розыска, заговорил бодрее: — С жильем для тебя вопрос решен. Можешь прямо сейчас идти в горисполком. Возьмешь там ордер и ключ от квартиры. В новом доме…
Бирюков ладонью откинул свалившуюся на лоб волнистую прядь волос:
— Спасибо, Николай Сергеевич. Пожалуй, будет лучше, если я сейчас, не тратя времени, поеду в Серебровку. По-моему, ключик от преступления надо искать там.
— Считаешь, Голубев не справится?
— Мне легче, чем ему. В Серебровке ж мои земляки живут…
— Да! — словно вспомнил подполковник. — Ты ведь родом из Березовки, а от нее до Серебровки — сущий пустяк. Родителей попутно проведаешь. Давно у них был?
— В прошлом году.
— С отцом-то твоим, Игнатом Матвеевичем, я часто вижусь. Председательствует он в колхозе славно, на здоровье сильно не жалуется. Рассказывал, что даже дед Матвей и тот еще бодро себя чувствует. Сколько лет твоему деду?
— Как он сам говорит, давно уже со счета сбился.
— Геройский старик! — Подполковник обернулся к прокурору.
— Представляешь, в империалистическую войну всех четырех Георгиев заслужил, а за гражданскую — орден Красного Знамени имеет.
— Так ведь и Игнат Матвеевич с Отечественной вернулся полным кавалером «Славы»…
Бирюков встал. Подполковник живо спросил:
— Значит, едешь?
— Прежде переговорю с Козаченко и Розой.