Удар молнии - Эда Макбейн 6 стр.


— Смотри-ка, пятна крови.

— У нее были месячные, — отозвался Карелла.

— Все равно, пусть проверят в лаборатории.

— Ладно.

Хейз сгреб грязное белье в кучу и пошел спросить экспертов, что с ним делать. Они велели завязать его в наволочку. Карелла заглянул в ящичек для лекарств. Ничего особенного, скажем, наркотиков, он там обнаружить не рассчитывал, и не ошибся. Обычные лекарства, которые продают без рецепта, зубная паста, шампунь, лак для ногтей, расчески, щетки для волос, бинты, бандаж, она ведь была бегуньей, а они часто тянут мышцы; жидкость для полоскания рта, заколки, пряжки для волос и так далее. Джером Дэвид Сэлинджер не извлек бы ничего интересного из этого ящичка. Карелла закрыл дверцы.

На стене висел халат.

Карелла снял его с крючка и ощупал. Массивный, тяжелый халат цвета морской волны с белой каймой на манжетах и на капюшоне. Из этикетки следовало, что куплен он в одном из крупнейших универмагов города. Там же, на этикетке, был фирменный знак магазина и написано «чистая шерсть». Буква "Б" указывала на размер — большой.

Карелла ощупал карманы. В одном ничего не было, а в другом — едва начатая пачка «Мальборо» и золотая зажигалка. То и другое Карелла положил в пакет для вещественных доказательств. В этот момент в ванную вернулся Хейз с наволочкой, на которой была голубая метка.

— В сумочке сигареты были?

— Что-что?

— Я спрашиваю, не помнишь, в сумочке у нее были сигареты?

— Нет. А откуда там взяться сигаретам? Она же была спортсменкой.

— Вот и я о том же.

— Так в чем дело? Нашел что-нибудь? — спросил Хейз, складывая белье в наволочку.

— Пачку «Мальборо». И зажигалку «Данхилл».

— Это мужской халат? — Хейз поднял голову. — Похоже на то.

— А какого роста она была?

— Метр семьдесят.

Хейз снова посмотрел на халат.

— Не похоже, чтобы был ее, как думаешь?

— Да, слишком велик.

Хейз кивнул:

— В лаборатории им заинтересуются, как пить дать.

Эксперты все еще возились в гостиной, когда туда вошли Карелла с Хейзом и вернули перчатки. Перекрывая шум воздушного фильтра, Джо подмигнул напарнику и сказал:

— Помощники-то у нас что надо.

— Когда кончать-то думаете? — спросил Карелла.

— С этими женскими делами никогда не скажешь.

— Сможете, когда закончите, привезти нам ключи?

— А куда везти-то?

— В Восемьдесят седьмой.

— Ничего себе, — присвистнул второй эксперт, закатывая глаза. — У меня сегодня свидание. Ты как, Джон, возьмешь на себя эти ключи?

«Стало быть, его зовут Джон», — подумал Карелла.

— Не хочу я брать на себя никакие паршивые ключи, — сказал Джон.

— Ладно, тогда можете позвонить. Когда заканчивать будете? — спросил Хейз. — Мы пришлем патрульную машину.

— Смотри-ка, у них в Восемьдесят седьмом своя служба доставки, — сказал Джон, снова подмигнув напарнику.

— Какой у вас номер? — спросил тот.

— 377-8024.

Джон выключил воздушный фильтр.

— Ладно, сейчас запишу. — Он похлопал себя по карманам. — У кого есть карандаш?

Хейз вырвал страничку из блокнота и сам записал имя и номер телефона.

— Спросите любого из нас, — сказал он, — Хейза или Кареллу.

— Хейз? У тебя что, есть индейская кровь? — спросил Джон.

— Чистокровный индеец племени Мохок, — поддразнил Хейз.

— Ну так и почему же ты не работаешь на стройке? — спросил второй эксперт, и они с Джоном рассмеялись. Джон посмотрел на листок с номером телефона.

— Стало быть, на языке племени Мохок это пишется так?

— Так писал мой отец. Его звали Хейз-Быстроногий Олень.

— А тебя как зовут?

— Большой Бык, — ответил Хейз и вышел из квартиры вслед за Кареллой.

— Да, кстати, — спросил тот, когда они спускались вниз. — Так зачем тому индейцу понадобилась шляпа?

— Чтобы за своим вигвамом ухаживать.

— Ага, — понимающе заметил Карелла.

* * *

Он бежал в лучах заходящего солнца.

Выйдя из дома в четверть шестого, он буквально за десять минут доехал и поставил машину на Гровер авеню, у ограды парка. В этот час в парке не осталось мамаш с детскими колясками: молодежь играла в футбол, прогуливались, прижавшись друг к другу, парочки, сидели на скамейках, пытаясь читать при слабом освещении, старики. Вчера в это время в парке было больше народа, чем обычно. Вчера был День Колумба, или, во всяком случае, день, который официально отмечается как День Колумба, многие магазины и учреждения не работали.

Его весьма раздражало то, что годовщина великого человека отмечается не тогда, когда положено. День Колумба — двенадцатого октября. Так зачем же переносить его на два дня раньше? Ясное дело, для того, чтобы удлинить выходные. Ему-то это совершенно не нужно. Он сам себе хозяин, сам себе устанавливает расписание.

Что за чудесный день, право!

Без четверти шесть, а все еще видны все извилины и повороты дорожки, по которой он бежит, издали, со стадиона, доносятся чьи-то возгласы, все лучше чем ничего в этом городе бетона и стали. В последнее воскресенье октября часы переведут назад. «Прощай, лето, здравствуй, осень, — мелькнуло у него в голове, — и будет темнеть в пять, потом в пять тридцать». Но пока на землю ложились косые лучи солнца, над головой голубое безоблачное небо. Он любил октябрь, он любил этот город в октябре.

Он бежал ровно, некого побеждать, никаких призов, даже время не замеряется. «Разминка, вот и все, — думал он, — всего лишь разминка. Бежишь себе по парку, чтобы размяться». Высокий стройный мужчина в сером теплом спортивном костюме без меток, ровный шаг, дышится легко, получаешь удовольствие от сознания того, что сделал и будешь продолжать делать.

Поравнявшись с полицейским участком на противоположной стороне улицы, он остановился. Даже при слабом свете можно было различить цифры 87, выведенные белым на зеленых колоннах по обе стороны входа. Двое в штатском — оба без головных уборов, оба без пальто входили в здание. Правда, без пальто он детективов себе не представлял. А может, это вовсе не детективы? Может, простые граждане, пришедшие подать жалобу? В этом городе полно жителей, и у каждого свои беды. «Интересно, дошла уже посылочка или нет?» — подумал он.

Он отправил ее в субботу, весь город пересек на метро, чтобы бросить ее в ящик в Калмз Пойнте. Достаточно плоская, чтобы пролезть в щель, он специально позаботился об этом. Сначала взвесил ее дома и убедился, что марок на конверте достаточно. Вовсе не хотелось, чтобы бандероль не была доставлена по адресу из-за марок. Вернуть ее было невозможно, он специально не написал обратного адреса. Потому и не пошел в почтовое отделение. К чему вступать в разговоры с каким-нибудь глупым почтовым клерком, который откажется принять отправление, потому что на нем нет обратного адреса. Какие на сей счет существуют правила, он в точности не знал, но рисковать не хотел. Лучше бросить конверт в ящик. Почтальон, может, и пожмет плечами, но решит, что коль скоро марок достаточно, все оплачено правильно, отнесет посылку по адресу. Парни, что опустошают почтовые ящики, наверное, вовсе не смотрят на то, что вынимают. Но в почтовом отделении иначе. Клерк может заметить, что нет обратного адреса, и даже если надписывать его не обязательно, все равно обратит свое внимание. «Тут нет обратного адреса», — скажет он. И придется объяснять, что задумал сюрприз или что-нибудь в этом роде.

Слишком много объяснений. Его могут запомнить. Лучше просто бросить в ящик. Пакет плоский, влезет. Сейчас еще он не хотел, чтобы его запоминали. Времени пока вполне хватает, — а потом уж запомнят.

Вчера все почтовые отделения были закрыты и нигде вокруг не видно почтальонов; так что он в точности знал, что вчера посылку доставить не могли. Но сегодня — если только за выходной не скопилось слишком много почты, — сегодня ее принесут.

Интересно, как ею распорядятся.

Сумочка по почте.

Он улыбнулся, пытаясь представить их вид.

Может, в следующий раз он оставит указания прямо на месте.

Почему бы не облегчить им работу? Пусть с самого начала узнают имя жертвы. Переигрывать тоже не надо, пусть все же побегают, по крайней мере, до тех пор, пока дело не станет на конвейер. Пятничные газеты только упомянули о случившемся. В утренних вообще ни слова, а в дневных не видно первополосных заголовков. Только на восьмой полосе краткая информация: девушка повешена на фонарном столбе, вот и все. В следующий раз им станет ясно, что тут целый сценарий. И полицейские тоже сообразят, если только они не законченные идиоты. И заголовки в газетах обеспечены.

Он бросил еще один взгляд на полицейский участок и, улыбнувшись, возобновил пробежку.

«Скоро, — думал он, — скоро его узнают».

* * *

Женщины оценивающе разглядывали друг друга.

Энни Ролз слышала, что Эйлин Берк считалась лучшей подсадной уткой в спецотряде. А Эйлин Берк слышала, что Энни Ролз даст фору любому в отделе по расследованию изнасилований; раньше она занималась грабежами и как-то ухлопала налетчиков, собравшихся очистить банк в центре города. Перед Энни была женщина метр восемьдесят ростом, длинноногая, широкобедрая, рыжеволосая, зеленоглазая и с хорошо развитой грудью. А перед Эйлин была женщина с золотистыми глазами за стеклами очков, придававшими ей ученый вид, коротко постриженными черными, как вороново крыло, волосами, крепкой грудью и стройной мальчишеской фигурой. «На вид мы одного возраста, — прикинула Эйлин, — может, есть год разницы. И как это, интересно, — продолжала рассуждать она сама с собой, — такая женщина, так похожая на бухгалтера, могла вытащить табельное оружие и пристрелить двух несчастных мошенников, которым грозил от силы двадцатилетний срок?»

— Что скажешь? — спросила Энни.

— Говоришь, это не первый случай?

Они по-прежнему оценивали друг друга. Эйлин решила, что все это не просто дело случая. Если Энни Ролз захотела работать именно с ней и если ее лейтенант велел заняться этим делом, то, стало быть, так тому и быть. Они оба выше ее чином. И все равно, неплохо бы знать, с кем придется работать. А Энни прикидывала, впрямь ли Эйлин так хороша в деле, как ей рассказывали. Для подсадной утки она, пожалуй, слишком бросается в глаза. Стоит насильнику увидеть такую вот девицу, как все на свете забудет, лишь бы только заделать ее. Но на сей раз они имели дело с совершенно особым типом, и Энни не хотела, чтобы оно было испорчено любительской работой.

— Три женщины говорят, что один и тот же парень насиловал больше, чем один раз. И в каждом случае описание совпадает, — сказала Энни. — А может, и не только эти трое, мы еще не все заявления сличили.

— Когда начнется операция? — спросила Эйлин; ей хотелось знать, с кем придется работать и насколько умелы другие игроки. Ведь это ей, а не Энни Ролз, придется подставлять свою задницу.

— Уже начали. — Энни понравился вопрос. Она знала, что подвергает Эйлин опасности. Этот человек уже пускал в ход нож, у одной женщины остались шрамы на лице. Но ведь, с другой стороны, это ее работа. Если Эйлин не нравится спецотряд, пусть попросит перевести ее в какое-нибудь другое место. Энни, конечно, не догадывалась, что Эйлин и сама об этом раздумывает, только по совсем другой причине.

— Ищете по всему городу или в каком-то определенном месте?

— Повсюду и все время.

— Я же не могу раздвоиться.

— А ты и не одна. Но тебя я хотела использовать...

— Сколько?

— Шестеро, если мне удастся заполучить их.

— Шестеро, включая меня?

— Да.

— И кто же это?

— Вот список, посмотри, если хочешь. — Энни протянула лист бумаги с отпечатанными именами.

Эйлин принялась внимательно изучать его. Все эти женщины были ей известны. Большинство знали свое дело. Кроме одной. Но от высказывания своего мнения Эйлин воздержалась: зачем за глаза говорить дурное о человеке?

— Ясно, — пробормотала она.

— Какие-нибудь возражения?

— Да нет, — она колебалась. — Конни немного не хватает опыта, — осторожно заметила она. — Может, стоит использовать ее для какого-нибудь дела попроще? Она хороший работник, но ты говоришь, что у этого типа нож...

— И он уже раз пустил его в дело.

— Тем более, лучше использовать Конни для чего-нибудь попроще, — повторила Эйлин. Они прекрасно поняли друг друга. «Попроще» значит «побезопаснее». К чему подвергать риску женщину-полицейского, если с такими типами ей еще не приходилось сталкиваться?

— Сколько им лет? — спросила Эйлин. — Я имею в виду жертв.

— Насчет трех мы знаем точно. Минуточку, сейчас посмотрю, — Энни развернула другой лист бумаги. — Одной сорок шесть. Другой двадцать восемь. Третьей, ее зовут Мэри Холдингс, это субботний случай, тридцать семь. Он изнасиловал ее уже трижды.

— Один и тот же? Это точно?

— Так они говорят.

— И как, по их словам, он выглядит?

— За тридцать, черные волосы, голубые глаза...

— Белый?

— Белый. Ростом метр девяносто, впрочем, здесь показания расходятся. Скажем, между метр восемьдесят и метр девяносто пять. Весит примерно восемьдесят килограммов, хорошо сложен, сплошные мышцы.

— Какие-нибудь особые приметы? Шрамы? Татуировка?

— Никто ничего не заметил.

— Один и тот же... — повторила Эйлин, словно пытаясь убедить себя в реальности случившегося. — Весьма необычная ситуация, верно? Что это он все к одним и тем же возвращается?

— Да, странно, — согласилась Энни. — Вот я и подумала...

— Обычно твои клиенты...

— Вот именно.

— Обычно им наплевать, кто под руку попадается, это не имеет ничего общего с влечением.

— Да, похоже, он действует с разбором, а это совсем другая психология.

— Так каков же план? Прикрываем женщин или прочесываем город?

— Поскольку вряд ли это случайные жертвы, — начала Энни, — я хотела, чтобы ты...

— Словом, прочесывание отпадает, так?

Энни кивнула:

— Последняя — Мэри Холдингс — рыжая.

— Ага, ясно.

— Примерно твоего роста, чуть поменьше.

— Сложение мое?

— Я бы сказала, вид горничной, — продолжала Энни.

— А я бы сказала, вид коровы, — улыбнулась Эйлин.

— Ничуть, — Энни вернула улыбку.

— Стало быть, ты хочешь, чтобы я стала Мэри Холдингс, так?

— Мне кажется, это может сработать, а ты как думаешь?

— В отличие от тебя, я не знаю этой дамы.

— В общем-то, вы похожи. Вблизи-то он, конечно, разберется, но тогда будет уже поздно.

— Где она живет?

— Лэрэми Кресчент, 1840.

— Это территория Восемьдесят седьмого?

— Да.

— У меня там друг работает.

«Опять друг, — подумала Энни. — Любовник. Блондин-полицейский в инспекторской. Клинг, что ли? Берт Клинг?»

— Что, эта женщина работает? — спросила Эйлин. — Потому что, если она занимается компьютерами или...

— Она разведена, живет на алименты.

— Везет же человеку. Ладно, мне понадобится ее распорядок дня...

— Ну, об этом она сама тебе лучше расскажет.

— Хорошо, а ее-то мы куда денем?

— Послезавтра она улетает в Калифорнию. Там у нее сестра.

— Только дайте ей парик, когда она будет уезжать, а то вдруг он наблюдает за квартирой.

— Непременно.

— Как насчет других жильцов в этом доме? Они-то разве не сообразят, что я не...

— Мы подумали. Может, ты выдашь себя за ее сестру? Не думаю, что он будет разговаривать с соседями.

— Охрана там есть?

— Нет.

— Лифтер?

— Тоже нет.

— Словом, только я и они. Я имею в виду — соседи.

— И он, — напомнила Энни.

— Как насчет приятелей и все такое? Потом еще клубы или другие места, где ее знают?

— Всем друзьям она скажет, что уезжает. А если кто-нибудь позвонит, когда ты окажешься в квартире, представься сестрой.

— А что, если он позвонит?

— Пока не звонил, и не думаю, что позвонит. От нетерпения он не задыхается.

— Другая психология, — кивнула Эйлин.

— На наш взгляд, тебе стоит повторять ее обычные маршруты, вряд ли он будет заходить повсюду, куда ты заходишь. Зайди, например, в парикмахерскую, сделай маникюр, потом снова выйди на улицу. Если он где-нибудь поблизости наблюдает, стало быть, и дальше последует. Это должно сработать. Надеюсь, по крайней мере.

Назад Дальше