Г-н де Жюльен, отпрыск семьи еретиков, принадлежал к оранжской знати и в начале службы выступал против Франции, воюя на стороне Англии и Ирландии. Принц Оранский, чьим пажом он был, когда тот унаследовал трон Иакова II, в награду за верность в славной кампании 1688 года дал ему полк, который он повел на помощь герцогу Савойскому, просившему подкрепления у англичан и голландцев; г-н де Жюльен настолько отличился в этой войне, что оказался одним из тех, благодаря кому удалось снять осаду Кони, предпринятую французской армией.
Не то после этой кампании притязания полковника непомерно возросли, не то герцог Савойский и впрямь не воздал ему должное, но он удалился в Женеву, и там ему передали предложения Людовика XIV; они заключались в следующем: тот же чин во французской армии и содержание в три тысячи ливров. Г-н де Жюльен принял предложение и, понимая, что вера, по всей вероятности, окажется помехой его продвижению по службе, сменил не только хозяина, но и религию. Тогда король послал его командовать войсками в долине Барселонет, где он проделал немало вылазок против бородачей; далее он возглавил охрану дорог в княжестве Оранж, чтобы французские протестанты не могли добраться до храма, откуда распространялась ересь; наконец, спустя год службы он явился к королю, чтобы отдать отчет в своих действиях, и по счастливой случайности оказался в Версале, когда туда прибыл депутат из Жеводана. Людовик XIV, удовлетворенный его деятельностью на обоих постах, дал ему чин бригадного генерала, пожаловал кавалером военного ордена святого Людовика и назначил командующим войсками Виваре и Севенн.
Едва г-н де Жюльен прибыл, как в отличие от своих предшественников, всегда обнаруживавших глубочайшее презрение к еретикам, он, понимая, сколь серьезен мятеж, тотчас же собственной персоной изучил местности, где г-н де Брольи разместил перед этим полки Турнона и Марсильи. Правда, осмотр он производил при свете пожаров: в более чем тридцати деревнях пылали церкви.
Затем де Брольи, де Бавиль, де Жюльен и капитан Пуль встретились, чтобы переговорить и сообща обдумать, как покончить с беспорядками. Было условлено, что королевские войска разделятся на два отряда, один из которых под началом г-на де Жюльена двинется к Але, где, как поговаривали, собрались значительные силы мятежников, а другой под командованием г-на де Брольи усмирит окрестности Нима.
Соответственно, оба военачальника расстались. Граф де Брольи во главе шестидесяти двух драгун и нескольких рот пехоты, имея в подчинении капитана Пуля и г-на де Дурвиля, 12 января в два часа пополуночи вышел из Каверака, безуспешно прочесал виноградники Нима и Ла Гарриг де Мило и пошел по дороге на Люнельский мост. Там он узнал, что те, кого он ищет, пробыли сутки в замке Кодиак. Получив эти сведения, он пустился через лес, окружавший замок, не сомневаясь, что там засели мятежники, но, обнаружив, вопреки ожиданиям, что замок пуст, направился в Вовер, из Вовера в Бовуазен, а из Бовуазена в Женрак, где узнал, что отряды мятежников переночевали там и наутро двинулись по дороге на Обор. Решив не давать им передышки, г-н де Брольи немедля пустился по той же дороге.
Примерно на полпути кто-то из его окружения заметил, что в половине лье от них перед каким-то домом собралась толпа; г-н де Брольи немедля приказал де Жибертену, лейтенанту капитана Пуля, ехавшему вслед за ним в голове своей роты, взять восемь драгун и разузнать, кто эти люди, покуда сам г-н де Брольи с остальными силами будет ждать их на месте.
Маленький отряд пустился в путь, офицер ехал впереди; они пробрались через лесную чащу и приблизились к ферме, которую называли хутором Гафареля; с виду она казалась пустынной. Но когда от г-на де Жибертена до ее стен оставалось не более расстояния ружейного выстрела, он увидел, что оттуда вышел отряд и под барабанный бой направляется к нему; тогда он перевел взгляд вправо и заметил второй отряд, выходивший из соседнего дома; тут же обнаружил он и третий, который залег в рощице и прятался там, а теперь внезапно поднялся и направлялся к нему под пение псалмов. Бесполезно было сопротивляться столь превосходящим силам. Г-н де Жибертен велел дать два выстрела, кои должны были предупредить графа де Брольи, чтобы он шел навстречу авангарду, и стал отступать, пока не воссоединился с католиками. Мятежники преследовали его лишь до тех пор, пока не добрались до места, где можно было наилучшим образом укрепиться, что они и сделали.
Со своей стороны, г-н де Брольи, изучив обстановку через подзорную трубу, решил после короткого совещания с помощниками, что нужно идти в атаку. Едва решение было принято, отряд построился в одну линию и двинулся на мятежников; правым флангом командовал Пуль, левым г-н де Дурвиль, а центром граф де Брольи.
Чем ближе подходили они к бунтовщикам, тем очевиднее было, что те выбрали позицию с большим знанием стратегии, которым прежде не отличались. Искусством военного построения, по-видимому, они были обязаны своему новому военачальнику, которого не знал никто, даже капитан Пуль, хотя этого военачальника с карабином в руках можно было видеть во главе его людей.
Однако эти умелые приготовления отнюдь не остановили г-на де Брольи; он приказал атаковать и, сам подавая пример, пустил коня в галоп. Со своей стороны, рубашечники в первой шеренге опустились на одно колено, чтобы вторая шеренга могла целиться; благодаря стремительности драгун расстояние между двумя отрядами начало быстро сокращаться, но когда королевские солдаты были уже в тридцати шагах от мятежников, они неожиданно обнаружили, что местность пересекает глубокая лощина, нечто вроде рва, отделяющего их от рубашечников. Некоторые успели вовремя сдержать коней, но другие, несмотря на все усилия, не смогли остановиться, потому что сзади их теснили другие всадники, и таким образом многие, не удержавшись, скатились в лощину. В тот же миг послышался зычный голос: «Огонь!», сверкнул залп, и вокруг г-на де Брольи упали несколько драгун.
— Вперед! — крикнул капитан Пуль. — Вперед!
И, устремив коня к тому месту, где края рва были менее круты, вместе с несколькими драгунами стал штурмовать подъем.
— Смерть сыну Велиала! — произнес тот же голос, который прежде скомандовал: «Огонь!» Немедля грянул одиночный выстрел, и капитан Пуль распростер руки, выронил саблю и упал с коня, который, вместо того чтобы убежать, коснулся хозяина своими пышущими жаром ноздрями, а потом испустил долгое ржание. Драгуны отступили.
— Так погибают гонители Израиля! — вскричал начальник мятежников, потрясая своим карабином.
С этими словами спрыгнув в лощину, он схватил саблю капитана Пуля и вскочил на его коня. Животное, верное прежнему хозяину, попыталось было оказать сопротивление, но вскоре по тому, с какой силой колени всадника сжали его бока, почуяло, что сбросить наездника будет нелегко. Тем не менее конь взвился на дыбы и подпрыгнул, однако всадник сидел как влитой, и, признав свое бессилие, благородный испанский скакун помотал головой, еще раз заржал и покорился.
Тем временем драгуны с одной стороны, а с другой — часть рубашечников спустились в ров, где закипела схватка, а те, кто остался на краю рва, продолжали стрелять, имея преимущество видеть своих врагов сверху. Очень скоро драгуны г-на Дурвиля дрогнули и стали отступать несмотря на то, что их начальник в этот самый миг был тяжело ранен в голову. Напрасно пытался г-н де Брольи их собрать: покуда он, силясь поддержать своего лейтенанта, бросился к роте, которой тот командовал, его собственный отряд обратился в бегство; и вот, не надеясь выиграть битву, он в сопровождении нескольких смельчаков ринулся выручать г-на Дурвиля, который под прикрытием своего командира отступил, обливаясь кровью. Рубашечники же, завидя кавалеристов, спешивших на помощь королевским войскам, ограничились тем, что выпустили вслед неприятелю мощный ружейный залп, однако не покинули позицию, принесшую им быструю и легкую победу.
Едва королевские войска оказались вне пределов досягаемости, предводитель мятежников опустился на колени и затянул псалом, который пели евреи, когда, перебравшись через Красное море, увидали, что войско фараона поглотили волны; итак, едва затих свист пуль, преследовавших королевских солдат, как вслед им полетели победные песнопения. Затем, возблагодарив Господа, реформаты вернулись в лес вслед за своим предводителем, который только что в полной мере доказал свое умение, хладнокровие и отвагу.
Этот новый военачальник, которому вскоре предстояло командовать теми, кто превосходил его годами и чинами, был знаменитый Жан Кавалье.
В то время Жан Кавалье был молодым человеком двадцати трех лет, невысоким, но крепкого сложения, с овальным миловидным лицом, с прекрасными живыми глазами, с длинными каштановыми волосами, падавшими на плечи; облик его лучился кротостью. Он родился в 1680 году в Риботе — деревне прихода Але, где его отец владел небольшим хутором; когда сыну было лет двенадцать — четырнадцать, он перебрался оттуда на ферму Сент-Андеоль, близ Манда.
Молодой Кавалье, который, в сущности, был крестьянин и крестьянский сын, нанялся сперва в пастухи к г-ну Лакомбу, буржуа, жившему в Везнобре; но одинокая жизнь пришлась не по душе пылкому молодому человеку, он расстался с первым хозяином и поступил подмастерьем к булочнику в Андюзе.
Там в нем развилась любовь к военному делу; все время, оставшееся от работы, он тратил на присутствие при военных учениях; вскоре ему удалось свести знакомство с несколькими солдатами; помощник фехтместера дал Кавалье несколько уроков владения оружием, а один из драгун научил его верховой езде.
Однажды в воскресенье он гулял под руку со своей невестой, и какой-то драгун из полка г-на Флорака оскорбил девушку. Жан Кавалье дал драгуну пощечину, тот выхватил саблю, Кавалье вырвал у кого-то из присутствовавших шпагу, но молодых людей растащили, и до схватки дело не дошло. На шум прибежал офицер, то был сам маркиз де Флорак, капитан полка, носившего его имя, но андюзские горожане уже помогли молодому человеку бежать, так что, прибыв на место, где гордый крестьянин осмелился ударить королевского солдата, маркиз увидел лишь невесту в обмороке.
Девушка была так хороша собой, что ее иначе и не называли как прекрасная Изабо; поэтому вместо того чтобы преследовать Жана Кавалье, маркиз де Флорак принялся приводить в чувство его суженую.
Однако дело было нешуточное, весь полк поклялся расправиться с Жаном Кавалье, а потому друзья молодого человека посоветовали ему бежать и на некоторое время покинуть страну. Прекрасная Изабо, трепетавшая за жениха, присоединила свои мольбы к уговорам друзей, и Кавалье в конце концов согласился уехать. Девушка поклялась жениху хранить ему верность в любых испытаниях, и Жан Кавалье, заручившись ее обещанием, отправился в Женеву.
Там он свел знакомство с одним дворянином-протестантом по имени дю Серр, у которого была стекольная мастерская на хуторе Аррибас, совсем рядом с фермой Сент-Андеоль; Жером Кавалье часто просил дю Серра передать немного денег сыну, когда дю Серр ездил в Женеву якобы ради расширения своего торгового дела, а в действительности по делам, связанным с распространением протестантизма. Изгнанник и проповедник легко нашли общий язык. Дю Серр обнаружил в Кавалье сильный характер, пламенное воображение, несгибаемую отвагу; он поделился с ним своими надеждами распространить реформатскую веру в Лангедоке и Виваре. Все влекло Кавалье во Францию — тоска по родине, любовная страсть. Переодевшись слугой, сопровождающим дворянина-протестанта, он пересек границу, ночью вернулся в селение Андюз и направился прямиком к дому невесты. Он уже хотел постучаться, несмотря на то, что был час ночи, но тут дверь отворилась и вышел молодой красавец, которого до порога провожала женщина. Молодой красавец был маркиз де Флорак, провожавшая его женщина — Изабо. Невеста крестьянина стала возлюбленной дворянина.
Наш герой был не таков, чтобы безропотно снести подобное оскорбление. Он направился прямиком к капитану и заступил ему дорогу. Тот хотел оттолкнуть его локтем, но Жан Кавалье, отбросив плащ, в который был закутан, взял в руку шпагу. Маркиз был храбр; его не заботило, равен ли ему по положению тот, кто на него нападает; на зов одной шпаги явилась другая, клинки скрестились, и мгновение спустя маркиз упал на землю, сраженный ударом, пронзившим ему грудь.
Кавалье подумал, что убил маркиза, так как тот недвижно распростерся у его ног. Это означало, что нельзя терять ни минуты, поскольку надеяться на снисхождение ему было нечего. Он вложил окровавленный клинок в ножны, вернулся на равнину, оттуда поднялся в горы, и на рассвете был уже в безопасности.
Остаток дня беглец переждал на одиноком хуторе, где ему дали приют. Легко распознав в хозяине реформата, он не скрыл от него своей истории и спросил, где ему найти какой-нибудь вооруженный отряд, в который он мог бы вступить, потому что намерен вести борьбу за распространение реформации. Фермер указал ему на Женрак: там должна была состояться встреча сотни их братьев по вере. В тот же вечер Кавалье направился в деревню Женрак; он попал к рубашечникам как раз в миг, когда те завидели вдалеке г-на де Брольи и его солдат. У протестантов не было начальника, и он немедля произвел сам себя в их капитаны, благо ему была присуща та врожденная властность, которая дана иным людям от природы, и, дабы оказать королевским войскам достойный прием, отдал распоряжения, о коих мы уже рассказывали; поэтому после победы, каковой так много способствовали его ум и сила, все дружными криками утвердили его в чине, который он сам себе даровал.
Таков был знаменитый Жан Кавалье, о чьем существовании королевские войска узнали вследствие поражения их самых отчаянных отрядов и гибели самого отважного капитана.
Слух об этой победе вскоре облетел все Севенны, и в знак радости в горах запылали новые пожары. Этими сигнальными огнями оказались замок Бастид, принадлежащий маркизу де Шамбоннаку, церковь в Сансоне и деревня Грульер, где из восьмидесяти домов уцелели семь.
Тогда г-н де Жюльен написал королю, рассказал ему, сколь далеко зашло дело, и дал понять, что теперь им приходится драться уже не с горсткой фанатиков, рыщущих в горах и удирающих от драгун, а с организованными отрядами, имеющими командиров и военачальников и представляющими собой, коль скоро они соберутся вместе, армию в тысячу двести, а то и в полторы тысячи человек. В ответ на это письмо король отрядил в Ним графа де Монревеля, сына маршала де Монревеля, кавалера ордена Св. Духа, бригадного генерала королевских войск, военного губернатора Брессы и Шароле, командира, имевшего под началом семьсот человек солдат и ординарцев. Таким образом, к де Брольи, де Жюльену, де Бавилю присоединился для борьбы с крестьянами, сторожами да пастухами глава дома де Бон, давшего к тому времени двух кардиналов, трех архиепископов, двух епископов, короля Неаполя, несколько маршалов Франции и несколько губернаторов Савойи, Дофине и Брессы.
Вслед за ним водным путем по Роне прибыли двадцать тяжелых пушек, пять тысяч ядер, четыре тысячи ружей и огромное количество пороху, а со стороны Руссийона в Лангедок прибыли шесть сотен горных стрелков, прозванных «головорезами».
Г-н де Монревель доставил самые грозные приказы. Людовик XIV желал истребить ересь любой ценой и преследовал эту цель с упорством человека, считающего, что от этого зависит его собственное спасение; итак, ознакомившись с королевскими приказами, г-н де Бавиль опубликовал следующее воззвание:
«Узнав о том, что некоторые безбожники взялись за оружие, чинят насилия, жгут церкви и убивают священников, его величество король повелевает всем своим подданным устроить на них облаву: те, кто будет схвачен с оружием в руках либо в составе вооруженного отряда, подлежат смертной казни без суда и следствия; их дома будут сожжены, имущество конфисковано; разрушить следует также все дома, где учинялись их собрания. Король запрещает отцам, матерям, братьям, сестрам и прочим родичам фанатиков и иных мятежников давать им приют, пищу, деньги, прочие припасы и оказывать какую бы то ни было помощь любого рода, под любым предлогом, прямую или косвенную, под страхом признания их соучастниками мятежа; в качестве таковых король поручает судить их г-ну де Бавилю и офицерам по его выбору. Далее его величество повелевает жителям Лангедока, которые окажутся вне дома, когда выйдет настоящий эдикт, вернуться к себе в течение недели, ежели у них нет законной причины для задержки, каковую причину им следует изложить г-ну де Монревелю или интенданту г-ну де Бавилю, а также мэрам и консулам городов, где они пребывают, у коих им вменяется в обязанность получить свидетельства, каковые затем послать означенным г. г. губернатору и интенданту, которым его величество повелевает не впускать в край никаких иностранцев и жителей иных провинций под предлогом торговых и прочих дел без свидетельств, выданных губернаторами или интендантами тех провинций, откуда они отправляются, или королевскими судьями тех мест, где они пребывают. Кроме того, его величеству угодно, чтобы те, кто будет задержан в означенной провинции Лангедок без такого свидетельства, были признаны фанатиками и бунтовщиками и в качестве таковых преданы суду и следствию, а затем преданы смертной казни, на которую их должны препроводить означенный г-н де Бавиль или офицеры по его выбору.
Подпись: