«Так тебе и надо! — подумала Даша. — Если каблук сломаешь — тоже хорошо...»
Лиза снова достала мобильный телефон и, не отрывая трубки от уха, так и шла: очевидно, ей давали наставления, куда идти. Почувствовав, что конец пути близок, Даша рискнула подойти поближе. И вовремя, потому что блондинка нырнула на маленькую аллейку и пропала из вида. Даша растерялась было, но одумалась и заставила себя пойти в ту же сторону, что и Лиза, но по другой тропе.
У пруда было сыро, Даша отвлеклась и промочила ноги, а брюки вымазала в бурой тине. Чертыхнувшись про себя, она ускорила шаг и выскочила на довольно открытое пространство — полянку, освещаемую последними лучами заходящего солнца. Высокие деревья тут не росли, было не так сыро, пахло цветами.
Блондинка в белом костюме сидела на скамеечке в обществе благообразного старика. Старика Даша видела не очень хорошо — все же скамейка находилась далековато. Сидящие на ней люди могли видеть ту аллею, по которой пришла Лиза. Больше на полянке никого не было.
Даша отступила, надеясь, что ее не заметили, потом обошла поляну таким образом, чтобы оказаться у наблюдаемых с тыла.
На полянке по-прежнему никого не было, и Даша разглядела метрах в пяти от скамейки разросшиеся кусты шиповника. По странному капризу устроителей парка, кусты росли не в центре полянки, а сбоку, и скамейка стояла чуть в стороне. Возможно, кусты выросли сами по себе. Так или иначе, Даша решила рискнуть и подобраться к скамейке поближе, скрываясь в кустах. Даже если ее заметят, она всегда успеет убежать. Вряд ли блондинка сможет ее догнать на таких каблуках, а старика можно в расчет вообще не принимать — возраст есть возраст.
Короткими перебежками, все время держа ушки на макушке, Даша подобралась к кустам. Шиповник сильно разросся, а посажены кусты в свое время были кругом. Даша с огромным трудом втиснулась внутрь круга и застыла там, расцарапанная и злая. Люди на скамейке продолжали разговор: очевидно, шорох в кустах шиповника не показался им подозрительным. Даша достала из сумки журнал «Караван», положила его на траву и села, обхватив руками колени в позе васнецовской Аленушки, после чего вся обратилась в слух.
— Ты ошибаешься, — говорил старик медленным скрипучим голосом, — тебе показалось, или ты что-нибудь не так поняла...
— Послушайте, я вам еще раз повторяю, что все это имело место! И ничего мне не показалось, я же не ненормальная! — отвечала ему Лиза.
Как ни мало Даша знала любовницу своего мужа, она поняла по ее голосу, что Лиза находится в крайней степени ярости. Очевидно, старик тоже это понял, потому что сменил тактику:
— Ну-ну, девочка, успокойся. Так и быть, можешь закурить, хоть мне и вредно дышать дымом.
Даша высунула голову из кустов и увидела, как Лиза злобно чиркнула зажигалкой. После непродолжительного молчания она сказала более спокойным голосом:
— Извините меня. Я волнуюсь, потому что не понимаю, что, собственно, происходит. И этот... — Даша просто физически почувствовала, что Лиза брезгливо поморщилась, — этот Селезнев... он вел себя очень агрессивно. Он угрожал мне, назвал дрянью...
— Ну, неужели это тебя так задело? — усмехнулся старик.
— Меня задело другое, — процедила Лиза. — Во-первых, раз он посмел так со мной обращаться, значит, он готов на многое. Возможно, он даже заявит на меня в милицию.
— С его стороны это было бы очень глупо, — заметил старик.
— Возможно, — согласилась Лиза, — но если бы вы видели, в каком он был состоянии... Люди иногда, не подумав, совершают очень глупые поступки. Потом, конечно, раскаиваются, но мне-то что прикажете делать, когда меня вызовут на допрос в районное отделение милиции к какому-нибудь капитану Копейкину?
— Хм... повтори еще, что конкретно он тебе сказал, — задумчиво попросил старик.
— Сказал, что подозревает меня в сговоре с ворами, вернее, с одним вором-профессионалом, сказал, что не верит ни в какие совпадения, что так просто он это дело не оставит, что никому не позволит отнять у него последний шанс...
— Странно, — пробормотал старик так тихо, что Даша едва расслышала, — странно, откуда же он узнал? И почему ничего не предпринял раньше?.. Ты не волнуйся, — твердо сказал он Лизе, — никакую милицию он вмешивать в это не будет. Не милицейского это ума дело. И твой Селезнев это очень хорошо понимает.
— Мой Селезнев? — взвизгнула Лиза. — Да какой он мой? Я познакомилась с ним по вашей указке! Пришлось даже спать с ним по вашей указке!
— Правильно, — подтвердил старик, — я тебя просил это сделать. Мы с тобой так давно знакомы, что небольшая просьба с моей стороны тебя не затруднит.
«Ничего себе небольшая! — пронеслось в голове у Даши. — Переспать с совершенно незнакомым человеком! Значит, все было заранее подстроено! И муж оказался тем самым лохом, которого провели... Ну, Игорек, так тебе и надо!»
— Милицию он, может, и не будет вмешивать, — громко заговорила Лиза, — да сам не даст мне покоя! Уже устроил скандал в бистро...
— Ну уж и скандал... — недоверчиво протянул старик.
«Точно, скандал, — мысленно отозвалась Даша, — я свидетель...»
— Устроил за мной слежку, когда я к вам собралась...
— Ну! Надеюсь, ты не привела его сюда? — На этот раз в голосе старика Даша уловила нотки недовольства.
— Нет, конечно! — самодовольно ответила Лиза. — Эту проблему я в состоянии решить сама. Заплатила какой-то мелкой шпане, они его отметелили как следует... я в это время ушла спокойно...
— Ой! — тихонько пискнула Даша и зажала рот рукой.
— Следил, говоришь... — проскрипел старик, — серьезно настроен молодой человек.
— Ну и что мне теперь делать? — наступала на старика Лиза. — Вы меня подставили! Вы утверждали, что я ничем не рискую, что Селезнев — полный лох и понятия не имеет, что у него в доме хранятся такие ценности!
— Тише, — цыкнул на Лизу старик и оглянулся по сторонам, — что орешь тут? Ничего пока с тобой не случилось... Подумаешь, скандал он устроил в бистро или где-то еще! Послала подальше, и все дела! Не мне тебя учить, как мужиков отшивать!
— Да не в этом же дело, — возражала Лиза.
— Нет, в этом! Стой на своем — мол, спала с ним по любви, а теперь, когда он так по-свински себя повел, — знать его больше не желаешь! И почаще повторяй одно и то же, тогда до него дойдет! Хотя, может, и так уже дошло, раз его сегодня побили...
— Все-таки как-то мне неспокойно, — поежилась Лиза.
— Покой нам только снится! — пропел старик надтреснутым голосом. — Не расстраивайся, девочка, все утрясется. Только бы мне отсюда выйти... Видишь, я тоже не ожидал, что в больницу попаду. Организм старый, перебои давать начал...
Внезапно из аллейки выбежала молоденькая медсестра в коротеньком халатике и направилась к скамейке.
— Виктор Илларионович! — Она слегка запыхалась, но говорила звонко. — На ужин опаздываете...
— Ах, милая, заболтались мы тут с племянницей... — Старик сконфуженно рассмеялся.
— Вам после восьми гулять нельзя, потому что сыро, режим нарушаете, — укоризненно сказала девушка. — Розалия Семеновна ругаться будет.
— Ну, Машенька, вы ведь меня не выдадите? — заискивающе спросил он. — А то покоя не будет от этой Розалии... очень она строгая, не доктор, а инквизитор прямо, Торквемада какой-то...
Симпатичная сестричка засмеялась и убежала, а старик, по наблюдению Даши, поднялся довольно легко, оперся на трость с резным набалдашником, а другой рукой обнял Лизу за плечи. Они медленно двинулись в сторону аллейки, и тут Даше на нос сел комар, который давно уже пытался это сделать. Она медленно подняла руку, стараясь отогнать мерзкое насекомое, но злодей уже впился своим хоботком что было силы. В носу защипало, из глаз полились слезы... В самый последний момент она успела зажать нос и чихнула тихонько, как кошка. Даша замерла в ужасе, ожидая, что сейчас ее обнаружат. Эта Лиза в таком состоянии запросто может расквасить физиономию!
Лиза медленно повернулась, внимательно оглядывая поляну.
— Вы ничего не слышали? — спросила она. — Какой-то звук посторонний...
— Милая, да ты же не одна в парке! — раздраженно ответил старик. — Это же больница огромная! У меня хоть и отдельная палата, все равно ночью спать невозможно — все время кто-то ходит, разговаривает... вчера один помер... Идем уж скорее, а то сыро становится. — Он плотнее запахнул свободную вельветовую куртку.
— Ну уж будет вам жаловаться, — посмеивалась Лиза, — вон эта козочка аж сюда в сад за вами прибежала.
— Козочек-то там хватает, — вздыхал старик на ходу, — а вот покоя нету. Даром что в коммерческом отделении лежу, покоя все равно нету...
Даша осторожно высунулась из кустов. Старик шел легко, чуть опираясь на палку. Был он высокого роста, чуть сутулился, борода аккуратно подстрижена, и Даша поняла, кого он ей напоминает: артиста Николая Черкасова в фильме «Депутат Балтики».
Даша смотрела этот фильм в далеком детстве по телевизору. Он и тогда был старый, но бабушка очень любила артиста Николая Черкасова.
Даша подождала еще немного и, зябко поеживаясь, вылезла из кустов. Она снова обошла поляну и выбралась к пруду окольным путем. После захода солнца комары совершенно озверели. Больных на аллеях она не встретила; очевидно, их загнали в палаты. Хлопая себя по голым рукам, Даша, не обращая ни на кого внимания, устремилась к выходу из парка. В босоножках хлюпала грязь, брюки были вымазаны чем-то буро-зеленым. Даша устала, продрогла, хотела есть и жутко злилась на весь мир. Никакого определенного ответа на свои вопросы она пока не получила, но решила подумать об этом дома, после того как примет ванну и поест.
Она не знала, что Лиза Бачанова, проводив своего пожилого спутника до дверей больничного корпуса, не поленилась вернуться на ту же полянку. Она внимательно обшарила кусты шиповника и нашла там валявшийся на траве забытый Дашей журнал «Караван». Лиза подняла его. Журнал был свежий. Она побрела обратно по аллее, мучительно припоминая, где буквально сегодня она могла видеть этот журнал со смазливой физиономией героини телесериалов на обложке. Девочки из агентства рассказали Лизе, что новая телезвезда, оказывается, жена владельца канала и теперь он пихает ее во все сериалы... Хорошо баба устроилась!
Лиза Бачанова с детства не выносила сочувствия.
Она прочитала в одной книжке, что жалость унижает, и безоговорочно в это поверила. А ей, как назло, досталась большая порция чужой жалости.
Когда Лизе было двенадцать лет, ее мама погибла на работе.
Она трудилась в химической лаборатории на крупном комбинате и, как потом сказали Лизе, нарушила правила техники безопасности при работе с ядовитыми веществами.
В общем, сама виновата.
А отец давно уже жил в другой семье, и до Лизы ему не было дела.
Все мамины сослуживицы очень жалели бедную девочку, гладили по голове, угощали конфетами и дарили ей поношенную одежду своих детей.
Лиза хотела убить этих жалостливых теток. Дареную одежду она выбрасывала в мусоропровод.
На какое-то время ее взяла к себе подруга покойной мамы Алевтина Антоновна, некрасивая одинокая женщина с бесцветным лицом и серыми, коротко стриженными волосами, но через месяц приехала мамина сестра Вика из Воронежа, устроила Алевтине Антоновне грандиозный скандал и поселилась вместе с Лизой в двухкомнатной квартире Бачановых.
Эта-то квартира и была главным предметом скандала: Вика обвиняла Алевтину Антоновну в том, что та мечтает наложить лапу на квартиру, оформив опекунство над сиротой.
Алевтина, вся красная от обиды за несправедливое обвинение, горячо оправдывалась... Вика ушла с победным блеском глаз и тут же сделала в точности то, о чем говорила: оформила опекунство над сиротой и прописалась в ее квартиру. Конечно, за взятку, но об этом Лиза узнала гораздо позже. Также гораздо позже она сделала наблюдение, что люди склонны обвинять окружающих в своих собственных грехах и приписывать им свои собственные недостатки.
А тогда она просто предпочла тетю Вику бесцветной жалостливой Алевтине: Вика не унижала племянницу жалостью. Решив с Лизиной помощью квартирный вопрос, она с неукротимой провинциальной энергией взялась за решение следующего по важности вопроса.
Как она часто повторяла по вечерам Лизе, ей нужно было устроить свою судьбу. То есть выйти замуж.
Почему она не сделала этого до тридцати двух лет, до переезда в Ленинград, осталось для Лизы тайной, но она смутно догадывалась, что во всем Воронеже не нашлось достойной кандидатуры.
Теперь этих кандидатур появилось на удивление много, чуть не каждый вечер приходил новый мужчина, и Лиза должна была тихо сидеть у себя в комнате, делать уроки и не мешать тете Вике устраивать свою судьбу.
Потом выяснялось, что очередной претендент тоже не оправдал возлагавшихся на него надежд, Вика, всхлипывая, жаловалась племяннице, как трудно женщине в наше суровое время найти порядочного свободного человека, чтобы устроить свою судьбу, и подливала себе в стакан красное вино из бутылки.
— Все порядочные женаты, — говорила она, прихлебывая из стакана, — а все свободные — сволочи. Сволочи или козлы.
Со временем претенденты на Викины руку и сердце появлялись все реже, а менялись все чаще, да и были они все более потертыми и неказистыми. Бутылка с красным вином пустела все быстрее и быстрее, Викины жалобы становились все более злыми, и она со все большей неприязнью поглядывала на племянницу, постепенно проникаясь убеждением, что именно Лиза виновата в том, что ей, Вике, не удается устроить свою судьбу. Она начала поколачивать племянницу — тихо, без свидетелей, один на один, не слишком больно — только для того, чтобы выместить на ней свою обиду за несложившуюся, неудавшуюся жизнь. Лиза ни разу не заплакала — она смотрела на тетку исподлобья злым памятливым взглядом и думала, что не спустит ей своих обид.
Протрезвев, Вика плакала, обнимала племянницу и просила у нее прощения, но для Лизы эти слезы и объятия были еще хуже побоев, гораздо хуже.
Училась Лиза хорошо, особенно увлекалась химией, даже оставалась после уроков на занятия химического кружка. Толстая невысокая химичка с жалостью смотрела на симпатичную способную девочку, лишенную родительской любви и заботы, приносила ей домашнее печенье, пирожки, но Лиза сдержанно благодарила ее и отказывалась, с увлечением погружаясь в очередной химический опыт.
Тетя Вика на глазах старела и дурнела. Она пила все больше и постепенно с красного вина перешла на дешевую водку, которую приносили ее одноразовые приятели. Теперешних приятелей трудно было даже представить себе в роли потенциальных спутников жизни. Немолодые, небритые угрюмые мужики появлялись вечером и исчезали под утро, похожие друг на друга. Иногда им не хватало принесенной с собой водки, и тогда тетка стучала в Лизину комнату — красная, опухшая, всклокоченная, в полурасстегнутом халате, — протягивала племяннице скомканные бумажки и посылала ее за водкой.
Лиза знала, где можно купить спиртное в такой час, — у таксистов или у толстого Валеры в соседней подворотне.
Однажды утром Вика и ее небритый друг не вышли из комнаты. Лиза позвала соседей, те вызвали «Скорую помощь», и усталый, измученный суточным дежурством доктор констатировал у обоих смерть от отравления метиловым спиртом.
После этого события Лиза утратила интерес к химии и перестала посещать кружок. Толстая химичка узнала о том, что произошло, вспомнила опыты, которые ставила ее ученица в последнее время, и очень испугалась, хотя и не поверила самой себе.
В квартире появилась злобная тетка из жилконторы с поджатыми губами и перманентной завивкой, которая громко заявила, что несовершеннолетняя не может проживать одна и поэтому квартиру у Лизы отберут.
Эта жэковская тетка даже успела привести своего племянника, который обмерил кухню и уже собирался ехать за мебелью, но в это время появилась Алевтина Антоновна.
Она плакала, обнимала Лизу, говорила, что только сегодня узнала о трагедии. Жэковская мегера потребовала у Алевтины документы и грозилась выгнать ее с участковым, но Алевтина покрыла ее матом, чего раньше никогда не делала, а потом проявила несвойственную ей прежде целеустремленность, начав с комиссии по делам несовершеннолетних и закончив кабинетом невероятно высокого партийного начальства, где ее наконец выслушали, и отстояла Лизину квартиру.