VII. Вдогонку за древнеанглийским
– Привет, Пэтти! Ты ознакомилась утром с доской объявлений? – Кэти Фэйр окликнула Пэтти, нагнав ее на обратной дороге после третьечасовой обзорной лекции.
– Нет, – сказала Пэтти. – Я считаю это плохой привычкой. Там можно увидеть слишком много неприятных вещей.
– Да уж, сегодня определенно есть одна неприятная вещь. Мисс Скеллинг желает, чтобы мы сегодня принесли письменные принадлежности на урок древнеанглийского.
Пэтти остановилась и охнула. – По-моему, совершенно отвратительно устраивать экзамен без всякого предупреждения.
– Не экзамен, а «всего лишь небольшой тест, чтобы проверить ваши знания», – процитировала Кэти.
– Я ничего не знаю, – взвыла Пэтти, – ну просто ничегошеньки.
– Глупости, Пэтти, ты знаешь больше, чем кто-либо другой в группе.
– Блеф… это чистой воды блеф. Я решительно подключаюсь к литературному анализу и дискуссиям общего характера, а она не осознает, что я не знаю ни слова из грамматики.
– У тебя есть два часа. Ты можешь прогулять занятия и повторить предмет.
– Два часа! – с грустью сказала Пэтти. – Мне понадобится два дня. Говорю тебе, я никогда это не учила. Ни один смертный не в состоянии удержать в памяти англо-саксонскую грамматику, и я подумала, что могу пока отложить ее, а перед экзаменом выучить.
– Не хочу показаться черствой, дорогуша, – рассмеялась Кэти, – но скажу, что так тебе и надо.
– О, еще бы, – сказала Пэтти. – Ты не лучше Присциллы. – И она подавленно потащилась домой.
Она обнаружила, что ее подруги повторяют биологию и едят маслины. – Будешь? – спросила Люсиль Картер, которая пользовалась шляпной булавкой в качестве вилки и в данную минуту распоряжалась бутылью.
– Нет, спасибо, – ответила Пэтти тоном человека, который прожил жизнь и жаждет смерти.
– В чем дело? – поинтересовалась Присцилла. – Ты же не хочешь сказать, что эта женщина дала тебе очередную специальную тему?
– Намного хуже! – И Пэтти поведала о своей трагедии.
За этим последовало сочувственное молчание; они понимали, что, возможно, хотя она и не вполне заслуживает участия, тем не менее, ее неизбежная судьба может застать врасплох каждого.
– Ты знаешь, Прис, – печально молвила Пэтти, – что я просто
– Пэтти Уайатт, ты жалкая маленькая лицемерка!
– Вовсе нет, – весело сказала Пэтти. – Я туда не просилась, но врач просто на этом настояла. Я сказала ей, что у меня экзамен, но она сказала, что это не важно, – здоровье должно быть на первом месте.
– А что в этой бутылке? – поинтересовалась Присцилла.
– Это для моего аппетита, – отвечала Пэтти, расплывшись в улыбке, – доктор надеется его улучшить. Я не хотела ее разочаровывать, но я не слишком верю, что ей удастся это сделать. – Она бросила в свой саквояж грамматику древнеанглийского языка и экземпляр «Беовульфа».[8]
– Тебе не разрешат заниматься, – заметила Присцилла.
– Я не стану спрашивать у них разрешения, – сказала Пэтти. – До встречи. Передай девочкам, чтобы они иногда заходили и навещали меня в моем принудительном уединении. Время посещения – с пяти до шести. – Она снова просунула голову в дверь. – Если кто-нибудь пожелает прислать мне фиалки, то, думаю, они могли бы меня подбодрить.
На следующий день Джорджи и Присцилла пожаловали в лазарет, где в дверях их встретила суровая фигура старшей сестры. – Я проверю, не спит ли мисс Уайатт, – сказала она неуверенно, – но боюсь, что вы ее растревожите, ибо она должна пребывать в полном покое.
– О нет, мы ей не повредим, – возразила Джорджи и обе девушки вошли на цыпочках вслед за сестрой.
Палата для выздоравливающих была просторной, хорошо проветриваемой комнатой, отделанной белым и зеленым цветом; здесь стояли четыре или пять кроватей, каждая из которых была обнесена медными опорами с прикрепленными к ним занавесками. Пэтти, опираясь на подушки, занимала одну из угловых кроватей возле окна, волосы ее взъерошено падали на лицо; подле нее стоял столик, заставленный цветами и стаканами с лекарством. Эти тщательно продуманные атрибуты болезни вызвали в воображении посетительниц кратковременную иллюзию. Присцилла подбежала к кровати и упала на колени подле своей беспомощной соседки по комнате.
– Пэтти, милая, – позвала она с беспокойством, – как ты себя чувствуешь?
Лицо Пэтти озарилось ангельской улыбкой. – Сегодня я смогла немного поесть, – сказала она.
– Пэтти, ты ужасная плутовка! Кто принес тебе эти фиалки? «С любовью, от леди Клары Вере де Вере» – эта святая первокурсница! – а ты до последней капли стащила весь спирт, который бедняжка считала своим. А от кого эти розы? Мисс Скеллинг! Пэтти, тебе должно быть стыдно.
Пэтти имела приличие слегка покраснеть. – Я была несколько смущена, – призналась она, – однако, поразмыслив о том, как бы она сожалела, если бы выяснила, как мало я знала, и как она обрадуется, обнаружив, сколько я знаю теперь, совесть моя успокоилась.
– А ты занимаешься? – спросила Джорджи.
– Не то слово! – Приподняв угол подушки, Пэтти продемонстрировала голубую книгу. – Еще два дня, и я буду главным экспертом в Америке по древнеанглийским корням.
– Как тебе это удается?
– О, – сказала Пэтти, – когда начинается тихий час, я ложусь и закрываю глаза, они начинают ходить на цыпочках, смотрят на меня, шепчут: «Она уснула» и задергивают занавески вокруг кровати; а я достаю книгу и добрых два часа занимаюсь неправильными глаголами, когда же они приходят посмотреть на меня, я продолжаю спать. Они совершенно поражены тем, как много я сплю. Я слышала, как сиделка сказала врачу, что ей кажется, будто я не спала целый месяц. А хуже всего, – прибавила она, – что я
«Король французский как-то раз на холм взойти решился;
Он холм тот с войском покорил и тут же вниз спустился.»[9]
– Ты о чем? – поинтересовалась Присцилла.
– О древнеанглийском, – сказала Пэтти, усаживаясь за стол и принимаясь за уроки, пропущенные ею за три дня.
VIII. Покойный Роберт
Было десять часов и Пэтти, в третий раз перечитав «этику», но так и не поняв ни слова, объявила сонным голосом: «Придется мне выезжать на вдохновении: похоже, я не в состоянии постичь принцип», когда раздался стук в дверь и горничная объявила: – Миссис Ричардс желает видеть мисс Уайатт.
– В такой час! – испуганно воскликнула Пэтти. – Должно быть, что-то серьезное. Подумай, Присцилла. Что я такого натворила в последнее время, что могло бы разгневать директрису до такой степени, чтобы она вызвала меня в десять вечера? Как по-твоему, меня не собираются временно отстранить, отчислить, окончательно выгнать или еще что-нибудь в таком духе?