Леонид Кудрявцев
Подавив стон, Сергей поднял руку к затылку. Пальцами нащупал лысый островок-шрам. Именно он являлся центром нестерпимой боли, подобно стержню, вонзившемуся в мозг. Уверенно, умело массируя затылок, он словно заминал это болевое скопление, и оно становилась все меньше и меньше.
Через пять минут можно было перевести дух и закурить.
Он так и сделал, попутно полюбовался на нервную дрожь, сотрясавшую его длинные, почти музыкальные пальцы.
Взгляд переместился на обзорный экран, протянувшийся над пультом управления.
На экране был шар. Он имел, по показаниям приборов, не менее ста километров в диаметре. Правильность формы наводила на мысль об искусственном происхождении.
По мере того, как час за часом все то, что осталось от первоклассного звездолета, приближалось к шару, все яснее становилось, что это не простой астероид, поэтому перед Сергеем вставал трудный вопрос, требующий немедленного решения.
Стоит ли совершать посадку?
С одной стороны, шар - детище другой цивилизации. Может быть, это спасение?
С другой - если объект обитаем, то такую крупную вещь, как корабль, проглядеть не могли. Однако рация молчит, и никаких световых сигналов на поверхности шара не появляется. Похоже, он покинут?
На предпосадочную рулежку потребуется слишком много энергии, взлететь будет уже невозможно.
Сергей услышал, как где-то за его спиной с сухим треском лопнула водопроводная труба. Послышался шум льющейся воды, потом мерное гудение подъехавшего робота - единственного, оставшегося у него.
Через две минуты, заварив трубу, робот вернулся на свое место.
Сергей успел дать приказ на главный корабельный мозг, находящийся здесь же в рубке и поэтому уцелевший, как почувствовал, что воздух твердеет, подобно цементному раствору. В уши просочилось назойливое, комариное гудение.
Еще мгновение - и все началось...
На этот раз - Зинин. Как-то по-пижонски, закинув ногу на ногу и выгнув спину, он сидел на круглом табуретике, около правого полуэкрана, рассеянно поводил пальцем по своим модным усам и в этот момент удивительно походил на этакого прилизанного котика - бабушкина любимца, устроившегося на крылечке для того, чтобы, сохраняя деловое выражение, вымыть мордашку лапкой.
- Что, заело? Не можешь решить такой простой вещи?
- Пошел вон! - Сергей кинул в его сторону окурок.
Зинин заерзал на табуретке, уселся прямее.
- Спокойно, Краюхин, спокойно. Не трать нервы, они тебе еще пригодятся,
- Слушай, дядя, что тебе надо? Проваливай к чертовой матери.
- Что мне надо? Если бы я сам это знал. Милый Краюхин, я не могу не приходить, вот такая штука. Я видишь ли, Краюхин... Может быть, я хочу напомнить, что ты остался здесь, мы там, между нами пропасть. А ведь ее могло и не быть? "Так сложились обстоятельства" - любимая отговорка подобных тебе людишек. У тебя просто нет мужества сказать правду не только другим, но и себе.
Необъяснимо, почему Сергей вдруг успокоился, нервные мурашки, бегавшие по его ногам, словно заснули.
Подчеркнуто неторопливо он вынул из кармана сигарету.
- Сейчас, когда время многое прояснило, я вижу только два выхода из тогдашнего положения. Мне пришлось выбирать, и я выбрал наиболее подходящий вариант, я не мог выбрать другого.
- Да, конечно, - Зинин сощурился, - в результате этого "подходящего варианта" ты оставался с Зоей, мы уходили. Но вышло по-другому. Случайно она оказалась в кают-компании, и вот ты один. Совсем один. Один!
- Какая же ты скотина, Зинин.
Зинин замолк, сглотнул слюну.
Он всегда был таким, еще со школы космопилотов, беспощадным, бесцеремонным, не верящим ни во что и никому. Время его не изменило. В голове снова закололо. Крупная дрожь медленно поползла от пяток к кистям рук.
Был только единственный способ избавиться от визитера - нажать кнопку, вон ту, расположенную отдельно от других. Зинин исчезнет, но не будет ли хуже?
Теперь Зинин настроился на другой лад. Он сидел сгорбившись, лицо грустное.
- Послушай, Краюхин... Ну хорошо, ты вроде и не виноват. Ни один земной суд на основании таких данных не сможет тебя обвинить. Но какой же твой собственный суд? Суд, которым ты судишь себя, оставшись один в этом полуразрушенном звездолете. Неужели ни разу за все девять месяцев с момента катастрофы твоя совесть тебе ничего не сказала?
- Не твое дело! Моя совесть - это моя совесть. А ты не имеешь никакого права...
- Имею, еще как имею. Поскольку, через час, батенька, смерть принял, мученичество.
- Ба, Зинин, да ты никак словечкам обучился?
- Всему, батенька, научишься, всему. От скуки... Тоскливо ведь лежать на одном месте, надоело. Куда лучше побродить, душу потешить, тебе крылышки пощипать. Вот ты жив и, может, вывернешься, а я уже все, скукожился, кончился я.
- Скукожился. Пижон ты неотесанный. Где таких выражений нахватался?
- Да, недалеко здесь, близко совсем, в десяти парсеках. Кораблик там плавает, у него синхронный реактор вышел из строя. Ну, весь экипаж и "сыграл в ящик". Штурман, доложу я вам, неплохой парень. Он и песенки клевые знает. Хочешь, слою?
- Нет, и вообще... шел бы ты отсюда?
Зинин зашипел, засучил ладошками невидимую пряжу.
- Не дождешься, только если кнопочку нажмешь, кнопочку, вон ту, ее самую. Посмотри, полюбуйся, твоих рук это дело.
- Послушай, Зинин, что тебе от меня надо? зачем ты приходишь и порешь разную чушь? Издеваешься? Оказавшись на моем месте, ты бы поступил так же!
Теперь Зинин стал серьезен, он смотрел на Краюхина не мигая, как-то даже жалобно.
- Хорошо, Краюхин, я тебе отвечу. Почему я здесь? Потому что ты опережал меня всегда. Потому что я всю жизнь мечтал быть впереди тебя, и чтобы ты это почувствовал. Чтобы ты это понял. Ты всегда надувал меня. Даже сейчас, остаешься жить, а я помер, Только выиграл ли ты эту игру? Вот в чем вопрос... Я перестану тебе досаждать только тогда, когда ты жить не захочешь, когда ты мне позавидуешь. Позавидуешь - и победитель. Рано или поздно, но это случится. У человеческих сил есть предел, у твоих тоже, Понял ты меня? Нажимай кнопку, я не уйду, пока ты ее не нажмешь.
Сергей вытер рукой покрытое потом лицо. Под правым глазом пульсировала нервная жилка.
- Ты хочешь, чтобы я позавидовал? Никогда, черт тебя подери... Я давно чувствовал тайную неприязнь, с которой ты смотрел на меня. Теперь я знаю точно. Теперь тебе ни за что не добиться моей зависти. И не потому что ты умер, а я остался в живых. Потому что это невозможно. Подлецам не завидуют. Смотри!
Сергей повернулся к пульту управления и нажал кнопку.
Боковой экран осветился, на нем появилась центральная кают-компания. Знакомая до мелочей и ужасная в том виде, в котором она была сейчас.
Дыра, пробитая метеоритом, была видна хорошо. Трошин сидел на диванчике, закинув голову, на лице застыла псевдоулыбка - оскал смерти. Из-за отсутствия воздуха в каюте все казалось другим, более четким, резким, страшным.
Лицо Зинина не увидишь. Он рухнул на стол, да так и умер. На экране можно было разглядеть лишь его модно подстриженный затылок.
Сразу же после катастрофы Сергей, в полной уверенности, что Зоя жива, долго разыскивал ее по всем оставшимся под контролем палубам звездолета, пока ужасная догадка не утвердилась в его сознании. Превозмогая себя, он много раз разглядывал кают-компанию, но так и не смог установить место, где Зоя упала. Их было два, места, в которые мог упасть человек, оставшись вне поля зрения камеры. В каком же из них она находилась?
Первое было за низким диваном, в центре комнаты. С правой стороны из-за дивана даже торчал какой-то предмет, похожий на носок женской туфли. Правда, рассмотреть и решить, что это такое, было невозможно.
Второе место - за массивной подставкой под аквариум для рыбок. Когда исчез воздух - вода в аквариуме испарилась.
Где же находилась Зоя?
Первое время он тешил себя надеждой, думая, что ее там нет. Может быть, она в какой-нибудь, отрезанной от него, каюте? Единственный, оставшийся у него робот, вернулся с донесением: во всех остальных помещениях Зои, живой или мертвой, обнаружено не было.
Значит, она там, в кают-компании. Подчиняясь внутреннему, трудно объяснимому чувству, он не посылал робота в это единственное, не исследованное им место.
А если ошибка, если она в одной из пострадавших кают? Эта мысль возвращалась к Сергею, заставляя посылать умный механизм еще и еще раз в обход кают.
Может быть, оставляя кают-компанию неприкосновенной, он подчинялся желанию не расставаться, пусть даже с мизерной, но все же существующей надеждой? Кто знает?
И так, терзаясь сомнениями, надеясь на невозможное, все девять месяцев после катастрофы. Это были месяцы одиночества и нервного напряжения, странных, необъяснимых происшествий, не укладывающихся ни в одно разумное объяснение.
Преодолевая неповиновение словно ватного тела, он встал. Он заставил себя это сделать. Вместо стремительной ловкости получилось что-то прямо противоположное. Предстояло важное дело. Нужно было отревизировать скафандровый шкаф, который не открывался уже целый корабельный год.
Двигаться, двигаться больше, заняться настоящим делом, бросить самокопание - иначе закостенеешь или расплывешься инертной массой от безделия.
Неторопливо, стараясь ступать четче и увереннее, он вышел из рубки и двинулся по коридору. Мимо проплывали двери кают. Справа почти все каюты пострадали, двери в них были загерметизированы. Именно туда безуспешно посылал своего робота Сергей.
Коридор повернул. Вот она. Еще одна дверь, та самая, за которой находились останки трех четвертей экипажа...
Он очнулся, встал, ощупал карманы. Все цело. Сергей проделывал это машинально.
Что дальше? Он напряг память.
Что?.. Он куда-то шел, Куда? Что дальше?
А-а-а-а... Спортзал. Ну, конечно, он шел туда. С отчетливой ясностью он вспомнил, как встал из кресла, свою мысль о том, что так можно и расплыться. Точно, он шел именно туда.
Странный, факт, каждый раз, проходя мимо этой каюты, он словно выключался - падал.
Он пробовал брать с собой различные приборы и все же установил отсутствие какого-либо излучения. Оставалось сделать вывод, что это явление психического характера. Вскоре он привык к нему, притерпелся.
Сергей вошел в спортзал, остановился на краю бассейна, поглядел на свое отражение.
Водяное зеркало скрадывало мелкие детали: морщинки, несколько седых прядей, лихорадочный блеск глаз. Отражение показывало его таким, каким он был недавно, до катастрофы.
Да, теперь жизнь разделена четким барьером: до и после. Сможет ли он когда-нибудь, если удастся, чудом выбраться, стать прежним Сергеем Краюхиным?
Наверное, это уже невозможно. Как невозможно выбросить из памяти те ужасные мгновения катастрофы.
Он подошел к брусьям. Руки привычно и уверенно легли на них. Сергей подтянулся и тотчас же спрыгнул на пол.
Стоп. Вот оно... Он шел к шлюзовой камере. Как он мог об этом забыть? Нужно подготовить и проверить скафандр...
На это ушло полчаса.
Захлопывая дверь скафандрового шкафчика, он почувствовал едва уловимый толчок.
Итак, эта развалина все же села. Молодец, автомат, браво!
На взлет, конечно, энергии не хватит. Возвращаться в рубку бессмысленно, решение надо принимать здесь.
Стоит выходить или нет?
Шар явно искусственный. Обитаем ли он? Если да - это шанс на спасение. Если нет? Тогда все кончено и последний, максимально приближенный к нулю шанс на возвращение домой, превратится в полный, неоспоримый нуль. Потеряв эту ничтожно малую часть процента, он потеряет очень много - надежду.
Пора одеваться и выходить. Странновато как-то, сейчас все может решиться.
Он оглянулся. Успел краем глаза заметить движение в коридоре, по которому прошел сюда. Словно что-то, до того как попало в фокус глаза, и удалось хотя бы примерно определить, что оно из себя представляет, исчезло.
Коридор не изменился, остался таким, каким был, когда Сергей совсем недавно шел по нему. Да и чему в нем двигаться? Две голых стены с дверями через равные промежутки.
Сергей повернулся к шкафчику, снова открыл дверцу, вынул скафандр.
Такое с ним случалось. Эти странные штуки уже давно, если не стали привычными, то хотя бы перестали пугать. Как и обмороки у дверей каюты или появление Зинина.