— Господа! — суетился офицер в очках. — Больше непринужденности, естественности, больше улыбок. Беседуйте. Корреспонденты атакуют вопросами. Снимаем панораму. Камера!
Застрекотал киноаппарат. Оксана подошла к Бугелю.
— Что случилось, господин капитан?
— О, сегодня настоящий праздник, — ответил толстяк, не отрывая радостно поблескивающих глаз от группы, на которую был нацелен аппарат. — Видите тех двух? Это командир эскадрильи майор Вернер и его штурман. Более месяца назад, еще до того, как их дивизия прибыла сюда, самолет майора был сбит в воздушном бою в тылу русских войск. Все считали, что экипаж погиб или захвачен в плен. Прошел месяц — и майор воскрес. Он вывел с собой своего штурмана. Это небывалый случай, чудо. Они где–то достали одежду русских, прошли ночами более двухсот километров и сумели перебраться через линию фронта. Они только что прибыли. Говорят, майор Вернер — исключительно отважный летчик, асе, у него уйма наград. Он начал войну в Польше, летал над Англией, Францией, Грецией. Ему страшно везет. Сейчас сюда приедет командир дивизии. Вернер — любимец генерала Ригеля. Будут снимать их встречу для кинохроники. Видите, сколько репортеров? Теперь имя Вернера прогремит на всю Германию.
«Если даже Бугель поддался общему энтузиазму и прославляет отважных, значит, майор Вернер действительно совершил редкостный подвиг», — подумала Оксана. Тут она вспомнила Андрея, его рассказ о том, как он боролся со смертью, и вдруг все, что она видела сейчас, поплыло у нее перед глазами. Девушка схватила за руку Бугеля и только благодаря этому удержалась на ногах.
— Простите, у меня закружилась голова, — сказала она удивленно взглянувшему на нее начальнику столовой.
Не надо думать об Андрее, не надо вспоминать… Тихий явится и решит, как нужно поступить. Оксана отошла от Бугеля и присоединилась к официанткам, стоявшим у дверей столовой.
Со стороны города аэродром был обнесен высокой кирпичной стеной, поверх которой была протянута колючая проволока. Столовая представляла собой приземистую деревянную, крытую толью постройку барачного типа. Тут был скос почвы; правый, обращенный к взлетным площадкам скат крыши почти касался земли, и, чтобы попасть в зал столовой, нужно было спуститься по небольшой лесенке. Почти все окна выходили к кирпичной стене. Капитану Бугелю нравилось такое расположение подведомственного ему объекта: он почему–то вообразил, что бомбы при транспортировке от склада к самолетам могут взорваться, и чувствовал себя в столовой, как в надежном укрытии.
Оксана окинула взглядом огромное взлетное поле, по краям которого выстроились в несколько рядов тяжелые самолеты. Эти тупорылые машины словно олицетворяли ту ненавистную силу, с которой боролась Оксана. Однако зло заключалось не в технике, а в людях, владевших ею.
Люди эти находились перед ее глазами. Оксана начала жадно рассматривать летчиков, точно впервые их видела. Внешне они выглядели вполне прилично, и девушка при всем своем желании не могла найти ни одного уродливого лица. Уродливым было их сознание. К чему стремится этот летчик–ас с худым лицом аскета? Что он думает о тех людях, чью одежду одел, чтобы пробраться сюда и снова стать кровавым убийцей? О чем он вообще думает, каков его внутренний мир?!
Размышления Оксаны прервала громкая команда. Летчики вытянулись и замерли. Часовые распахнули обе створки ворот, и на аэродром вкатила новенькая открытая машина. На заднем сиденье, заложив пальцы правой руки за борт мундира, неподвижно, как истукан, восседал поджарый генерал с крючковатым хищным носом. Снова застрекотал киноаппарат. В мгновенье ока сидевший рядом с шофером адъютант оказался на земле и открыл дверцу. Генерал не спеша поднялся, вышел из машины. Он сощурил глаза, и на маленьком сухом лице с поджатыми тонкими губами появилось подобие улыбки. Четко печатая шаг прямыми, негнущимися в коленях ногами, к нему подошел подполковник Хенниг и отдал рапорт. Генерал слушал, подняв два пальца к козырьку фуражки с белым околышем и высокой тульей, но смотрел не на подполковника Хеннига, а на стоявшую позади него группу летчиков.
Рапорт был окончен, раздалась команда «вольно». Улыбающийся генерал, позируя перед объективом киноаппарата, неторопливым пружинистым шагом подошел к Вернеру, молча обнял его и расцеловал. Затем он обнял и поцеловал второго летчика. После этого Ригель вытащил из кармана тонкий белоснежный платок и театральным жестом поднес его к глазам. Это означало, что генерал прослезился. Операторы установили перед ним микрофон. Генерал Ригель спрятал платок и заложил руку за борт мундира.
— Господа офицеры! — раздался его резкий, сильный голос. — Сегодняшний день войдет в историю нашей Дивизии как одна из ее славных страниц. Сегодня мы чествуем двух смельчаков, показавших стойкость и величие немецкого духа. Те, кого мы считали погибшими. — майор Вернер и обер–лейтенант Хольц, — снова среди своих боевых друзей. Их подвиг — вдохновляющий пример для всех нас. Господа, я рад, что командую такими храбрецами. Фюрер и Германия ждут от вас новых подвигов!
Ригель вскинул руку в нацистском приветствии.
— Хайль Гитлер!
— Хайль! Хайль!! — исступленно заорали летчики.
К Ригелю подбежал адъютант. Генерал взял из его рук две коробочки с приборами безопасных бритв и передал их Вернеру и Хольцу. Церемонию вручения подарков также сняли на пленку. Готовились снимать еще что–то, но Бугель приказал официанткам идти в столовую, и Оксана не смогла увидеть, какие сцены были разыграны перед объективами киноаппаратов.
Оказалось, что обед еще не начинался.
Не успела Оксана обслужить несколько столиков, как капитан позвал ее в кладовую.
— Помогите мне, Анна, — сказал он, озабоченно хмурясь. — Командир полка приказал организовать выпивку на десять персон. Возможно, сам господин генерал пожелает отобедать в нашей столовой. Вон там, в углу за мешками, коньяк. Достаньте пять бутылок и сотрите с них пыль. Приготовьте чистые скатерти, лучшую посуду. Нельзя ударить лицом в грязь. Подавать будете вы. Себе в помощницы возьмите кого–либо, кто у вас посмазливей. Должен вам сказать по секрету, что подполковник Хенниг большой бабник. Берегитесь его. Я говорю вам это, как отец. Вы понимаете мое положение: если что–нибудь случится, я ничем не смогу вам помочь. Командир полка!
— Мне опасаться нечего, — спокойно сказала Оксана, ставя на стол бутылки. — Ведь господин подполковник приказал, чтобы обеды к нему в кабинет носила эта… Лялька. По–моему, он ею очень доволен, я видела, как он вез ее вчера в машине.
— Неизвестно, что может взбрести ему в голову, — сердито проворчал Бугель. — Он вами тоже интересуется. Расспрашивал. Они в своем клубе бог знает что вытворяют.
Офицерский клуб находился за городом в бывшем доме отдыха. Теперь это место пользовалось дурной славой. Впрочем, не у всех. Лялька — ленивая, развязная девица, бывшая буфетчица вокзального ресторана — бесстыдно хвасталась перед другими официантками, что она уже дважды побывала в офицерском клубе, и показывала браслет, подаренный Хеннигом.
Оксана оценила обстановку. Подвыпившие летчики, несомненно, будут вести деловые разговоры, и она сможет услышать много интересного. Однако, если она задержится еще на несколько часов в столовой, Тихий сегодня уже не сможет встретиться с ней.
— Господин капитан, — обратилась девушка к начальнику столовой. — Я все приготовлю, а подавать будут Лялька, Таня и Ольга. Видите ли, мне нужно в город. Я познакомилась еще с одним человеком. Возможно, этот покупатель даст дороже.
— Нет, нет, — замахал руками Бугель. — Встретитесь с ним завтра. Завтра вы можете совсем сюда не являться целый день, но сегодня вы мне необходимы. Такой случай… Кроме вас, я никому не могу доверить.
Ригель согласился отобедать за товарищеским столом, в узком кругу летчиков. Генерал заботился о своей популярности: он хотел, чтобы его не только боялись, но и любили. Тем не менее он понимал, что любовь и страх так же несовместимы, как огонь и вода. Тут очень важно было соблюсти чувство меры, удержаться на грани между доступностью товарища по оружию и недосягаемостью военного начальника.
Генерал блестяще справился с трудной задачей. Садясь за стол, он вел себя, как простой смертный, — улыбался, шутил, но в то же время от его лица и всей фигуры веяло таким холодом, точно генеральский мундир облекал не живое тело, а обтесанную глыбу сухого льда.
Когда все уселись и рюмки были наполнены, поднялся Хенниг и предложил выпить за здоровье прославленного командира дивизии. Ригель выслушал тост, прикрыл глаза ресницами и иронически скривил тонкие губы. Он давал понять, что ему не по душе чрезмерное внимание к его особе, и он не желает слушать льстивые слова.
— Господа! Мы собрались здесь как товарищи–друзья. Давайте на время обеда забудем о чинах. Я предлагаю тост: выпьем за самую прочную сталь — за солдатское товарищество, выкованное нашей общей военной судьбой в огне сражений.
Он чокнулся со всеми, выпил и закусил двумя ломтиками сыра, рассказал анекдот о Черчилле и его сыне–летчике, развеселил всех и, взглянув на часы, вдруг стремительно поднялся. Тотчас же вскочили на ноги все, кто сидел за столом:
— Я очень тронут, господа… — строго сказал генерал. — Благодарю за доставленное удовольствие. К сожалению, я должен с вами попрощаться. Нет, нет, меня не надо провожать. Оставайтесь на своих местах. Желаю вам весело провести время.
Он взглянул только на Вернера и улыбнулся ему снисходительно–одобрительной улыбкой.
Как только генерал и его адъютант покинули зал, компания за столом повела себя более непринужденно. Подполковник Хенниг сразу же приказал убрать со стола рюмки и заменить их стаканами. Сперва налили по полному стакану Вернеру и обер–лейтенанту Хольцу. Они постились несколько недель и теперь должны были выпить штрафную порцию.
Началась попойка.
Оксана наблюдала за «воскресшими». Оба уже успели сбрить бороды, переодеться в военную форму и ничем не напоминали тех оборванцев, какими они явились на аэродром.
Лицо майора Вернера с нежным румянцем на чистой молочной коже казалось совсем юным. Чудесными были его длинные светлые волосы. Они блестели, как… Оксана долго подбирала сравнение и наконец нашла — волосы летчика своим цветом и блеском напоминали овсяную солому: именно такой бывает она после обмолота. Его глаза при электрическом освещении казались густо–синими, глубокими. Он пил наравне со всеми, но молчал и только застенчиво улыбался, слушая, как штурман рассказывает об их «походе».
Поставленные на стол бутылки вскоре были опорожнены, и Хенниг потребовал, чтобы капитан Бугель «пополнил запас горючего». Лицо командира полка порозовело, он то и дело бросал долгие и пристальные взгляды на официанток, словно решая для себя, кто из них красивее. Лялька расцветала под этими взглядами, но глаза подполковника Хеннига все чаще и чаще останавливались на Анне Шеккер. Он улыбался ей.
Улучшив удобную минуту, Оксана вошла в кладовую к Бугелю.
— Я больше не могу, — сказала она решительно. — Я ухожу. Мне нездоровится…
— Потерпите, Анна. Командир полка будет недоволен вашим…
Бугель осекся. Оксана оглянулась — на пороге стоял Хенниг.
— Капитан, нам не хватает женского общества, а вы шепчетесь здесь… — сказал он, упираясь обеими руками в косяки дверей. — Несколько странное занятие для человека в вашем возрасте, к тому же примерного семьянина. Как это понять?
— Господин подполковник, — залепетал перепуганный начальник столовой, — официантка зашла по делу. Наш разговор Чисто служебный.
Подполковник взмахнул головой, отбрасывая назад упавшие на потный лоб рыжие пасмы, и насмешливо посмотрел на Анну.
— Знаю я эти служебные разговоры… Не ожидал, капитан! Вы бы лучше приказали девушкам сесть за стол.
— Нет необходимости приказывать, достаточно вашего желания, господин подполковник. Анна, скажите девушкам, что их приглашают к столу.
— Мы приглашаем и Анну.
Оксана строго посмотрела в серые глаза Хеннига.
— Господин подполковник, надеюсь, извинит меня. Я себя очень плохо чувствую сегодня и буду только мешать вашему веселью.
Хенниг понял, что это отговорка, и засмеялся.
— О, мы дадим вам лекарство… Рюмочку коньяку — и все пройдет.
Он взял ее под руку, вывел в зал. Девушки уже сидели за столом: сияющая Лялька возле Вернера, растерянная, испуганная Ольга — возле его товарища. Хенниг усадил Оксану рядом с собой.
— Женщины — цветы! — сказал подполковник, разливая коньяк в стаканы, — пока наш стол украшают только три цветка, но в скором времени мы пополним букет… Пьем за здоровье прекрасного пола!
Командир полка любезно подал Оксане стакан. Все выпили. Оксана только пригубила стакан и поставила его на стол.
— Нет, так не годится, милая, — засмеялся подполковник. — Нужно выпить до дна.
— Я не буду пить, — Оксана упрямо сжала губы.
— О, так не бывает. У меня все пьют.
Хенниг поднес стакан к губам девушки. Он уже не смеялся.
Оксана взяла стакан и выплеснула коньяк через плечо. Полковник криво усмехнулся и снова налил.
— Теперь попрошу без фокусов, Анна. Все равно я заставлю.
Девушка сидела неподвижно, лицо ее точно окаменело.
— Ну?! — крикнул Хенниг.
— Оставь, Эрнст! — сказал с досадой Вернер. — Не надо подымать шум. Знаешь, я не люблю…
Командир полка стиснул зубы и посмотрел на летчика.
— Людвиг, не вмешивайся. Может быть, ты выпьешь за нее?
— С удовольствием, если это решает вопрос, — Вернер широко улыбнулся и взял стакан. — Ваше здоровье, Анна. У меня есть младшая сестра, ее тоже зовут Анна. Ваше здоровье!
Он запрокинул голову и выпил.
— Я желаю счастья вашей сестре, — сказала Оксана. — Да хранит ее бог.
Вернер засовывал в рот поддетые на вилку шпроты и только кивнул головой. Лялька подкладывала в его тарелку закуску. Он вытер платком губы, поцеловал Ляльку в щеку, засмеялся.
— Напрасно, Анна, ты капризничаешь, — наклонившись к Оксане, зашептал Хенниг. — Все равно будет по–моему. Я не отступлюсь.
Подполковник встал из–за стола и вышел из зала. Через несколько минут он вернулся и, сжав пальцами руку Оксаны выше локтя, объявил:
— Забирайте бутылки. Едем, нас ждут в офицерском клубе. Там будет полный букет…
Так же не выпуская руку девушки, Хенниг вывел ее из столовой и усадил рядом с собой в машине. Синие сумерки уже окутали землю. Тихие звезды горели в небе, едва зеленоватом на западе. Подошел пошатывающийся Вернер под руку с Лялькой и попросил шофера пересесть на заднее место.
— Не надо! — запротестовала Лялька. — Аня, скажи, ради бога, подполковнику, чтобы он не разрешал Людвигу. Ведь он пьян. Мы разобьемся.
Оксана молчала. Молчал и Хенниг. Он откинулся на спинку и смотрел в небо. Вернер втащил в машину упиравшуюся Ляльку, сел за руль, оглянулся на стоявшие позади автомобили.
— Готовы? Не отставать! Я еду впереди, Эрнст?
— Да, — сказал подполковник и закрыл глаза. — Анна, не бойся. Ганс, говори майору повороты.
Он знал, как ездит Вернер…
Ворота раскрыли. Вспыхнули фары, и автомобиль, сорвавшись с места, помчался по Степной. Хенниг сидел с закрытыми глазами, крепко сжимая руку Оксаны. Шофер то и дело тревожно выкрикивал:
— Правый поворот!.. Тише!.. Левый!.. Прямо!..
Это была бешеная езда. Машину заносило на поворотах, но Вернер не сбавлял скорости Лялька втянула голову в плечи и тихо, жалобно взвизгивала. Задние автомобили отстали, их не было видно.
— Не бойся, Анна, — снова сказал Хенниг, обняв девушку. — Мы не разобьемся. Людвиг — счастливчик, ему везет… Боже, как ему везет!
Они пронеслись по улицам большого притихшего города и выскочили на прямое шоссе. Тут Вернер выжал из машины все, что можно было выжать.
— Внимание! Сейчас правый поворот! — закричал шофер. — Тише, тише, господин майор. Прямо в ворота. Тише! Левый поворот! Стоп!
Автомобиль описал полукруг возле широкой клумбы, взвизгнув тормозами, и остановился у широкого подъезда двухэтажного дома с колоннами. Окна на верхнем этаже были освещены.
Вернер помог Ляльке сойти с машины, вытащил из кармана бутылку и отпил несколько больших глотков. Он был бледен.