Ты видел, как серые стены встают
Над морем, над пеной седой,
И камни опасную песню поют,
Расправой грозя и бедой:
«Достаточно взгляда на грозную твердь,
Чтоб ты, нечестивец, нашел свою смерть.
Тишком ли идешь меж прибрежных коряг,
По полю ли волком бежишь.
Владычица моря услышит твой шаг,
Наполнится грохотом тишь,
Когда расплюются свинцовым плевком
Сто пушечных жерл с ненавистным врагом…»
Й. Л. Рунеберг. Сказания прапорщика Столя
Безмолвный и одинокий в ночи, среди моря льда, Свеаборг ждал.
Шесть островных крепостей отбрасывали тени в лунном свете — они ждали. Неровные гранитные стены высились над островами, ощетинившись рядами молчаливых пушек, — они ждали. А за стенами, около пушек, днем и ночью сидели мрачные, полные решимости мужчины — они ждали.
Прилетевший с северо-запада ветер донес до Свеаборга звуки и запахи далекого города. Полковник Бенгт Антонен дрожал от холода, вглядываясь в ночь. Форма свисала с его худого мускулистого тела, в серых глазах застыло беспокойство.
— Полковник? — раздался голос за его спиной. Антонен чуть обернулся и хмыкнул. Капитан Карл Баннерсон четко отдал ему честь и встал рядом.
— Надеюсь, я не побеспокоил вас, — сказал он.
— Ничуть, Карл. Я просто задумался.
Они немного помолчали.
— Русские сегодня особенно разошлись. Был жуткий обстрел, — начал Баннерсон. — Несколько человек ранены на льду, нам пришлось погасить два костра.
Полковник продолжал разглядывать глыбы льда за стенами.
— Людям не следовало находиться там, — рассеянно проговорил он.
Баннерсон, поколебавшись несколько мгновений, все-таки решился спросить:
— Что вы имеете в виду?
Старший офицер продолжал молча смотреть в ночь. Так прошло несколько минут, затем Антонен повернулся к капитану. На его лице застыло напряженное беспокойство.
— Что-то не так, Карл. Что-то очень не так.
В голубых глазах капитана промелькнула озадаченность.
— В каком смысле?
— Адмирал Кронштет, — ответил полковник. — Мне совсем не нравится то, что он делает в последнее время. Он меня беспокоит.
— Что вы имеете в виду?
Антонен покачал головой.
— Его приказы. И то, как он разговаривает. — Высокий, худой финн показал на город, расположенный вдалеке. — Помнишь, когда в начале марта русские осадили город? Они притащили на санях батарею и установили ее на скале около гавани Хельсинки. Когда мы начали отвечать на их обстрелы, каждый наш выстрел сказывался на городе.
— Совершенно верно. И что?
— Тогда русские попросили о перемирии и вступили с нами в переговоры. Адмирал Кронштет дал свое согласие на то, чтобы сделать Хельсинки нейтральной зоной с условием, что ни одна из сторон не будет строить там укрепления. — Антонен достал из кармана листок бумаги и помахал им перед носом Баннерсона. — Генерал Сухтелен позволяет офицерским женам, живущим в городе, время от времени нас навещать, и через них я получил вот этот доклад. Складывается впечатление, что русские действительно убрали оттуда пушки, но зато перевели в Хельсинки свои бараки, госпитали и лавки. И мы ничего не можем сделать!
Баннерсон нахмурился.
— Теперь я понял. Адмирал читал доклад?
— Разумеется, — нетерпеливо ответил Антонен. — Но он не желает ничего предпринимать. Ягерхорн и его шайка убедили адмирала в том, что докладу не стоит доверять. И теперь русские сидят в городе в полной безопасности.
Он сердито смял листок и засунул его в карман.
Баннерсон промолчал, и полковник снова, бормоча под нос ругательства, отвернулся к стенам крепости.
Несколько минут царило напряженное молчание. Капитан смущенно потоптался на месте, а потом, откашлявшись, спросил:
— Вы считаете, что нам угрожает серьезная опасность?
Антонен рассеянно взглянул на него.
— Опасность? — переспросил он. — Нет, конечно. Крепость очень сильна, а русские — слабы. Им потребуется гораздо больше артиллерии и людей, чтобы решиться на штурм. А у нас достаточно продовольствия, чтобы выдержать любую блокаду. Как только снег растает, Швеция пришлет нам подкрепление с моря. — Он помолчал немного, а затем продолжил. — Однако я обеспокоен. Семья Кронштета осталась здесь вместе с другими беженцами, и он сильно за них волнуется. Адмирал видит слабые места повсюду. Солдаты верны своей присяге и готовы умереть, защищая Свеаборг, но офицеры… — Антонен вздохнул и покачал головой.
Повисло молчание, затем полковник произнес:
— Здесь ужасно холодно. Пойдем-ка лучше внутрь.
Баннерсон улыбнулся:
— Вы правы. Может быть, Сухтелен пойдет завтра в атаку и решит все наши проблемы.
Полковник рассмеялся и хлопнул его по спине. Тогда они поспешно покинули бастион.
— Если адмирал позволит — я не согласен. Не вижу причин вступать сейчас в переговоры. Свеаборгу не страшен штурм, а припасов у нас больше чем достаточно. Генерал Сухтелен не может нам ничего предложить.
На лице полковника Антонена застыла маска сдержанного спокойствия, однако костяшки пальцев, сжимавших рукоять сабли, побелели, когда он произнес эти слова.
— Чушь! — Аристократическое лицо полковника Ягерхорна скривилось в презрительной усмешке. — Мы оказались в очень серьезном и даже опасном положении. Адмиралу прекрасно известно, что у нас слабая оборона, кроме того, мы стали еще более уязвимы из-за льда, благодаря которому враг может подобраться к нам отовсюду. Запасы пороха подходят к концу. Русские обстреливают нас из своих пушек, и их количество увеличивается с каждым днем.
Сидевший за столом коменданта вице-адмирал Карл Олоф Кронштет мрачно кивал.
— Полковник Ягерхорн совершенно прав, Бенгт. У нас имеется множество причин для того, чтобы встретиться с генералом Сухтеленом. Свеаборг в опасности.
— Но, адмирал… — Антонен взмахнул бумагами, которые держал в руке. — В докладах, которые я получил, ни о чем подобном не сообщается. У русских всего около сорока пушек, и мы продолжаем превосходить их числом. Они не могут пойти в наступление.
— Если так говорится в ваших докладах, полковник, — с усмешкой заявил Ягерхорн, — значит, они ошибаются. Лейтенант Клик находится в Хельсинки, он сообщает мне, что враг значительно превосходит нас числом. И у них гораздо больше сорока пушек!
Антонен повернулся к своему коллеге и раздраженно выкрикнул:
— Клик! Вы слушаете Клика! Клик идиот и аньяльский предатель; если он находится в Хельсинки, так это потому, что он работает на русских.
— Кое-кто из моих родственников являлся членом Аньяльского союза, они не предатели, как, впрочем, и Клик. Они финны, которые любят свою родину, — холодно и высокомерно заметил Ягерхорн.
Бенгт Антонен прорычал что-то невразумительное и снова повернулся к Кронштету.
— Адмирал, я могу поклясться, что мои доклады абсолютно точны. Нам нечего бояться, если мы продержимся до того момента, когда начнет таять лед. А мы сделаем это без проблем. Как только откроется навигация, Швеция пришлет нам подкрепление.
Кронштет медленно поднялся со стула, и Антонен впервые заметил, какое у него измученное лицо.
— Нет, мы не можем отказаться от переговоров. — Он покачал головой и улыбнулся. — Ты слишком яростно рвешься в бой. Мы не имеем права действовать необдуманно.
— Если в этом есть необходимость, вступайте в переговоры. Но ничего не отдавайте врагу. Судьба Швеции и Финляндии зависит от нас. Весной генерал Клингспор и шведский флот начнут контрнаступление с целью изгнать русских из Финляндии, но для этого мы должны удержать Свеаборг. Моральный дух армии будет сильно подорван, если крепость падет. Несколько месяцев, господин адмирал… Нам нужно продержаться всего несколько месяцев, а потом Швеция выиграет войну.
На лице Кронштета появилось отчаяние.
— Полковник, похоже, вы не в курсе последних новостей. Швеция подвергается повсеместным атакам; ее армия терпит поражение на всех фронтах. Мы не можем рассчитывать на победу.
— Эти новости напечатаны в газетах, которые вам присылает генерал Сухтелен, по большей части в русских газетах. Неужели вы не понимаете, господин адмирал, что они лживы? Мы не можем на них полагаться.
Ягерхорн цинично захохотал.
— Какая разница, правдивы новости или нет? Антонен, ты и в самом деле думаешь, будто Швеция может одержать победу? Ты полагаешь, будто маленькое бедное северное государство в состоянии противостоять России, чья территория тянется от Балтийского моря до Тихого океана, от Черного моря до Северного Ледовитого океана? России, союзнице Наполеона, которая легко раздавила коронованные головы Европы? — Он снова холодно рассмеялся. — Мы разбиты, Бенгт, разбиты. Нам остается только позаботиться о наиболее выгодных условиях мира.
Антонен несколько мгновений молча смотрел на Ягерхорна, а когда заговорил, его голос звучал напряженно и резко.
— Ты пораженец, трус и предатель. Ты позоришь форму, которую носишь.
Глаза аристократа полыхнули яростью, и рука непроизвольно потянулась к рукояти сабли. Он даже сделал угрожающий шаг вперед.
— Господа, господа. — Кронштет быстро встал между офицерами. — Мы находимся в осаде, наша родина в огне, наши армии терпят поражение. Сейчас не время ссориться. — Его лицо стало суровым и жестким. — Полковник Ягерхорн, немедленно возвращайтесь в расположение своего полка.
— Слушаюсь, господин адмирал. — Ягерхорн отдал честь, развернулся и покинул комнату.
Кронштет печально покачал головой.
— Бенгт, Бенгт, ну почему ты не понимаешь? Ягерхорн прав, и остальные офицеры с ним согласны. Если сейчас мы вступим в переговоры, то, возможно, сумеем спасти флот и жизни наших солдат.
Полковник Антонен стоял навытяжку и смотрел мимо адмирала, словно того не было в комнате.
— Адмирал, — сказал он холодно, — а если бы вы думали так же перед Руотсинсалми? Что сталось бы тогда с вашей победой? Пораженчество не помогает выигрывать сражения…
Сердитый голос Кронштета прервал его:
— Достаточно, полковник. Я не намерен терпеть неповиновение. Обстоятельства вынуждают меня вступить в переговоры о сдаче Свеаборга. Встреча между мной и Сухтеленом намечена на шестое апреля, и я на нее отправлюсь. А вы больше не будете подвергать сомнению мое решение. Это приказ!
Антонен молчал.
Адмирал Кронштет несколько минут глядел на него, и в глазах продолжал полыхать гнев. Затем он нетерпеливо показал на дверь.
— Вы свободны, полковник. Немедленно возвращайтесь в расположение своей части.
Капитан Баннерсон с трудом скрывал потрясение и удивление.
— Этого не может быть! Мы сдадимся? Но почему адмирал принял такое решение? Солдаты, по крайней мере, готовы сражаться…
Антонен невесело улыбнулся. В его глазах застыло невыразимое отчаяние, а рука то и дело сжимала рукоять клинка. Он прислонился к украшенному изысканной резьбой надгробию — оно располагалось в тени деревьев внутри одного из центральных двориков крепости Варгон. Баннерсон застыл на ступенях лестницы, ведущей к мемориалу.
— Все мужчины хотят сражаться. — Полковник пожал плечами. — В отличие от офицеров. — Он снова рассмеялся. — Адмирал Кронштет — герой победоносного сражения при Руотсинсалми — превратился в неуверенного, охваченного страхом старика. Генерал Сухтелен его переиграл: газеты, которые он присылает ему из Франции и России, слухи из Хельсинки, доставляемые офицерскими женами, — все это поселило в его душе зерно пораженчества. А полковник Ягерхорн помог этому зерну прорасти.
Баннерсон по-прежнему не мог понять, что происходит.
— Но чего… чего боится адмирал?
— Всего. Он видит слабые места в нашей обороне там, где их нет. Он боится за судьбу своей семьи, за флот, который когда-то привел к победе. Адмирал утверждает, будто Свеаборг беспомощен перед наступившей зимой. Он слаб и напуган, и всякий раз, когда его охватывают сомнения, Ягерхорн и его шайка убеждают его в том, что он совершенно прав.
Лицо Антонена исказила гримаса ярости. Он уже больше не мог сдерживаться, и его голос сорвался на крик.
— Трусы! Предатели! Адмирал Кронштет дрожит от страха и не уверен в себе, но если бы они проявили твердость, он тоже смог бы собрать остатки своей храбрости и здравого смысла.
— Полковник, прошу вас, не так громко, — остановил его Баннерсон. — Если то, что вы говорите, правда, что мы можем сделать?
— Переговоры назначены на завтра. Кронштет может не принять условий, но если он на них согласится, мы должны быть готовы. Соберите всех верных людей и скажите, чтобы оставались в полной боевой готовности. Можете называть это мятежом, если хотите, но Свеаборг не сдастся без боя, пока в стенах крепости остается хотя бы один честный солдат, который сможет заряжать пушки. — Финский офицер выпрямился и убрал в ножны клинок. — А я тем временем поговорю с полковником Ягерхорном. Может быть, удастся остановить это безумие.
Смертельно побледневший Баннерсон медленно кивнул и повернулся, собираясь уйти. Антонен направился к лестнице, но в следующее мгновение остановился.
— Карл? — позвал он, и швед обернулся. — Надеюсь, вы понимаете, что моя жизнь и, возможно, будущее Финляндии в ваших руках?
— Вы можете нам доверять, — ответил Баннерсон.
Оставшись в одиночестве, Антонен посмотрел на могилу.
— Ты построил отличную крепость, Эренсвард. — Его тихий голос едва слышно прозвучал в ночи. — Будем надеяться, что люди, которые ее охраняют, сравнятся с ней в надежности.
Ягерхорн нахмурился, увидев, кто стоит на пороге.
— Ты? После всего, что произошло сегодня? А ты, оказывается, смельчак. Чего ты хочешь?
Антонен проследовал за ним в комнату и прикрыл за собой дверь.
— Мне нужно поговорить с тобой. Я хочу, чтобы ты изменил свое отношение к происходящему. Кронштет прислушается к тебе; если ты будешь против, он не станет капитулировать. И Свеаборг не падет.
Ухмыльнувшись, Ягерхорн сел в кресло и откинулся на высокую спинку.
— Возможно. Я ведь его родственник. Адмирал уважает мое мнение. Речь не о том: Швеция не в состоянии выиграть войну, и, чем дольше мы тянем, тем больше финнов гибнет в сражениях. — Он спокойно посмотрел на своего нежданного гостя и продолжил: — Швеция проиграла. Но Финляндии нет никакой необходимости терпеть поражение. Царь Александр заверил нас, что Финляндия будет автономным государством под его защитой. Мы получим гораздо больше свободы, чем имели раньше, под шведами.
— Но мы же шведы! — возразил Антонен. — Наш долг защищать нашего короля и родину. — Его голос дрожал от возмущения.
Легкая улыбка появилась на губах его собеседника.
— Шведы? Мы финны. Что сделала для нас Швеция? Получала налоги, забирала наших юношей и оставляла их умирать в грязи в Польше, Германии и Дании. Она превратила нашу родину в поле боя, где ведет свои войны. И ради всего этого мы должны хранить верность Швеции?
— Швеция поможет нам, когда растает лед. Нам нужно продержаться только до весны и дождаться шведского флота.
Ягерхорн вскочил на ноги.
— Полковник, на вашем месте я бы не стал рассчитывать на помощь Швеции! Вам следует освежить в памяти историю этой страны. Где был Карл XII, когда он был так нам нужен? Разъезжал по всей Европе, а для бедной страдающей Финляндии у него не нашлось свободной армии. Где сейчас маршал Клингспор, когда русские разоряют наши земли и сжигают города? Разве он сражается за Финляндию? Нет! Он отступил — чтобы оградить Швецию от нападения врага! — В его словах прозвучали горечь и насмешка одновременно.
— Значит, ты готов променять Швецию, которая не бросилась нам на помощь сразу, на Россию? На тех, кто является нашим историческим врагом? На тех, кто в эту минуту убивает наших сограждан? Мне представляется, что сделка получается не слишком выгодная.