– Это покушение!
– Надо вызвать полицию!
– Ничего не трогать!
– Не прикасайтесь к ней, она ранена!
– Это граната!
– Спасайся, кто может!
Началась суматоха, перешедшая в панику и закончившаяся столпотворением в дверях.
Тем временем я приблизительно рассчитал траекторию снаряда и широкими шагами направился в противоположный угол зала, внимательно вглядываясь в лица спешащих в ту же сторону людей. Не найдя никого, к кому бы я мог обратиться с вопросом: "Простите, это не вы только что стреляли и убили старую даму?", я вернулся назад, к трупу, возле которого уже стояли четверо полицейских в форме. На улице раздалась сирена полицейской машины, и в следующее мгновение в зал вбежали еще шестеро полицейских в форме.
Немного раньше, когда я подходил к столпившимся вокруг трупа людям, я наступил на небольшой твердый предмет и немного раздавил его ногой. Я тщательно осмотрел пол под ногами, замусоренный окурками и использованными билетами, и обнаружил гильзу, на которую я наступил. Я поднял ее и увидел, что она была пустой. На гильзе было написано: "СУПЕР-Х 45 АВТО".
– Отойдите в сторону, пожалуйста, – обратился ко мне один из полицейских.
Полиция оцепляла центр зала и просила столпившихся разойтись.
– Я хочу сделать заявление, – сказал я.
– Хорошо, подождите, – ответил полицейский.
Мне пришлось схватить его за рукав.
– Я все видел, у меня было назначено свидание с женщиной, которую убили. Посмотрите, мне кажется, я нашел гильзу. Мне очень жаль, но я оставил на ней отпечатки своих пальцев.
– Ваших пальцев? – переспросил полицейский, беря у меня гильзу. – Ах, черт! – добавил он, зачем-то переложив гильзу из одной руки в другую, словно боясь обжечься. – Шеф! – позвал он. – Шеф!
Немного позднее, после того как я назвал фамилию убитой и свою и дал кое-какие пояснения, прибыли другие полицейские в гражданской одежде и увели меня.
Мне пришлось прождать в коридоре комиссариата до девяти часов тридцати минут под наблюдением одного легавого, который даже предложил мне купить у него сандвич, но я отказался, так как неожиданная и чудовищная смерть мадам Пиго отбила у меня всякий аппетит. Кроме того, у меня болели голова и особенно затылок.
С половины десятого вечера до без пятнадцати трех утра меня допрашивали комиссар Шоффар и еще двое офицеров, которые поочередно сменяли друг друга. Шоффар производил скорее приятное впечатление. Полноватый, с пышными усами, он работал добросовестно, не пытаясь изображать из себя ни героя вестерна, ни Мегрэ. Офицеры полиции были более жесткими, наверняка с его благословения. Они промариновали меня достаточно долго по той причине, что я был частным детективом, а среди людей этой профессии очень много мошенников и даже бандитов. Я рассказал им все, что знал, и повторил это сорок или пятьдесят раз, чтобы удовлетворить их.
В двадцать два часа пятнадцать минут, после того как я дал первые показания, мы отправились на машине ко мне за письмом Филиппин, напечатанным шрифтом для слепых. Вернувшись в здание судебной полиции, один из полицейских исчез с письмом, а когда он снова появился в кабинете, то письма у него уже не было. Когда под утро Шоффар отпустил меня, предупредив о том, что меня еще вызовет к себе судебный следователь, я спросил его о содержании письма.
– Ничего важного, – ответил он.
– Это моя частная корреспонденция, – заметил я. – Вы получили расшифровку?
Он вздохнул и взял в руки лист бумаги, который ему некоторое время назад положили на стол.
– "Дорогой месье, – прочел он, – я узнала, что моя мать обратилась к вам за помощью, чтобы разыскать меня. Это совершенно бесполезно. Я уехала по собственному желанию со своим женихом, получившим назначение за границей. У меня нет никакого желания видеть мою мать, по крайней мере, в настоящий момент. Вы теряете время, а моя мать – деньги. Я была бы вам очень признательна, если бы вы передали ей содержание этого письма".
Шоффар посмотрел на меня большими грустными глазами.
– Вот, – сказал он, – подпись, сделанная на машинке, а ниже – подпись от руки. Вы удовлетворены?
– Теперь, после смерти матери, – сказал я, – Филиппин должна объявиться.
– Будем надеяться.
– Я тоже буду надеяться, – добавил я.
– Возвращайтесь домой и оставьте меня в покое, – бросил он.
Я так и сделал, только в обратном порядке.
Придя домой, я натер поясницу линиментом и доел на кухне остатки засохшего камамбера с черствым хлебом. После этого я разложил диван-кровать, постелил постель, корчась от боли в пояснице, и лег спать. Я боялся, что пережитые за вечер события помешают мне заснуть, но ничего подобного.
В понедельник, в четырнадцать часов пятнадцать минут, меня разбудил инспектор Коччиоли, барабанивший в мою дверь, которую я наконец открыл ему.
– Я пришел с дружеским визитом, – начал он, бросив на разобранную постель "Франс суар" и несколько конвертов. – Сегодня у меня выходной. Я проходил мимо и... – он указал жестом на постель, – решил принести вам почту.
Я сварил для нас кофе "Нескафе". Пока закипала вода, я побрился и оделся. Я принес в кабинет, где мы устроились, две полные чашки кофе, а также захватил "Франс суар" и конверты.
Для человека, пришедшего с дружеским визитом, Коччиоли казался довольно напряженным. Он был высоким типом, с темными жесткими волосами, зачесанными назад, смуглолицым, черноглазым, с большим, немного крючковатым носом, толстыми губами и выступающей вперед челюстью. Он был улыбчивым и когда улыбался, то прищуривал глаза, а выражение его лица становилось страдальческим. В данный момент он не улыбался, а без конца приглаживал волосы. Кроме того, он кусал нижнюю губу, и на ней были уже видны следы от укусов.
Я пролистал "Франс суар". Сообщение об убийстве мадам Пиго было напечатано обычным шрифтом на первой странице, а дальше указывалась страница, на которую отсылали читателей, желающих узнать подробности. Я развернул газету и увидел две колонки, занимавшие треть страницы, которые были посвящены этому событию под заголовком "Свидание с детективом". Я пробежал статью глазами и узнал, что расследование убийства поручено комиссару Мадрье. Я удивленно поднял глаза на Коччиоли.
– Сегодня ночью меня допрашивал комиссар Шоффар, – сказал я. – А здесь пишут, что...
– Его отстранили. Я знаю Мадрье.
– Вот как!..
Я ни о чем не спрашивал Коччиоли. Он ударил правым кулаком о левую ладонь и проговорил:
– Антонен Мадрье... я его знаю. Мы были вместе в Марселе четыре года назад.
– Вот как!..
– Мы работали в финансовом отделе региональной службы судебной полиции. Наша работа была полностью дезорганизована.
– Вот как!..
– Зато мы получили повышение. Особенно Мадрье.
– Вот как, – произнес я еще раз.
Я перевел взгляд на конверты, которые я уже успел разложить на столе. На одном из них стоял почтовый штемпель Мант-ла-Жоли и дата отправления: прошлой ночью, в полночь.
– Коччиоли корсиканская или итальянская фамилия? – спросил я.
– Фамилия итальянская, но я корсиканец, – ответил он.
– Вчера вечером ко мне заходил один парень. Он заявил, что Филиппин Пиго не исчезла, а просто уехала с его другом, и что вы можете это подтвердить, если я ему не верю. Он сказал, что полиция получила сообщение то ли от Филиппин, то ли от ее жениха и полностью удовлетворена. Я имею в виду полицию.
– Не понимаю, как она может быть удовлетворена (я тоже имею в виду полицию) простым сообщением, когда речь идет об исчезновении человека.
– Я тоже этого не понимаю.
– Теперь дело будет вести Мадрье. Он отвратителен, ваш кофе. Вы положили его в три раза больше, чем нужно. – Тем не менее он его допил и поставил чашку на стол с гримасой, похожей на улыбку. – Я знаю, что вам сказал парень, который приходил вчера вечером, я читал дело у Шоффара, до того как его отстранили. Вы ничего не упустили из того, что произошло прошлой ночью?
– Вам-то что до этого? Ведь не вы ведете это дело.
– Нет, – согласился Коччиоли, – не я, его ведет Мадрье. – И он улыбнулся с таким видом, словно сел на гвоздь.
– Нет, мне кажется, я ничего не упустил, – сказал я.
Снимок был любительским. На нем была изображена улыбающаяся пара рядом с детской коляской в саду. На молодой Марте Пиго были костюм с плечиками, юбка длиною до середины икр и блузка. Ее волосы спереди были завиты, а сзади уложены в шиньон. На мужчине были черная форменная рубашка и берет альпийских стрелков. Его ноги были скрыты детской коляской.
С обратной стороны снимка размашистым почерком было написано карандашом:
"Воскресенье, шесть часов пятнадцать минут. Тарпон, если я не приду на свидание, значит, меня тоже убрали. Это отец Филиппин. Она наткнулась на него полтора месяца назад, но я ей не поверила. Его имя: ФАНЧ ТАНГИ".
Имя было написано заглавными буквами и подчеркнуто трижды, а затем шла подпись: Марта Пиго.
– Поскольку у вас нет больше клиентки, а полиция берет дело в свои руки, – сказал Коччиоли, – думаю, что вы можете о нем забыть.
Я снова перевернул фотоснимок, после чего поднял взгляд на полицейского, смотревшего на меня честными глазами. На самом же деле я чувствовал, что он не искренен, мелочен и корыстен до последней степени. Я бросил конверт и фотоснимок на стол и кивком указал на них Коччиоли. Он внимательно посмотрел на фото, прочел послание, затем снова впился глазами в снимок.
– В этом дерьмовом деле, – заметил он спокойным тоном, – не хватало только бретонца.
IV
Покойная Марта Пиго жила с дочерью Филиппин в жилом доме, в центре предместья Мант-ла-Жоли. Я проехал мимо дома в "пежо" на умеренной скорости, чтобы убедиться в том, что в доме нет легавых, затем оставил машину в трехстах метрах от дома и вернулся к нему пешком.
Зайдя в подъезд, я узнал по почтовому ящику, на каком этаже находится квартира, и поднялся по лестнице, так как лифта в доме не было. Это был солидный старый дом, немного запущенный: ковер на лестнице вытоптан, краска на стенах кое-где облупилась, а пол на лестничной площадке скрипел под ногами.
Я рассчитывал, что консьержка покажет мне квартиру. У меня осталось старое удостоверение с того времени, когда я был жандармом, а обыкновенные люди только в очень редких случаях знают о том, что жандарм не имеет права исполнять свои функции в гражданской одежде. Поскольку консьержки на месте не оказалось, мне пришлось открыть дверь самому. Я вошел в квартиру и закрыл за собой дверь.
Я оказался в центре коридора. Справа были расположены кухня, ванная и комната. Слева – другая комната и гостиная. Мебель была тяжеловатой, темно-коричневого цвета, а кресла и плотные гардины – зеленого цвета с бронзовым оттенком. Обивка была выцветшей и обшарпанной.
Когда я проходил мимо телефона, то остановился, снял трубку и развинтил ее. В слуховой аппарат был вставлен крохотный микрофон в форме капсулы. Я оставил его на месте, завинтил трубку и положил ее на рычаг.
В комнате Филиппин стояла машинка со шрифтом для слепых. На ночном столике с витыми ножками я заметил отвратительную куклу высотой пятьдесят сантиметров, в красном цыганском платье и с гребнем в волосах. Я не стал задерживаться, а быстро прошел в другую комнату и открыл платяной шкаф, в котором висели пять или шесть довольно элегантных платьев и два дорогих костюма, но шляп не было.
Черную лакированную шляпку из соломки, украшенную искусственным жемчугом, я обнаружил в ванной вместе с платьем из хлопка и черными чулками. Все это валялось на полу, в углу между батареей и корзиной с грязным бельем. Когда Марта Пиго появилась в зале ожидания на вокзале Сен-Лазар, где ее убили, на ней было манто из искусственного меха.
Когда я вышел на улицу, уже стемнело, и начал накрапывать дождь. Было промозгло и холодно. Я приподнял воротник полупальто и быстрыми шагами направился к "пежо".
– Вы очень спешите, Тарпон? Надеюсь, вы нашли то, что искали? – спросил меня Шарль Прадье, неожиданно появившийся с левой, стороны.
Я быстрым движением повернул голову вправо, в сторону шоссе, и заметил какого-то типа, подходившего ко мне. Он подтолкнул меня под локоть.
– Не делайте глупостей, мы хотим только поговорить с вами. В вашей машине.
Я ничего не ответил. Мы сели в мою машину, я – за руль, Прадье – рядом со мной, а тип – на заднее сиденье.
– Не оборачивайтесь, – сказал он мне, когда я повернул голову, чтобы рассмотреть его. Он схватил меня за волосы, и я поморщился от боли. – Отвечайте, – продолжал он, – вы нашли то, что искали?
Мы сидели в моей машине, в полуметре от тротуара, по которому проходили люди, а по шоссе непрерывным потоком двигались автомобили, но у меня было ощущение, что мы оторваны от всего мира. Пока тип сзади держал меня за волосы, Прадье обшарил меня, чтобы убедиться в том, что при мне нет оружия. По автомобильным стеклам стекали дождевые капли, как слезы по щекам.
– Так что же вы искали? – снова спросил тип сзади.
– Вы, случайно, не жених Филиппин? – поинтересовался я.
– Что вы искали, Тарпон?
Он спрашивал спокойным и терпеливым тоном, четко выговаривая каждый звук, словно французский не был его родным языком. Это был человек другого калибра, нежели Прадье, и я начинал его немного побаиваться.
– Ничего особенного, какое-нибудь указание или улику, – ответил я, и Прадье прыснул. – Дело в том, что когда Марта Пиго пришла ко мне, она была одета скорее по-деревенски. Когда же ее убили, на ней было элегантное манто, поэтому я хотел узнать, как она обычно одевалась.
Тип сзади одобрительно хмыкнул.
– И какой вы сделали из этого вывод?
– Сначала она хотела, чтобы я принял ее за безобидную и глупую старушенцию, какой она, быть может, и не была, во всяком случае для всех. – Я вздохнул и сделал красноречивый жест. – Впрочем, не знаю.
– Но какое вам до всего этого дело, Тарпон?
– Простите?
– Она мертва. У вас больше нет клиентки. Предоставьте полиции разобраться во всей этой истории.
– Старая дама, – заявил я на театральный манер, – заплатила мне вперед за две недели работы.
Тип на заднем сиденье презрительно фыркнул.
– Кто попросил вас заняться этим делом, Тарпон?
– Допустим, Фанч Танги, – ответил я.
Не знаю, что меня дернуло сказать это. Может быть, мне было интересно посмотреть на их реакцию. Я смотрел прямо в глаза Прадье, но он никак не отреагировал на произнесенное имя, зато сзади меня раздался характерный щелчок: тип, без сомнения, выдвинул затвор полуавтоматического оружия.
– Об этом, – сказал он, – лучше поговорить в другом месте. – Трогайте. – Прадье бросил на него удивленный взгляд.
Я тронулся с места. Тип указывал мне направление. Мы выехали из Мант-ла-Жоли и, по национальной дороге сто восемьдесят повернули к Мелану.
– Сбавьте скорость, – приказал мне тип, когда мы подъезжали к регулируемому перекрестку. – Поверните налево.
Я свернул на департаментскую дорогу. Прадье снова бросил удивленный взгляд назад.
Навстречу нам ехала машина с включенными фарами. Я поднял правую руку и поправил зеркало заднего вида. В тот момент, когда встречная машина поравнялась с нами и осветила фарами салон моего "пежо", я отчетливо различил лицо типа, сидящего сзади меня. Ему было чуть больше сорока, на нем была шляпа из костюмной ткани в клетку, с узкими полями, у него были тонкие светлые усы и голубые глаза за очками без оправы, которые в упор смотрели на меня в зеркало.
Мы продолжали ехать, но теперь я твердо знал, что он убьет меня через несколько минут, как только найдет подходящее место. Пустынная дорога пошла вниз вдоль лесного массива.
– Сбавьте скорость, – приказал голубоглазый нордический тип.
Я слегка повернул руль вправо, и мы врезались прямо в километровый столб.
Хотя скорость была не очень большой, удар все же оказался ощутимым.