- Она, наверно, спит в задней части дома, - сказал дядя Бак. - Чтобы можно было крикнуть в кухню, с кровати не вставая. А кроме того, незамужняя дама непременно запрет дверь, если в доме чужие.
Дядя Бак сел на нижнюю ступеньку, а он стал на колени и стащил с дяди Бака сапоги. Потом снял свои, поставил к стене, и они с дядей Баком ощупью поднялись по лестнице в верхний коридор. Тут тоже было темно и ничего не слышно, кроме храпа мистера Хьюберта внизу; они ощупью пробрались по коридору в переднюю часть дома и нашарили дверь. За дверью было тихо, и, когда дядя Бак нажал на ручку, дверь отворилась.
- Слава богу, - прошептал дядя Бак. - Не шуми.
Кое-что стало видно - очертания кровати, москитную сетку. Дядя Бак спустил подтяжки, расстегнул штаны, подошел к кровати, осторожно сел на край, а он опять стал на колени, стянул штаны с дяди Бака, потом стал снимать свои; дядя Бак тем временем отвел москитную сетку, поднял ноги и улегся на кровать. Тут мисс Софонсиба села на кровати позади дяди Бака и крикнула первый раз.
III
На другой день он приехал домой только к обеду - к почти без сил. Он так устал, что даже есть не мог, хоти дядя Бадди решил прежде всего накормить его обедом; если бы ему пришлось проехать еще милю, он ус-пул бы в седле. Он и уснул - наверное, пока рассказывал дяде Бадди, - а когда проснулся, день подходил к концу, и он лежал в сене на дне тряской повозки, а дядя Бадди сидел над ним на скамье точно так же, как сидел на лошади или в своей качалке перед плитой, когда стряпал, и кнут держал точно так же, как ложку, которой мешал, или вилку, которой пробовал еду. Дядя Бак припас для него хлеба с холодным мясом и кувшин пахты, завернутый в мокрую мешковину. Он поел, сидя в повозке, уже под вечер. Ехали они, наверное, быстро, потому что до дома мистера Хьюберта оставалось не больше двух миль. Дядя Бадди подождал, пока он доест. Потом попросил: "Расскажи еще раз", - и он рассказал все снова: как они с дядей Баком отыскали в конце концов свободную комнату, и дядя Бак сидел на кровати, повторяя: "Что за напасть, Кас. Что за напасть", - потом услышали шаги мистера Хьюберта на лестнице, коридор осветился, вошел мистер Хьюберт в ночной рубашке, поставил на стол свечу и стал, глядя на дядю Бака.
- Да, Фил, - сказал он. - Все-таки она вас поймала.
- Это получилось нечаянно, - сказал дядя Бак. - Клянусь бо...
- Ха, - сказал мистер Хьюберт. - Зачем вы мне говорите? Скажите ей.
- Я говорил, - сказал дядя Бак. - Говорил. Клянусь бо...
- Понимаю, - сказал мистер Хьюберт. -- Однако вы послушайте.
Они послушали с минуту. Он-то слышал ее все время. Это было совсем не так громко, как вначале; но нескончаемо.
- Не хотите ли зайти туда и еще раз объяснить, что это нечаянность, что у вас и в мыслях ничего не было, и пусть она вас извинит и все забудет? Извольте.
- Что - извольте? - спросил дядя Бак.
- Зайдите туда и скажите ей еще раз, - объяснил мистер Хьюберт.
Дядя Бак смотрел на мистера Хьюберта. И часто моргал.
- А потом выйду оттуда - и что вам скажу? - спросил он.
- Мне? - сказал мистер Хьюберт. - Ну, это уж, по-моему, другой разговор. А по-вашему?
Дядя Бак посмотрел на мистера Хьюберта. И опять часто заморгал. Потом опять перестал.
- Подождите, - сказал он. - Будьте разумны. Допустим*, я вошел в спальню к даме, пусть даже к мисс Софонсибе; допустим на секунду, что кроме нее нет на свете больше ни одной дамы, и вот я к ней вошел и пытался лечь к ней в постель - неужели я возьму с собой девятилетнего мальчика?
- Я-то совершенно разумен, - возразил мистер Хьюберт. - По собственной доброй воле вы забрались в медвежий угол. Дело ваше; вы взрослый человек, вы знали, что
это медвежий угол, знали, как сюда забраться и как отсюда выбраться, знали, чем рискуете. Но нет. Вам надо было влезть в берлогу и лечь с медведем рядышком. А знали вы или не знали, что в берлоге медведь, - не имеет значения. И если бы вы выбрались из берлоги: без единой царапины, я был бы не то что неразумным, я был бы круглым дураком. Честное слово, мне тоже хочется немного покоя, тишины и свободы, и теперь у меня есть надежда на это. Да, да, почтенный. Она поймала вас, Фил, и вы это понимаете. Вы славно бегали и долго не сдавались, но знаете, повадился кувшин по воду...
- Да, - сказал дядя Бак. Он глубоко вздохнул, медленно, тихо выпустил воздух. Но все равно было слышно. - Что ж, - сказал он. - Значит, остается только рискнуть.
- Вы уже рискнули, - сказал мистер Хьюберт. - Когда вернулись сюда. Вдруг и он умолк. И поморгал, но недолго - всего раз шесть. Потом перестал моргать и больше минуты смотрел на дядю Бака. - Как это рискнуть?
- А пятьсот долларов, - сказал дядя Бак.
- Какие пятьсот долларов? - сказал мистер Хьюберт. Он и дядя Бак смотрели друг на друга. И опять заморгал мистер Хьюберт, и опять перестал. Вы, кажется, сказали, что нашли его в доме Тенни.
- Нашел, - сказал дядя Бак. - Но вы держали пари, что я его там поймаю. Да будь я там вдесятером, перед этой дверью, я все равно бы его не поймал.
Мистер Хьюберт смотрел на дядю Бака, изредка моргая.
- Так вы настаиваете на этом дурацком пари? -- сказал он.
- Вы тоже рисковали, - сказал дядя Бак.
Мистер Хьюберт, щурясь, смотрел на дядю Бака. Потом переслал щуриться. Потом взял свечку со стола и вышел. Они сидели на краю кровати, смотрели, как свет удаляется по коридору, слушали шаги мистера Хьюберта на лестнице. Немного погодя свет опять появился, и на лестнице опять раздались шаги мистера Хьюберта. Потом он вошел, поставил на стол свечу и положил рядом с ней колоду карт.
- Покер, - сказал он. - Одна партия. Вы тасуете, я снимаю, мальчик сдает. Пятьсот долларов против Сибби. И с этим негром решим раз и навсегда. Если вы выиграли, вы покупаете Тенни; если я выиграл, я покупаю вашего негра. Оба в одной цене -- триста долларов.
- Выиграл? - сказал дядя Бак. - Кто выиграл, тот покупает негра?
- Тот выиграл Сибби, черт подери! - сказал мистер Хьюберт. - Выиграл Сибби! Какого же дьявола мы сидим и торгуемся тут полночи? У кого на руках меньше, выигрывает Сибби и покупает негров.
- Ладно, - сказал дядя Бак. - Тогда я покупаю проклятую девку, а на остальной глупости ставим крест.
- Ха, - опять сказал мистер Хьюберт. - В таких серьезных глупостях вам еще не приходилось участвовать. Нет, вы желали попытать счастья, так вот оно перед вами. Вот на этом столе, и ждет вас.
Дядя Бак перетасовал колоду, мистер Хьюберт снял. Потом колоду взял он и сдал дяде Баку и мистеру Хьюберту по пять карт. Дядя Бак долго смотрел на свои, потом сказал: "Две", - и он дал две карты; мистер Хьюберт только взглянул на свои, сказал: "Одну", сбросил карту на те две, которые сбросил дядя Бак, вставил новую в свои, раздвинул их веером, взглянул раз, сложил карты, посмотрел на дядю Бака и сказал:
- Ну, прикупили к своей тройке?
- Нет, - сказал дядя Бак.
- А я - да, - сказал мистер Хьюберт. Он выбросил руку на стол, рассыпав свои карты перед дядей Баком - три короля и две пятерки, - и сказал: Ей-богу, неплохая партия, Бак Маккаслин.
- И это все? - спросил дядя Бадди. Час был уже поздний, солнце садилось; до дома мистера Хьюберта оставалось минут пятнадцать езды.
- Да, сэр, - ответил он, а потом рассказал, как дядя Бак разбудил его на рассвете и он вылез в окно, вывел свою лошадь и уехал и как дядя Бак пообещал, что, если его тут сильно потеснят, он тоже слезет по водосточной трубе и спрячется в лесу до приезда дяди Бадди.
- Хм, - сказал дядя Бадди. - А Томин Терл там был?
- Да, сэр, - ответил он. - Он ждал в конюшне, когда я пришел за лошадью. Он сказал: "Ну что там, еще не сговорились?"
- А ты что сказал? - спросил дядя Бадди.
- Я сказал: "Дядя Бак, по-моему, уже сговорился. Но дядя Бадди сюда еще не приехал".
- Хм, - сказал дядя Бадди.
На этом почти все и кончилось. Они подъехали к дому. Может быть, дядя Бак наблюдал за ними, но, если и наблюдал, сам не показывался - так и не вышел из лесу. Мисс Софонсибы тоже нигде не было видно - значит, дядя Бак окончательно еще не сдался, еще не сделал предложения. Дядя Бадди, он и мистер Хьюберт поужинали, вышли из кухни, расчистили стол, оставив на нем только лампу и колоду карт. А дальше все было как прошлой ночью, только дядя Бадди не носил галстука, да мистер Хьюберт был в одежде, а не в ночной рубашке, и на столе стояла не свеча, а лампа с абажуром, и мистер Хьюберт сидел со своей стороны стола с колодой в руках и глядел на дядю Бадди, с треском пропуская ее ребро под большим пальцем. Потом он выровнял ее об стол, положил посередине, под лампой, сложил руки на краю стола и чуть подался вперед, глядя на дядю Бадди, который сидел с другой стороны, опустив руки на колени, весь серый, как старый серый валун или пень с серым мхом, и такой же неподвижный; его круглая белая голова была похожа на голову дяди Бака, но он не щурился, как дядя Бак, и был чуть толще дяди Бака - словно оттого, что подолгу сидел и наблюдал, как готовится еда, словно еда, которую он готовил, сделала его чуть толще, чем он мог бы быть, и то, из чего он ее готовил - мука и прочее, - сообщило ему такой ровный, спокойный цвет.
- По пуншу перед началом? - сказал мистер Хьюберт.
- Я не пью, - сказал дядя Бадди.
- Верно, - сказал мистер Хьюберт. - Знал же: было что-то еще, кроме женолюбия, делавшее Фила похожим на человека. Впрочем, неважно. - Он дважды моргнул, не сводя глаз с дяди Бадди. - Бак Маккаслин против земли и негров, которые я обещал вам в приданое за мисс Софонсибой. Если я выиграю, Фил женится Сибби без всякого приданого. Если вы - получаете Фила обратно. А мне все равно остаются триста долларов, которые Фил должен мне за Тенни. Правильно?
- Правильно, - сказал дядя Бадди.
- Стад {4}, - сказал мистер Хьюберт. - Одна партия. Вы тасуете, я снимаю, мальчик сдает.
- Нет, - сказал дядя Бадди. - Без Каса. Рано ему. Не хочу приучать его к азартным играм.
- Ха, - сказал мистер Хьюберт. - Говорят, кто сел с Амодеем Маккаслином в карты, тот уже не играет. Впрочем, неважно. - Однако он по-прежнему смотрел на дядю Бадди; и, когда заговорил, даже не повернул головы: - Поди к черному ходу и крикни. Приведи первого, кто откликнется, животного мула или человека, лишь бы мог сдать десять карт.
Он пошел к черному ходу. Но кричать ему не пришлось, потому что прямо за дверью сидел на корточках Томин Терл, и они вернулись в столовую, где мистер Хьюберт сидел по-прежнему сложив руки на краю стола, а дядя Бадди сидел опустив руки на колени, и между ними под лампой, лицом вниз, лежала колода. Ни тот ни другой не взглянули на него и Томиного Терла.
- Тасуйте, - сказал мистер Хьюберт.
Дядя Бадди перетасовал карты, опять положил под лампу и опустил руки на колени, а мистер Хьюберт снял колоду и сложил руки на краю стола.
- Сдай, - сказал он.
По-прежнему ни мистер Хьюберт, ни дядя Бадди не смотрели на них. Просто сидели; между тем руки Томиного Терла, имевшие цвет седла, появились под лампой, взяли колоду и сдали: одну карту рубашкой кверху мистеру Хьюберту и одну рубашкой кверху дяде Бадди, потом одну лицом кверху мистеру Хьюберту и это был король - и одну лицом кверху дяде Бадди - и это была шестерка.
- Бак Маккаслин против приданого Сибби, - сказал мистер Хьюберт. Сдай.
Рука сдала карту мистеру Хьюберту - это была тройка - и карту дяде Бадди - это была двойка. Мистер Хьюберт посмотрел на дядю Бадди. Дядя Бадди стукнул костяшками пальцев по столу.
- Сдай, - сказал мистер Хьюберт.
Рука сдала карту мистеру Хьюберту - и это опять была тройка - и карту дяде Бадди - это была четверка. Мистер Хьюберт посмотрел на карты дяди Бадди. Потом он посмотрел на дядю Бадди, а дядя Бадди опять стукнул по столу костяшками.
- Сдай, - сказал мистер Хьюберт, и рука сдала ему туза, а дяде Бадди пятерку, и теперь мистер Хьюберт просто сидел, не двигаясь. Он никуда не смотрел и не шевелился целую минуту; просто сидел и наблюдал за дядей Бадди, который положил руку на стол, - впервые с тех пор, как стасовал колоду, приподнял уголок своей перевернутой карты, взглянул на него и снова опустил руку на колени.
- Ваше слово, - сказал мистер Хьюберт.
- Играем этих двух негров, - сказал дядя Бадди. Он тоже не шевелился. Он сидел так же, как сидел в повозке, как на лошади, как в качалке, когда стряпал.
- Против чего? - спросил мистер Хьюберт.
- Против трехсот долларов, которые Теофил должен вам за Тенни, и трехсот долларов, которые вы с Теофилом назначили за Томиного Терла, сказал дядя Бадди.