- Свиньи! - ругался на них после развода старшина. - Грязные вонючие свиньи! Вы и на гражданке так ходить будете, говноеды? Партия и правительство разрешили по закону братьям-близнецам служить в одной части. Но я бы вас разделил. Одного в штрафбат на Север, другого в дисбат на Дальний Восток, третьего на Кушку...
С тех прошло уже много лет, но жизнь только подтвердила народную правоту старшины Вовка - братья так и не стали более аккуратными. Нажрутся у кого-нибудь дома, да так и оставят неубранный срач на несколько дней, пока все не засохнет, не заскорузнет на этих тарелках...
И вот как-то дождливой осенью к Илье, починявшему дома примус, пришел Улугбек. По старинному узбекскому обычаю он сперва молча посидел минут десять- пятнадцать в прихожей, ожидая, не выгонит ли его хозяин, и только потом прошел к столу и стал есть руками баранину, периодически вытирая жирные пальцы о волосы.
- Слющай, тибе гаварит буду! - решил наконец поделиться новостями Улугбек. - Э-э.. Пачиму мяс такая холодный?
- Не видишь, примус не работает...
- А-а... Слющай дальше, да. Старшина наша помнищь, армия помнищь?
- Ну, - вяло откликнулся Илья, стараясь понять, как же устроен этот чертов примус.
- Тока-тока встретил его, билят такой, на улиц! Шел, билят, сумка носил. Из магазин шел!
- Да ну! - удивился Илья. - Как он попал в наши края-то?
- Паселица зидеся типерь. Ушел с армия давно. Савсем ушел!
- Да ну! Откуда знаешь?
Улугбек всплеснул руками:
- "Откуд", "откуд".Сама сиказал! Я подошел, гаварил ему: билят, зачем пиришел ки нам?
- Ну, а он?
Улугбек всплеснул руками:
- Ат!.. Симиялся только! Много симиялся. Я сказать: зачем такой? Зачем симиешься? А он говорить: я твой братья с утра строить пришел! Завтра с утра - на развод строить!
- Ну, а ты?.. Эть, черт, пружинка вылетела...
- А я говорить: нет! Кончился твоя! Моя дембель давно!
- Пружинку подай.
- Какай?..
- Такай... Вон лежит.
- Где? А... Какой крученый деталь, да... Слющай, мой сразу к тебе бежать! Рассказать про билят злой! Симиялся! Очень симиялся! Бандит, басмач...
- Ну и что? - Илья, начавший пристраивать пружинку на старое место, не очень вслушивался во взволнованную речь брата.
- Ништо! Удивительный встреч такой! Зачем приехал? Денги будит снимат, рэкит, да...
- И ты сразу прибежал?
- Канешн!
- Гарун бежал быстрее лани...
- Какай?..
- Такай... Вошла, кажись. - Илья отставил примус на кухонный стол и вытирал ветошью руки. - Ладно, хрен бы с ним... Ты лучше расскажи, как твой бизнес, Улугбек?
Улугбек подозрительно скосился на брата. Он держал небольшую чайхану на базаре, где подпольно торговал шашлыком из собачьего мяса. "Ох, доиграешься, дурак азиатский! - часто предупреждал его Илья. - Вот сдохнет кто-нибудь от твоей собачатины, насидишься потом."
"А как подняться, да? - Крутил в ответ жирным загривком Улугбек. Бедный узбек в чужой страна...налоговый систем савсем плахой... если на свинин - пирибыль савсем не такой! Собак - оч-чин дешевый продукт. Оч-чин! Зачем говоришь - свинин давай?.." Так и не перешел на свинину, узбек кривоногий...
Илья бросил ветошь на стол и выжидательно уставился на брата. Улугбек вздохнул:
- Нет денег совсем сичас, слющай. Весь в товар ушел... А тибэ зачем?
Илья вздохнул:
- Расширяться хочу.
- Вэ?
- Да бизнес какой-нибудь завести надо. А то обрыдло бутылки-то собирать.
...Улугбек знал, что брат проводит все свое время в ходьбе по трактирам да кабакам, где увеселяет публику чтением самопальных виршей и игрой на гармонике. За это ему и наливают кто пятьдесят, кто сотенку граммов. А на еду и проживание Илюшка копил бутылками. Улугбек знал профессию брата и специально откладывал ему в углу чайханы пустые бутылки в холщовом мешке. На целый мешок бутылок в чайхане за день не накапливалось, поэтому Улугбеку приходилось докупать пустую тару на пункте приемки стеклопосуды у знакомого татарина.
- Благодарствую! - кланялся на три стороны посетителям чайханы Илья, взваливая на плечо звенящий мешок и старательно делая вид, будто бутылки добрый и добровольный дар посетителей, а не каждодневная подачка брата.
...Новость о том, что брат решил взяться за ум, обрадовала узбека.
- Ат харашо! Ходи к мине! - Всплеснул руками Улугбек, переводя взгляд с Ильи на примус, словно бы это починка примуса привела Илюшку к столь значительному пересмотру взглядов на жизнь. - Я тибе в чайхане работ всигда найду! Как брата приму! Билят! Хочишь - собак руби, хочишь - чай вари, хочишь - чиво хочишь!
Илья поморщился:
- Что я тебе, гастарбайтер что ли, чтобы на черной работе уродоваться? Понаехали тут... У меня еще имперский комплекс, может быть, не прошел. Я обо всем мире размышляю, а ты мне тут такую хуйню... Обидно даже. Давай по-другому рассудим - хочешь я возглавлю твое предприятие? Забросим собак, начнем нормальных свиней жарить, интерьерчик обновим, погоним сволотню, какая сейчас у тебя собирается, начнем приглашать приличных людей, элиту. А? Как тебе? А там, глядишь, достигнем международного признания. Ведь стоит только один раз какому-нибудь президенту зайти, дальше само собой пойдет как по маслу. Как считаешь?
- Какай элит станет на рынок чайхана приходить? - с сомнением покачал головой Улугбек.
- Вот, блядь, всегда так! - Илья досадливо крякнул, достал из-под стола недопитую бутылку водки, махом налил себе с полстаканчика, не больше. Залпом выпил, не предложив Улугбеку, значит, не выпил, а поправился... - Стоит им идею развернуть, урюкам приземленным, так сразу засрут на корню. Ты пойми, что критика как навоз - хороша только в умеренных дозах. Навозом тоже так завалить можно, урожай погибнет... Вот тебя навозом перекорми - сдохнешь ведь, чмо азиатское?
- Защем навоз кушать буду? - не понял полета мысли Улугбек. - Я даже собак не кушаю. Навоз - плохой кушать... Шутка был, да?
- Да не, я к тому, что приземленный народ. Чуть что идею двинешь красивую - глядишь, завалили. Ты думаешь почему по всей Руси сральники стоят такие загаженные, войти жутко? Все на идеях стоят! Это не сральники, брат, это мавзолеи идей! Чуть кто один идею заронил, так сразу толпа набегает и серет, серет на нее без меры и без смысла. Потому у нас все так... Я вот знаешь за что Арнольдика люблю?
- Вэ?
- За то, что у него мечта есть! И сам себя ловлю порой на том, что самому хочется на мечту его насрать с три короба иногда. Удержу нет, как тянет! Но сдерживаюсь: брат он мне. Да и страну поднимать надо, сколько ж можно...
- Ат!
- Вот хочет он найти свое это... ну, хуйню эту мелкую... - Илья отмерил ногтем предполагаемый размер тау-лептонного нейтрино. - И не нужна она никому вроде, грязь эта с-под ногтей, а глаза у человека горят, когда о ней говорит!
- Какай?
- Такай!.. Как она?.. Ну, херня эта его?.. Не помнишь?.. Я сам забыл... Но - мечта! Потому - уважаю! А ты? Посмотри на себя! Эх ты!... Ган-дон! Одно слово...
- Слющай, защем так расстроился? Не хочищь собака рубить, давай кассир. Касса сидеть будешь. Харош работ!
- Вот все у тебя так. Все на деньги меряешь. Заметь, люди стараются Арнольдик наш о мелком думает, я о высоком, о судьбах мирских. А ты о чем? Как бы лишний раз брата нагреть! Брат паши круглые сутки, а хозяином все равно азиат будет!.. Ладно, бог тебе судья.
...Нельзя сказать, что Улугбек ушел от брата обиженным. Он был великий узбек и никогда ни на кого не обижался. Особенно на старшего брата, которого горячо любил непонятно за что.
Тем временем дальнейшие события нашей истории поимели тенденцию к развитию, как сказал бы какой-нибудь известный философ или Кант. А именно: на следующий день, когда Илья сидел дома с початой бутылкой и починял примус, раздался звонок в дверь. Пришел Арнольд. Лицо его было белее мела.
- Привет, братан. Налить? - предложил Илья, доставая с кухонной полочки второй стакан, с небольшой щербинкой на краю.
- Наливай, - согласился Арни. - Хотя пить не буду.
- Как знаешь. Тогда я тебе воды налью. Чтоб добру не пропадать. А сам водку допью... Чего такой бледный. Позитрон мимо уха пролетел?
- Все шутки дурацкие... Я, брат, посоветоваться зашел. - Арни быстрым взглядом осмотрел убогую кухню Ильи, даже заглянул в коридор, будто видя все это впервые, хотя бывал у Илюшки неоднократно.
- Чего такое?
- Да вот. Беда у меня. А я слышал у русских взаимовыручка сильная.
- Брешут!
- Да к тому же брат ты мне...
- Ну... Я же не виноват, что мамка с папкой... А что случилось-то?
Арни взял со стола стакан и молча опрокинул его в глотку. Илья также взял свой стакан и степенно, но быстро отпил половину. И тут же поперхнулся.
- Что за... Вода! Ты чего, водку мою выпил? Ты же сказал, что не будешь пить!
- Беда у меня, брат...
- Не, ну ты же сам сказал. Я тебе воды... Вот, еврейская порода! За то вас и не любят люди, народ! С-с-сволотня... Все, блядь, с подковыркой, с хитростью... Себе получше, а русским - воды норовят... Сруль ты - вот ты кто!
Арни не обиделся, хотя обычно обижался на подобные пассажи. И по этой необидчивости, если бы Илья не был слегка под хмельком, он бы догадался, что Арнольду что-то нужно.
- Прости, брат, от горя не заметил, - глупо соврал про выпитое Арнольд. - Беда у меня.
- Беда - не причина, чтоб водку жрать, - все никак не мог отойти от случившегося Илья.
- Помоги, брат, давай квартиру твою продадим.
- И ведь, главное, сказал: не буду, а сам... В каком смысле "продадим"?
- Ну у меня-то нет квартиры. Я-то живу, комнату снимаю у одной бабушки.
- И что?
- Пойми, брат. Влетел я. Влетел крепко. На большие бабки попал... А я тебе потом отдам. Из Израиля пришлю. Мне вызов устроили. Место хорошее обещали. Устроюсь, начну высылать потихоньку... Даже больше отдам, чем одолжу. А то зарежут меня, и ты вообще ничего не получишь.
- А жить я где буду, когда... Погоди, погоди... - Илья никак не мог переварить такое количество информации, упавшее на него в столь короткий промежуток времени. - Толком говори, каналья.
- А, - махнул рукой Арнольд. - Тут говори не говори... В общем, занял я тут денег немеряно. На опыты, в сущности, занял. Мне казалось, еще немного, и я открою... Открою тау-лептонное нейтрино... Но прокинули меня хохлы.
- Какие хохлы?
- Я не сказал? Строители. Надо же было ускоритель построить. Они пообещали, деньги даже взяли, то есть все уже на мази было. Но потом пропали... У меня плохие подозрения, Илюша. Телефон их молчит. Думаю, они скрываются... Боюсь, я никогда уже не открою свое нейтрино. Мечта детства.
- А у кого брал? - хмуро спросил Илья, мысленно прикидывая, как ему поскладней соврать брату о невозможности продать квартиру.
- Я не сказал? Ты знаешь его... Старшину Вовка помнишь?
Илья всплеснул конечностями:
- У него что ли?
- Да. И уже проценты натекли. Он сам предложил, сказал, что после тау-нейтрино нобелевка обеспечена. А нобелевская - это миллион долларов. Немалая сумма для нас с тобой, согласись.
- Я думаю, даже для Улугбека немалая.
- Я подтвердил, да, говорю, действительно, нобелевская - миллион. Он как услышал и сразу такие проценты мне вломил...
- Чего ж ты не сказал, что нобелевка может и через 30 лет быть вручена.
- Да постеснялся как-то.
- Ладно, ты пока посуду помой, а я помозгую.
Пока шумела вода и не посмевший отказать брату Арнольдик мыл засохшие на прошлой неделе тарелки, Илья мучительно размышлял, как бы покорректнее отказать брату.
- Ну как, вымыл?
- Немного осталось. А кому ты квартиру продашь? Никого нет на примете?
- Мой, мой...
- И сколько, интересно, за нее можно выручить?
После помывки посуды, Илья по-братски попросил Арнольда вымыть полы и отдраить пожелтевший унитаз:
- А то у меня рука болит, не могу делать ничего.
"А ты подожди, пока рука пройдет. Столько лет не мыл. Можно еще недельку потерпеть," - хотел было отказать Арнольд, но постеснялся. И потом, если уж продавать квартиру, так в лучшем виде.
- Я бы мог... ну и вонища... через своих в институте провентилировать вопрос с квартирой, как корректно продать квартиру, чтобы не кинули, бубнил Арнольд, стоя на коленях перед унитазом с закатанными по локоть рукавами. - А то сам знаешь, какие сейчас времена. Рисковать-то нам с тобой сейчас никак нельзя. Как думаешь, это все быстро можно оформить?
- М-м? Нет, не знаю... Не отвлекайся. Я сам об этом подумаю. Не утруждай свой мозг, он ценен для науки. Я сам подумаю, как бы мне тебе... Ты домыл там? Слушай, а у меня квартира не приватизированная.
- Ты же говорил, что приватизировал! Даже свидетельство о приватизации розовое показывал.