Из череды нелепых мыслей в голове Ханна выделила только одну — и с решительностью, или надеждой, или чистым безумием шагнула к нему и, встав на цыпочки, поцеловала его.
Закрыв глаза. Слушая бешеный стук собственного сердца.
Губы, которые так часто касались ее кожи, знали каждый дюйм ее тела, доводили ее до экстаза снова и снова, на этот раз были неподвижны. Словно ее и не было. От него исходил жар, говорящий ей, что он ошибался, а она была права. И все же он не пошевелился.
Тогда Ханна всхлипнула, и слезы градом полились по щекам. Привкус соли во рту заставил ее прийти в себя и сделать попытку отстраниться.
И тогда она почувствовала изменение. Его губы смягчились. Едва различимый отклик. Ханна затаила дыхание.
И Брэдли поцеловал ее. Так нежно, что можно было подумать, что ей это только показалось. И если это так, то, господи, какой же силы воображение у нее было!
Мягкие, теплые губы прижались к ее губам, осушая ее слезы. Поцелуй был так прекрасен, что она забыла, почему вообще заплакала.
А затем на нее нашло внезапное осознание. Как бы она его ни любила, у Брэдли не хватало мужества даже для того, чтобы дать ответ.
Ханна отпрянула, вытирая щеки и рот ладонью, пытаясь стереть ощущение, которое было до боли похоже на взаимное чувство, хотя было не чем иным, как заученным откликом. Спотыкаясь, она отступила к противоположной стороне кровати, упершись руками в покрывало, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями.
Он не последовал за ней. И не вымолвил ни слова.
У нее был лишь один выход.
— Я не могу завтра вернуться на работу и делать вид, что ничего не случилось. А раз это твоя компания и, не будучи джентльменом, ты ее, разумеется, не продашь, последствия придется разгребать мне. Господи, до чего же я предсказуема.
— Ты увольняешься?
Надо же, заговорил!
— Ты не дал мне другой возможности.
Отступив на шаг, он протянул к ней руку:
— Я ни разу не просил тебя уволиться. Этого я хочу меньше всего. Если уж быть честным, то именно поэтому я и приехал с тобой. — Он с хмурым видом провел ладонью по волосам. — Дел сейчас невпроворот, и я должен был убедиться, что ты не соблазнишься здешними красотами и не останешься.
— Ты напросился в гости, чтобы убедиться, что я вернусь и буду по-прежнему на тебя работать?
Ну конечно! Она существенно облегчала ему жизнь. И ему это было по душе. Такого эгоистичного поступка она от него ждала, но не догадалась, что стояло за его внезапным решением сопровождать ее на свадьбе. Черт!
— Зря я себя утруждал. Ты все равно уходишь.
— Что-что? Ох, ну ты и фрукт. Любой другой человек на моем месте давно бы уже уволился. Но мне так нравилась работа, и я так тебя уважала, что терпела. А ты… Ты специально доводишь людей до точки, а потом качаешь головой и говоришь: «Так я и знал, что они уйдут», когда они уже не могут выдержать такого темпа!
Он направился к ней:
— Ханна…
Она попятилась, стараясь оказаться как можно дальше от влекущего тепла любимого тела.
— Если ты думаешь, что я спал с тобой, чтобы удержать на работе, то ты, должно быть, считаешь меня жестокой сволочью.
Она всплеснула руками:
— Я не знаю, что мне думать. Когда доходит до тебя, то мне отказывает здравый смысл. Теперь я думаю, что за фишка была в твоей идее «забирай проект о Тасмании». Что это было — оплата за оказанные услуги?
Наконец-то в серых глаза появилось осмысленное выражение. Гнев. Более разозленным она его еще не видела. Будь это любой другой мужчина, она постаралась бы убраться от греха подальше, но она уже была на пределе и не собиралась отступать.
— Я предложил тебе тасманский проект только потому, что ты его заслужила. Я посчитал, что он подойдет тебе по стилю больше, чем мне. И я думал, что ты обрадуешься. И мне жаль, если у тебя другое мнение.
Ему было жаль. Не потому, что он ее не любил. Не потому, что она стояла перед ним, обнажив душу и не получив ничего взамен. Ему было жаль, что она неправильно его поняла.
На этот раз это значило «прощай».
Она отвернулась от него, но поняла, что еще не все ему сказала.
— Знаю, тебе кажется, что ты нашел способ не дать матери определить твою дальнейшую жизнь. Но ты решительно повторяешь ее ошибки. Отталкиваешь от себя людей. Все время. И как только ты определяешь: пора, — это конец. Альтернативы не остается. Никого не остается.
Она не стала дожидаться, чтобы узнать, услышал ли он хоть одно ее слово.
— Я иду на прогулку. Вернусь через два часа. Чтоб тебя не было к этому времени, иначе охрана вышвырнет тебя из комнаты. Я могу это устроить, знаешь ли. Я знаменита тем, что умею находить общий язык с администрацией.
Не останавливаясь, чтобы взять пальто или сумку, Ханна вышла из номера и быстрыми шагами направилась к лифтам.
Глава 11
Несколько дней спустя Брэдли сидел в кафе на Бранвик-стрит, наблюдая за уличным музыкантом, игравшим незнакомую песню. Мысли его были заняты другим.
Спенсер жужжал, словно комар, у него над ухом, расписывая, как несказанно ему повезло. Какая честь ему оказана — сопровождать босса в поездку по Аргентине, не шутка ли. Что он возьмет с собой. О том, что Ханна все отлично организовала и ему нечего больше делать, но он уверен, что справится.
— Извини. Что ты сказал? — спросил Брэдли.
— Ханна, — повторил Спенсер, и это имя отозвалось в груди Брэдли тупой болью.
Никто не посмел упомянуть ее имя с тех самых пор, как во вторник утром он ворвался в офис и объявил, что она тут больше не работает и обсуждению это не подлежит.
— Она блестяще спланировала поездку, — закончил Спенсер и тут же осекся, поняв, что сделал что-то не так.
В этот момент мобильный телефон на столике издал душераздирающую трель, и он схватил его с отчаянием утопающего.
— Это из аэропорта. Мне надо найти место потише.
«Да, ступай», — подумал Брэдли, снова переводя взгляд на музыканта, но тот уже собирался уходить.
— Она все еще не нашла другую работу.
Брэдли вздрогнул и повернулся в сторону раздражающего звука. Соня. Он уже подзабыл, что она тоже сидела за столиком.
— Ханна, — пояснила Соня на случай, если он не понял, о ком она. Словно Ханна и без напоминаний не шла у него из головы.
Он вспоминал задор в ее глазах, когда они пели караоке со сцены. И ее нервную улыбку, когда она признавалась ему в любви. И ярость, когда она отшатнулась от тьмы в его глазах и, хлопнув дверью, выскочила из номера, велев ему убираться.
— Предложений куча конечно же, — продолжила Соня. — Каждый день звонят и пишут не переставая. Но она не выходит из спальни, все сидит за компьютером.
Он сердито глянул на Соню.
— Что произошло на Тасмании? — спросила она.
Он сжал зубы. То, что произошло на Тасмании, должно было остаться на Тасмании. И все же он чувствовал, что несет груз случившегося на своих плечах везде, куда бы ни привели ноги.
— Она ни слова не сказала, — проговорила Соня. — С таким видом появилась дома, точно ее по дороге автобус сбил. А сейчас радуется жизни точно так же, как ты. То есть совсем не радуется.
Брэдли промолчал, лелея в себе затаившуюся злость.
— Ладно. — Соня подняла руки вверх, сдаваясь. — Можете оба упрямиться и отказываться говорить со мной на эту тему. Но раз уж я работаю с тобой и живу с ней, вам придется поговорить по душам, пока я не сошла с ума от ваших тоскливых мордашек. Так что что бы ты ей ни сделал — пойди и извинись. Сейчас же. И избавь нас всех от этой драмы.
Он бросил на нее цепкий взгляд:
— Что навело тебя на мысль, что она ушла из-за меня?
Соня посмотрела на него как на последнего идиота.
Самое плохое заключалось в том, что она права. Брэдли был всему виной. Если бы он не поехал с ней, не соблазнил ее, не оттолкнул от себя, она бы вернулась свежей и отдохнувшей и готовой к работе. Ну почему он не поехал в Новую Зеландию вместе с командой? Тогда она была бы рядом, искала слабые стороны в его задумках. С ней бы и солнце светило ярче, не то что сейчас. Он бы до сих пор душил на корню свое влечение. Он бы не узнал, что есть в мире кто-то способный его полюбить. Какое было бы счастье!
Брэдли поправил темные очки на носу и отодвинул свой стул, противно заскрежетавший по бетону.
— Я пройдусь до офиса пешком. — Он бросил на столешницу кредитную карту компании. — Расплатись по счету.
Соня кивнула, с тревогой глядя на него.
— И скажи Спенсеру, я приду… попозже.
Засунув руки в карманы пиджака, он пошел по тротуару, не зная, куда идет. Ни один поклонник не остановил его, чтобы взять автограф или поболтать. Должно быть, он был похож на бешеную собаку. Оказавшись вдалеке от сердитых взглядов подчиненных, он мог позволить себе обратиться мыслями к наболевшей теме.
Ханна.
С тех пор как она уволилась, все сотрудники уже неделю были на пределе. Ей удавалось скрасить рабочий день буквально всем. При ней не было текучести кадров. Она создавала ему лучшие условия для творчества.
Да, он управлял «Найт продакшнз» много лет и до нее. Бизнес был неплохо отлажен, и ее потерю переживет. Умом Брэдли понимал, что все в конце концов наладится. Но понимание этого не мешало ему скучать по ее заботе. Скучать по уверенности, с которой она очаровывала коллег в телефонных разговорах. По тому, как она постоянно держала под рукой чашку кофе — предмет первой необходимости. По тому, как она дополняла его идеи. Ему не хватало ее ног на письменном столе. Карандаша, который она то засовывала за ухо, то в задумчивости прикусывала. Ее язвительность. Ее смех, улыбка, губы…
Проклятье.
Ему не хватало ее вкуса. Ее кожи. Пальцев, играющих с его волосами. Упругой кожи ее плеча, в которою он любил вонзить зубы. Просыпаться рядом с теплым телом под боком.
Черт возьми. Он скучал по ней.
И чем быстрее он шагал по тротуару, тем труднее становилось игнорировать свои эмоции. Все внутри его будто кричало и призывало к решительным действиям. Его чувства к ней были такими незнакомыми, глубокими, что ответ был всего один.
Он первый раз в жизни влюбился.
Он любил ее. Любил Ханну.
Конечно же он любил ее! Как ее можно было не любить? Нужно быть камнем бездушным, чтобы не любить ее жизнелюбие, ее доброту и в особенности то, что она любила его в ответ.
Но у них все равно ничего бы не вышло. Разумнее и честнее по отношению к ним обоим было расстаться сейчас, чтобы не мучаться потом.
«Кто такое сказал?» — прошептал тихий голосок у него в голове. Здравый смысл проснулся.
«Но это факт», — попытался убедить он себя. Врожденная корысть человечества рано или поздно становится преградой в любых отношениях. Романы скоротечны. Разгоревшись в один миг, страсть гаснет под грузом жадности и эгоизма.
Она была права. Его отношения никогда не были продолжительными, потому что он саботировал их с самого начала, не давая своим девушкам шанса доказать его правоту. Или ошибочность суждений.
Такова горькая правда.
«Ты оттолкнул ее. Но она боролась изо всех сил. Потому что считала, что ты этого стоишь. Ваша дружба этого стоила. Ваша любовь этого стоила. Но каждые отношения двусторонни, а ты никогда за нее не боролся. Она не могла от себя уйти. Ты ушел сам, сдался без боя».
Брэдли остановился посреди дороги. Прохожим на Бранвик-стрит пришлось его обходить, ворча себе под нос что-то вроде «не мешай» и «уходи с дороги», но ему все было нипочем.
Он бросил ее. Бросил, как раз когда она больше всего в нем нуждалась. Бросил в тот момент, когда она собралась с силами и открыла перед ним свое сердце, свою душу, протянула ему свое сердце на ладони, а он отверг ее, сочтя, что это только все усложнит.
Но без нее было еще труднее. Куда как труднее.
Осознание было для него как удар в солнечное сплетение. Не трудностей он избегал всю свою жизнь, а отказа, невероятный пустоты, которая приходила с пониманием того, что близкий человек не любит тебя в ответ. Для мужчины, который постоянно проверял себя на стойкость и наслаждался преодолением препятствий на жизненном пути, такая тактика была по-настоящему трусливой.
Но только не в этот раз. Больше такого не будет.
Он набрал полные легкие прохладного воздуха Мельбурна, чувствуя запах бензина, свежей пахлавы из ближайшей греческой булочной и сладостный привкус будущего приключения — самого захватывающего за всю его жизнь. И оно поджидало его буквально за углом.
Он поднял глаза, определил, где находится, и, развернувшись, направился в противоположную сторону. На этот раз он точно знал, куда идет.
В дверь тихонько постучали. Ханна открыла было рот, чтобы попросить Соню, но вовремя вспомнила, что дело было в середине дня и Соня была на работе.
Подтянув повыше пижамные штаны и одернув просторный свитер, она пошлепала к двери. На пороге стоял…
— Брэдли?
Кожаная куртка. Джинсы. Запах мыла и мороза. Все очень вкусное и безраздельно его. Ее сердце часто-часто забилось. Усилием воли Ханна взяла себя в руки и заставила себя успокоиться.
— Нам нужно поговорить, — сказал он.
— Да неужели?
То, что он выбрал слова, которые стали для нее началом конца несколько дней назад, показалось ей жестокой насмешкой.
— Воспользуйся электронной почтой, — посоветовала Ханна, намереваясь захлопнуть дверь перед его носом.
Брэдли остановил ее сильной рукой.
— Я не знаю твоего нового адреса.
— Да, точно. — С ее уходом старый почтовый ящик был удален. Махнув рукой, она сдалась: — Проходи тогда.
Она села на диван, заваленный разноцветными подушками. Подняв с кофейного столика кусок холодной пиццы, вонзила в него зубы, делая вид, что ее занятие гораздо интереснее, чем то, что он хотел ей сказать.
— И какой она давности? — спросил он, принюхиваясь к коробке из-под пиццы.
Она пожала плечами:
— Когда я уезжала на Тасманию, ее в холодильнике не было, значит, не такая уж и старая. Что ты тут делаешь, Брэдли? Если ты пришел, чтобы просить меня вернуться на работу…
— Нет, не за этим.
— Ясно. — У нее сердце ушло в пятки. Может, он ее добить пришел? Будто ей и так не паршиво.
Он подошел к полке с коллекцией каких-то недорогих безделушек над поддельным камином.
— Может, ты сама хочешь вернуться?
— Нет. — Поняв, что слишком повысила голос, она прибавила: — Но спасибо за предложение.
Он кивнул:
— Я думал, тебе будет интересно знать, что без тебя на работе все в ужасной суматохе. Дел по горло.
— Справитесь.
— Я знаю. — Помолчав, он продолжил: — Соня говорит, ты очень много времени проводишь за компьютером.
Так и есть. Ханне внезапно взбрело в голову, что здорово было бы рассказать ему, над чем она работала. Может, это стало бы первым шагом на пути к активной жизни, от которой она в последнее время скрывалась в темном углу.
— Я хочу создать свою собственную продюсерскую компанию. Буду начинать с малого — документальных фильмов о родном городе. Набью на них руку и так наберусь опыта.
Он наконец повернулся к ней, и, к своему удивлению, Ханна увидела что-то похожее на уважение в его темно-серых глазах.
Это придало ей сил. Положив недоеденный кусок пиццы, она наклонилась вперед:
— Так если ты не собираешься умолять меня вернуться, зачем ты сюда пришел?
Он взглянул на свободное кресло и, видимо, разумно решив, что сломает любимый Соней хрупкий предмет меблировки, предпочел постоять.
— Я надеялся, ты дашь мне шанс сказать тебе то, что я должен был сказать неделю назад.
Ее щеки запылали, и незамедлительно тепло распространилось по всему ее телу, до самых кончиков пальцев. Она не хотела проходить через это снова. Не могла. Ей нужно было вытолкать его вон. Ей нужно…
Но откладывать разговор она не хотела. Лучше обговорить все раз и навсегда. И начать жизнь с чистого листа.
— Ладно. Говори.
Он несколько долгих секунд молча смотрел на нее. Она пыталась притвориться, что он ее совершенно не волнует, но актерские способности в который раз изменили ей. Он причинил ей боль, но она его любила. К ее глубокому несчастью, она вряд ли уже полюбит кого-нибудь так сильно.