— На что ты намекаешь?
— Намекать — не мое дело. Ты мне платишь за веселье и загадочность, — сказала она, ухмыляясь. — А что может быть загадочнее и веселее, чем ваше с Ханной сумасшедшее времяпрепровождение в горах?
— Сумасшедшее? — Брэдли выпрямился на своем розовом стульчике. — Она работает не покладая рук. Это моя ей благодарность. Так что даже не начинай. Ты знаешь, что мне не нравится драматизм.
Соня, очевидно, поняла, что он предельно серьезен; кивнув, она сказала:
— Хорошо, как скажешь, босс, — и прошествовала к себе в спальню, успев добавить: — Но если что-то случится, я должна узнать об этом первой. Я о Новой Зеландии говорю.
И она исчезла за дверями комнаты в вихре зеленого шелка.
Брэдли пересел на свое старое место на диване и одним глотком опустошил чашку. Горячий кофе обжег горло.
Была бы эта девица не так хороша в своей работе…
Брэдли не шутил. Он ненавидел дешевый драматизм всей душой. Он всю жизнь его избегал — скрываясь в отдаленных горах и в девственных джунглях. Он посвятил свою жизнь определенным удовольствиям. Испытаниям воли и духа, позволившим ему познать самого себя.
Как можно дальше от плохо поставленного спектакля, которым было его детство — и до и после того, как его слишком чувствительная мать решила, что ее родительская роль для нее слишком сложна. Она скидывала его на руки то одного, то другого родственника, и каждый из его временных опекунов ожидал от него благодарности за то, что они взяли на себя такое бремя. О чем не уставали повторять каждый день. Но разно или поздно их посещала мысль, что они не такие уж альтруисты, как им казалось. А потом они шептались за притворенными дверями, мол, они не виноваты. Ведь его бросила собственная мать, в конце-то концов…
Внезапно он заметил краем глаза какое-то движение и потер ладонями лицо, стараясь стереть остатки воспоминаний. Внезапно все мысли улетучились у него из головы, когда он понял, что же это было. Ханна. Обнаженная. Быстро проскочившая из ванной в спальню. Обнаженной.
Брэдли медленно повернул голову, чтобы посмотреть на то место, где она только что была. Мозаика складывалась деталь за деталью.
Мокрая женская спина, пара стройных мокрых ног и крошечное полотенце, прикрывавшее, должно быть, мокрые обнаженные ягодицы.
Ханна. И как раз за этой вот дверью, прикрытая тряпочкой размером с почтовую марку.
Непонятно откуда взявшийся жар стал заполнять его изнутри. Жар, который нельзя не узнать.
Он снова отвел глаза и вперился взглядом в розовую лампу, украшенную таким количеством кисточек, что у него в глазах зарябило. И все же это было предпочтительнее, чем предыдущая картинка.
Ханна была трудолюбивой и педантичной… Он остановился, поняв, что повторяется. Из комнаты Ханны донесся громкий стук, после чего последовало приглушенное ругательство и что-то похожее на топот.
Он едва не рассмеялся в голос от нахлынувшего облегчения. Это была та самая Ханна, которую он знал. Трудолюбивая и педантичная и способная вывести его из лабиринта тяжелых мыслей, когда он в этом нуждался.
В этот момент Ханна вышла из комнаты, полностью одетая. Казалось, она обернулась в серое одеяло. Она волокла за собой огромный черный чемодан.
Брэдли поднялся с дивана, как раз когда она привалила чемодан к двери и повернулась к нему, часто дыша и приоткрыв губы. От того, что несла чемодан? Или от пробежки от ванной до спальни без одежды?
Он одернул себя.
— Ты себе сделал кофе? — спросила она, глядя на стол.
— Соня.
— А… А! — Она широко распахнула глаза и посмотрела в сторону комнаты подруги. — Она… Ты…
Он поднял бровь.
Но она просто покачала головой, залившись румянцем. Как раз этого ему не хватало для того, чтоб дополнить образ обнаженной женщины, которая не могла не зажечь огонь в крови мужчины.
«Ты мужчина, а не камень, — сказал он себе. — Не будь к себе слишком строг».
Ханна тем временем подняла руку, призывая его подождать, и направилась к круглому столику за диваном. Там она остановилась, перебирая огромную кучу бумаг и не обращая на него внимания.
Во время движения ее одеяло, которое оказалось чем-то вроде пончо, сместилось, открыв черные джинсы, заправленные в ковбойские сапоги, и полосатый облегающий топ с длинными рукавами. Идеально облегающий плавные формы, которые успешно скрывались под элегантными деловыми костюмами.
Сжав зубы, Брэдли прислонился к дивану и приготовился ждать. Освещенная солнцем, струившимся через оконце за ее спиной, Ханна выглядела такой юной и свежей. У нее на носу были веснушки, которых он прежде не замечал. Ее обычно безукоризненно уложенные волосы были растрепанными и взъерошенными, словно она только что вернулась с пляжа.
Подняв глаза от бумаг, Ханна поймала его взгляд и, улыбнувшись, сказала:
— Две секундочки.
Он прокашлялся:
— Если б я не знал тебя лучше, я бы решил, что ты нарочно откладываешь вылет.
Она покачала головой, и он так и не понял, достигла ли цели его неудачная шутка. Брэдли так мало знал о ней за пределами офиса, что не был уверен.
— Соня ничего не смыслит в уплате счетов, — объяснила Ханна. — А сейчас слишком холодно, чтобы рисковать отключением отопления. Хотя она это заслужила.
Вопрос, вертевшийся у него на языке, был чересчур личным, но он все равно поинтересовался:
— У меня такое чувство, что есть еще одна причина, почему ты медлишь.
Она посмотрела ему в глаза и наконец слегка пожала плечами:
— Не то чтобы я не хотела домой. Я больше всего на свете люблю Тасманию. Я просто не успела подготовиться к тому, что меня ждет, когда я ступлю на порог «Гейтхауса».
— «Гейтхауса»?
— Это отель.
— Жалеешь, что его выбрала? — спросил он, за что получил жалящий взгляд светло-зеленых глаз.
— Думаешь, у меня хватило бы совести устроить свадьбу единственной сестры в какой-нибудь дыре?
— Думаю, это зависит от того, любишь ли ты свою сестру. Давно ты ее не видела?
Она покраснела, но предпочла не реагировать на подколку.
— «Гейтхаус», чтоб ты знал, — сказочное место. Он похож на швейцарское шале в самом сердце леса. До горы Крейдл рукой подать. Сто прекрасных комнат, шесть ресторанов, изумительный ночной клуб, кинотеатр и великолепно оснащенный тренажерный зал. Я уже не говорю о номерах люкс.
Ханна закрыла глаза, и по ее телу прошла дрожь. Брэдли только и мог, что смотреть на нее, охваченный эмоциями, и надеяться, что скоро он сможет убраться из этого невероятного розового будуара прежде, чем у него отомрут последние клетки мозга.
Проклятье. Кто эта женщина и куда подевалась его надежная помощница?
Если бы не большие честные зеленые глаза, он бы стал сомневаться, попал ли он по адресу.
Вот и помогай ближнему.
— Ладно, — в конце концов заключила Ханна. — Теперь я могу быть спокойна: Соня доживет до вторника. — Она пробежалась пальцами по волосам, вспушив их еще сильнее. — Я готова.
Брэдли не знал, куда деть руки, поэтому взялся за ручку чемодана. Сделав рывок, он почувствовал, как напряглись мышцы живота.
— Чего ты туда напихала? Кирпичей?
Ханна уперла руку в складки пончо, куда-то поближе к соблазнительному телу под ним.
— Да, — подтвердила она. — Я напихала туда кирпичей, а не, как логичней было бы предположить, одежду, белье и обувь на все выходные. Ты никогда не бывал на свадьбе?
— Никогда.
— Надо же. Не знаю, ты специально не появлялся на них или ты просто самый удачливый человек на земле. Пока ты будешь наслаждаться красотами самого замечательного места на земле — не считая Тасмании конечно же, — я буду менять платья чаще, чем певец в попсовом клипе.
Брэдли прикрыл глаза, чтобы не дать образу, навеянному ее словами, полностью сформироваться в сознании.
— Машина внизу, — прорычал он, перенося чемодан за порог. — Жду тебя через пять минут, или…
«Твое белье на все случаи жизни…» — прошептал предательский голосок у него в голове.
— Твоя одежда улетит без тебя.
— Ладненько. — Она махнула ему рукой и пошла искать Соню, чтобы попрощаться.
Оставляя позади розовую, обитую вельветом мебель, ужасные рюшечки и легкомысленные элементы декора, Брэдли чувствовал себя так, словно с его плеч сбросили груз.
Глава 3
Ханна стояла на выходе из самолета «гольфстрим», с наслаждением вдыхая морозный воздух.
Место — Лонсестон, Тасмания.
Время прибытия — утро.
Погода — холод собачий.
Она не была уверена в том, какие чувства испытает, снова ступив на родную землю после стольких лет жизни в мегаполисе.
Она вернулась домой.
Позади нее раздался глубокий мужской голос:
— Что? Не будет даже перетяжки «Добро пожаловать»? А как же оркестр?
— О боже, — испугалась она. — Я иду, иду уже! Можешь лететь, куда тебе нужно. Возвращайся в салон. На улице дико холодно.
— Я большой мальчик. Холод меня не пугает. — Брэдли засунул в рот последнюю горсть орешков и заглянул через ее плечо. — Значит, это и есть Тасмания.
Ханна оглядела аэропорт Лонсестона: одно-единственное невзрачное здание под плоской крышей да припорошенный мокрым снегом асфальт, кое-где уже превратившийся в лужицы.
— Нет, это аэропорт. Тасмания — затерянный мир за его пределами.
— Тогда давай выбираться. У меня не так много времени.
Она покачала головой:
— Конечно, извини. Спасибо за то, что подбросил. Но назад меня везти не надо. Во вторник увидимся.
Помахав ему рукой на прощание, она сбежала со ступенек. Не прошло и минуты, как она обнаружила, что пилот поставил ее чемодан рядом с багажом, подозрительно похожим на поклажу Брэдли.
— А это еще зачем? — спросила она и, повернувшись, увидела позади Брэдли.
Инстинктивно она вцепилась ему в куртку, чтобы не шлепнуться прямо на задницу. Твердые мускулы тут же напряглись под ее руками. И все, что пришло ей в голову, — это «О боже, как хорошо. Он такой теплый. Сильный. Настоящий». Подняв голову, она увидела, что он смотрит на нее не отрываясь.
— Ты вся дрожишь, — процедил Брэдли, будто она чем-то его обидела.
Сжав руки в кулаки, она спрятала их в складках пончо и отступила на шаг, сопротивляясь порыву приблизиться к нему, чтобы еще раз почувствовать тепло и мощь его тела. Опасная мысль.
— Конечно, холодно же.
Его руки потянулись к тому месту, где недавно были ее ладони, и рассеянно потерли его.
— Да ну? — пробурчал он. — А я и не заметил.
Вообще-то она тоже. Близость к живой печке ее согрела, и она даже не подумала о температуре за бортом самолета.
Ханна отошла еще на шаг.
— Почему Джеймс поставил твой багаж рядом с моим?
— Я провожу исследование.
— Чего? Различий между дорожными покрытиями на Тасмании и Новой Зеландии?
В глазах у него заплясали чертики, и что-то в ней живо отозвалось ответным теплом. Но потом на привычное место вернулись темные очки, и ей уже не удалось угадать его настроение.
— А если точнее, — отрезал он, — просто Тасмании, — и прошел мимо нее.
— Погоди! — позвала Ханна. — Я чего-то не понимаю!
— Ты недооценила свои способности пиар-менеджера. Ты мне продала.
— Что я продала?
— Дикую, нетронутую природу. Зубчатые скалы. Зеленые леса. Ревущие водопады. Озера, вода которых столь неподвижна, что трудно отличить их зеркальную гладь от линии горизонта. Знакомые слова?
Еще бы. Одна из ее речей о родном крае.
— Вот я и подумал — почему бы и нет? Команда справится и без меня. А я пока разведаю, что есть на этом острове.
Так вот, значит, что он замышлял во время полета. А она даже не заметила, с головой погрузившись в нехитрое развлечение — почитала глянцевый журнальчик, попивая коктейль и слушая музыку на своем айподе.
Наверное, вид у нее был как у рыбы, выброшенной на сушу, потому что он прибавил:
— Не переживай. Я не собираюсь мешать твоему отдыху. Спенсер взял для меня машину напрокат и продумал маршрут.
Ханна закрыла рот. Она все еще не могла понять, почему ему пришло в голову остаться. Но больше всего ее раздражало то, что именно сейчас она могла бы проявить свой потенциал будущего продюсера, и не может — она на отдыхе. Спенсер отлично разбирался в интернет-картах, но она выросла здесь, кому, как не ей, знать самые красивые и захватывающие дух местечки?
Да уж, не вовремя Брэдли все это замыслил.
Настойчивый внутренний голос давал о себе знать: «Успокойся и отпусти вожжи. Отдохни хорошенько, а во вторник придешь к нему и скажешь, что возглавить проект должна именно ты».
— Ладно, — уступила она. — Отлично. Ты не пожалеешь.
С этими словами она повернулась и пошла к багажу. И как раз в этот момент услышала пронзительный женский крик:
— Э-э-эй! Ханна! Мы ту-у-у-у-ут! Ханна!
Все ее чувства сплелись в тугой клубок при звуке этого голоса. Ну почему? Почему сейчас?
Она же послала Элизе сообщение, что сама доберется. Черт!
— Ханна!
Она лихорадочно искала знакомые фигуры среди толпы ожидающих за перегородкой. Темноволосые, светлокожие, увешанные побрякушками, в одинаковых розовых куртках, ее мать и сестра выделялись на фоне продрогшей серой толпы, как фламинго в стае голубей.
Словно и не прошло столько времени, словно у нее и нет прекрасной работы, замечательных друзей и уютной квартиры… Ханна за пять секунд трансформировалась из уважаемой помощницы телевизионного гения в тощую девочку-сорванца, игравшую в мяч на заднем дворе, пока ее мать и сестра ходили по магазинам, салонам красоты и шептались о парнях.
Ее мать прошла через толпу, распихивая других, открыла калитку, чем, вероятно, нарушила с десяток правил безопасности, и направилась к ним. Наверное, стоило бы пойти к ней навстречу, но Ханна была так растеряна, что начала отступать. Но тут вокруг ее талии обвилась крепкая рука, и теплота этого прикосновения остановила ее отступление лучше всяческих уговоров. Как по-рыцарски: ее замечательно владеющий собой начальник пришел к ней на помощь. Она уже начала привыкать к его галантности. Чего нельзя было сказать о его близости. Ей нужна была каждая крупица силы, чтобы подготовиться к тому, что вот-вот случится. Она встретится с матерью неподготовленной и даже трезвой. И подвергнет своего шефа, страшащегося любых публичных сцен, величайшему испытанию в его жизни.
Брэдли и ее мать. Только не это.
— Быстро сворачивай налево, в кусты, и дальше по тропинке. Через три минуты увидишь основную магистраль. Давай! — приказала она.
Темные брови сошлись на переносице.
— И зачем мне это?
— Видишь это нечто в розовом, которое идет к нам? Это моя мать. И если не поторопишься, то тебя сметет ураганом.
Слишком поздно.
Глаза Вирджинии впились в Брэдли. Неудивительно — высокий, мускулистый красавец, стоящий в тени собственного самолета, не смог бы не привлечь внимания женщины. Что уж говорить о сногсшибательно красивой женщине в поисках нового мужа.
Элиза, мама в миниатюре, семенила рядом.
Брэдли позади нее набрал полные легкие воздуха и через секунду прервал напряженную тишину вопросом:
— Так что же мне делать, чтобы не оказаться на пути урагана?
И сразу же почва под ее ногами показалась до боли знакомой. «Найт продакшнз» никогда не допускала своих сотрудников к совещанию без предварительной подготовки, и Брэдли всегда получал то, чего хотел.
— Первое — зови ее Вирджиния, — проинструктировала Ханна. — Никакой «миссис». Ей никогда не нравилось, когда о ней думают как о жене или матери. Она считает, это завуалированный способ указать ей на возраст.
Брови удивленного Брэдли почти достигли линии роста волос.
— Кем же она вас считает? Своим фан-клубом?
Ханна рассмеялась неожиданно для самой себя. Она повернулась, чтобы проверить, сошло ли у него с лица встревоженное выражение, и его рука еще крепче сжалась вокруг ее талии.
— Расслабься, — пробормотал он, склоняясь ближе. — Ты так заведена, что начинаешь меня немного пугать. Не впадай в панику. Мамы меня любят.