— Я не голодна, — холодно ответила Уитни, направляясь к двери. — Лучше пойду, поработаю. Попросите, пожалуйста, принести манеж и игрушки Джино в кабинет — я присмотрю за ним, пока мистер Андреас будет ужинать.
Глава 7
После трех часов непрерывного чтения материалов дела, над которыми Уитни работала вместе с отцом, она почувствовала, что ужасно голодна. Кроме того, даже за работой она не могла забыть о том, как ужасно поступил Дариус, пытаясь надавить на ее слабости.
В надежде отвлечься, Уитни отправилась на кухню, чтобы сделать себе чашку какао и, может быть, омлет. Ей потребовалось несколько минут, чтобы найти кухню в этом огромном доме, а когда она наконец распахнула нужную дверь, то в изумлении замерла на пороге. Это место определенно не походило на обычную домашнюю кухню, скорее уж на кухню дорогого ресторана. Все блестело стальными и хромированными деталями. Взгляд Уитни скользил по приспособлениям, о предназначении которых ей оставалось только догадываться.
Но кухня в любом оформлении остается кухней, а значит, на ней можно найти какао и молоко. Половина ее предположения воплотилась почти сразу благодаря инспекции холодильника, но вот местонахождение какао продолжало оставаться загадкой. Зато Уитни заметила на верхней полке яйца и сыр, а значит, мечту об омлете тоже можно было воплотить в реальность. Пошуршав по шкафам, Уитни опечалилась, так как не нашла не только какао, но и тарелок, ложек и чашек, которые, похоже, хранились не здесь.
Дверь за спиной Уитни скрипнула, и на кухню вошел Дариус. Он выглядел очень мило в пижамных штанах и застегнутой на пару пуговиц пижамной рубашке. То есть он выглядел бы мило, если бы Уитни хоть на мгновение могла забыть о его подлом поступке. Но когда она уже собиралась холодно попросить его удалиться, ей пришла в голову мысль, что он, как хозяин этого поместья, наверняка знает, где найти посуду. И если сейчас она прогонит его, то так и останется голодной.
— В этом доме есть чашки, вилки и тарелки? — с трудом преодолев внутреннее сопротивление, тихо спросила она.
— Вероятно, — кивнул Дариус.
— Но вы не знаете, где они лежат, да?
Он покаянно покачал головой:
— Простите.
— Я ведь просто хотела сделать себе чашку какао, — вздохнула она, заглядывая в очередной ящик. — И еще, возможно, омлет.
— Если вы голодны, я могу позвать повара.
— Я могу сама что-нибудь себе приготовить. — Поведение Дариуса, достойное испорченного богатством мальчишки, лишь подлило масла в огонь ее раздражения. — Вы, богачи, такие беспомощные.
— Эй, я не беспомощный! Может быть, мой отец и был богат, но этого определенно нельзя было сказать про мою мать. И она не только умела готовить, но еще и ходила на работу. Кстати, она и меня научила. Какой омлет вы предпочитаете?
— Тот, который готовлю сама, — нахмурилась Уитни.
Меньше всего она хотела, чтобы Дариус Андреас начал ухаживать за ней. Особенно сейчас, когда она должна продемонстрировать ему свою независимость.
— Ну уж нет. Вы опорочили доброе имя Андреасов, и теперь я обязан вступиться за семейную честь.
Точно. Честь. Мужчина, который использовал ее горе, пытаясь заставить ее жить с ним, — несомненно человек чести.
— Хорошо, а если так: я найду все, что вам необходимо, а вы сами приготовите омлет?
Уитни была слишком голодна, чтобы спорить:
— Хорошо, договорились.
— С чего мне начать поиски?
Его мальчишеский энтузиазм действовал ей на нервы.
— Что ж, холодильник я уже обнаружила, так что знаю, где находятся все нужные мне ингредиенты для омлета, но я понятия не имею, где какао.
Поискав по шкафам, Дариус с радостной улыбкой продемонстрировал Уитни банку какао. Но не чашку, в которой можно было бы его сварить.
— Успокойтесь, — улыбнулся он, видя, как брови девушки сошлись на переносице. — Мы каждый день едим с тарелок и пьем из чашек, значит, они, несомненно, где-то есть.
Пока она взбивала яйца, старательно игнорируя его, Дариус скрылся за дверью, ведущей в кладовку, и через пару минут вернулся оттуда с победной улыбкой и искомой посудой.
— А почему чашек и тарелок по две?
— Неужели вы со мной не поделитесь?
Уитни тяжело вздохнула и добавила в миску еще одно яйцо и полкружки молока. Если бы это был не его дом, она бы поинтересовалась, имеет ли он право присоединяться к ней за ужином, после того как предал ее доверие. Но это был его дом, и, кроме того, он помог ей найти посуду. Если бы она отказалась поделиться с ним, это выглядело бы глупо и по-детски.
— Конечно, я поделюсь с вами.
Пока она заваривала какао, Дариус, заметив выложенные на разделочную доску помидор и зеленый перец, нарезал их и добавил к уже шкварчащему на сковороде омлету.
— Перестаньте мне помогать, — попросила Уитни, с трудом скрывая раздражение.
— Но я должен. И не только потому, что какао остынет раньше, чем мы дождемся омлета. Я хочу извиниться перед вами за то, что предложил жить здесь постоянно.
— Неужели вы думаете, что можете просто сказать «прости», помочь мне приготовить омлет, и я обо всем забуду? Я рассказала вам то, что долгое время не рассказывала никому, а вы обманули мое доверие, использовав это против меня!
— Ничего подобного. Я просто сказал правду. Вам все еще сложно самой заботиться о Джино, а если я буду рядом, то смогу помочь. И может быть, вы прослушали ту часть разговора, когда я говорил, что Джино любит нас обоих? И он должен быть вместе с нами обоими. Каждый день. Если вы согласитесь переехать сюда.
— А вы, вероятно, прослушали ту часть, где я говорила, что у меня есть своя жизнь.
— И она у вас будет. Просто жить вы будете в Монтоке.
— Мне нравится моя квартира.
— И я не предлагаю вам отказаться от нее. Но сейчас вы ведете себя как испорченная, капризная девочка. — Увидев, какая ярость вспыхнула в глазах Уитни, Дариус тут же пошел на попятный. — Простите, кажется, я немного переборщил.
Она хотела отвернуться, разложить омлет по тарелкам или еще как-то занять себя, но Дариус не дал ей этого сделать, одним шагом преодолев разделяющее их расстояние. Его темные глаза впились в ее лицо.
— Я знаю, что вы любите Джино. Возможно, изначально вы согласились стать опекуном лишь для того, чтобы выполнить последнее желание погибшей подруги, но сейчас вы любите его.
— Конечно, я его люблю, но это не меняет того факта, что вы предали меня.
— Я только сказал правду, — вздохнул он. — Я думал, что раз вы смогли довериться мне и все рассказать, я тоже могу говорить искренне.
Уитни не знала, что ему на это ответить. Неужели он просто сказал правду? Неужели она так давно не говорила ни с кем искренне, что забыла, как это бывает? Она, правда, нуждалась в его помощи. И он был опекуном Джино, а значит, имел право беспокоиться о его счастье.
— Может, я просто еще не готова об этом разговаривать? — прошептала она, чувствуя, как пылают ее щеки.
— И никогда не будете, если и дальше станете избегать этой темы, — зло ответил он.
Уитни не могла понять, почему он так раздражен. Если бы это она нападала, а он оправдывался, все было бы ясно, но сейчас ситуация была обратной.
— Почему вы злитесь?
Дариус взъерошил волосы и опустил глаза. Чувствовалось, что он нервничает.
— Потому что ты красивая, яркая, умная женщина. Я знаю, ты не заслужила того, что с тобой произошло. Но так уж случилось, и тебе придется жить с этим. Но ты, похоже, не можешь.
— Эй, полегче! Попробуй потерять все! Твои надежды! Мечты! Ребенка! Твою маленькую голубоглазую девочку, которая никому в жизни не сделала ничего плохого. — Боль сдавила ее грудь так сильно, что Уитни едва могла дышать. — Потеряй все это, зная, что это твоя вина, а потом попытайся начать жить дальше.
— А как ты думаешь, чем я здесь занимаюсь? С Джино… с моими братьями… после смерти отца?
— Думаешь, это можно сравнить со смертью отца?
— Нет. Но прибавь к этому тот факт, что за несколько месяцев до этого умерла моя мать. Ей было только пятьдесят три. Умная, веселая, красивая. Ее все любили. Но однажды на работе у нее произошел сердечный приступ, и она умерла. — Он схватил Уитни за плечи, словно пытался убедиться в том, что она слышит его. — Я совершенно один, если не считать маленького мальчика наверху и двух братьев, которые ненавидят меня. Как ты думаешь, не задумываюсь ли я порой о том, чтобы послать все к черту, собрать чемодан и улететь на Таити.
— Это не одно и то же.
— Да. Но точно также, как мои проблемы не дают мне права требовать, чтобы все теперь шло по-моему, так и твои. И не надейся, что из-за этого я всегда буду уступать тебе!
Глаза Дариуса горели гневом, но вместо страха Уитни почувствовала смешанное чувство желания и стыда. Ей было стыдно, что она подтолкнула его к этому разговору, который, вероятно, причинял ему боль. Она до сих пор не считала, что его потери сопоставимы с ее, но теперь признавала, что он может понять ее чувства.
И Уитни никак не могла собраться с мыслями, ощущая рядом с собой его сильное, пылающее жаром тело. Он обещал, что больше никогда не поцелует ее, но сейчас Уитни казалось, что эти слова прозвучали в какой-то иной, неизмеримо далекой вселенной, не имеющей к ним никакого отношения.
Они смотрели друг другу в глаза, и воздух звенел от напряжения. Их злость превратилась в что-то совсем иное, сгорев на костре страсти.
Он хочет поцеловать ее?
Уитни приказала себе развернуться и бежать прочь. Она помнила реакцию своего тела на прошлый поцелуй, помнила желание, сметающее все ее внутренние барьеры. В его руках она теряла контроль над собой. Она не должна была позволить себе заняться любовью с едва знакомым мужчиной, это не даст ей желанного ощущения теплоты и близости. Это будет просто пустой механический секс и ничего более.
Она не могла позволить ему поцеловать ее.
Но не пошевелилась.
Его руки соскользнули с ее плеч. Дариус медленно сделал шаг назад, словно преодолевая внутреннее сопротивление, круто развернулся и вышел из кухни.
Глава 8
Безумие. Он сходит с ума от желания поцеловать ее.
Дариус подставил голову под струю холодной воды, стараясь привести мысли в порядок и хоть немного успокоиться. Нельзя сказать, что ему это удалось. Он так и не смог избавиться от странной потребности немедленно вернуться и поцеловать Уитни, вновь ощутить податливое тепло ее губ. И не только из-за инстинктивного сексуального притяжения, которое он при желании смог бы побороть, но и потому, что хотел помочь ей вырваться из тюрьмы, стены которой она сама возвела вокруг себя из боли и вины. Не ради Джино, ради себя самого. Он знал, что там, за барьером страха и горечи, скрывается настоящая, живая, теплая, прекрасная женщина. Та, на кого он сможет положиться, и не только в заботе о Джино. Та, кого он смог бы полюбить…
Вернувшись в спальню, он со стоном упал на кровать, стараясь игнорировать обуревающие его чувства. Желать, чтобы Уитни стала для него кем-то, кроме партнера, глупо и эгоистично по отношению к Джино и к ней самой. Он исполнительный директор огромной корпорации, на нем лежит ответственность за сотни людей. Он едва находит время, чтобы заботиться о Джино. Как он найдет время еще и на жену?
Кроме того, он не тот понимающий, чувствительный мужчина, который ей нужен. Он только ранит ее. Он должен перестать желать ее!
На следующее утро, когда Уитни вошла в детскую, Дариус уже кормил Джино. Их вчерашняя ссора оказала на нее куда большее влияние, чем ей бы хотелось. И дело было не столько в том, что она вновь осознала, насколько сильно ее тянет к Дариусу. Просто некоторые вещи, которые он сказал вчера, никак не шли у нее из головы.
Он назвал ее милой. Это воспоминание вновь и вновь вызывало у Уитни улыбку. Последние три года люди характеризовали ее как холодную, отстраненную, фригидную. Никто не мог разглядеть сквозь ее боль и вину настоящую Уитни.
Сделав глубокий вдох, она произнесла:
— Дай мне покормить его.
Дариус молчал, но в его глазах отражался миллион невысказанных вопросов.
— Эй, я ведь тоже должна это делать, хотя бы иногда.
— Да, это так, — кивнул он, поднимаясь, чтобы уступить ей место на диване.
Уитни села и приняла из рук Дариуса ребенка и бутылочку. От страха ее руки чуть дрожали, ведь каждый раз, когда она прикасалась к Джино, ее захлестывал поток воспоминаний, а вслед за ними в ее душу приходили скорбь и вина. Но в этот раз Уитни не увидела лица своей погибшей дочери, только темноволосого, темноглазого и очень голодного Джино.
Она рассмеялась и поднесла к его губам бутылочку.
Дариус отвернулся и подошел к шкафу, притворяясь, что его заинтересовала одна из книг.
Сердце сжалось в груди Уитни от стыда, и в этот раз ее прошлое не имело к этому никакого отношения. Его молчание приводило ее в смятение. Вчера Дариус упомянул о смерти своей матери, о том, как ему одиноко, а она проигнорировала это, упиваясь собственным горем.
— Мне очень жаль, что твоя мама умерла, — тихо произнесла она, не зная, что еще сказать.
— Все в порядке.
— Нет, не в порядке, — покачала головой Уитни, злясь на себя за то, что не может подобрать правильные слова. — Вот что происходит каждый раз, когда, я пытаюсь поговорить с людьми. Ничья боль не сопоставима с моей, поэтому никто по-настоящему не может со мной разговаривать.
Дариус обернулся, с недоумением глядя на нее:
— Это просто смешно.
— Вовсе нет. Посмотри на себя, ты больше не станешь говорить со мной о твоей матери.
Он опустил взгляд и начал приводить в порядок вещи, разбросанные на пеленальном столике.
— Вот видишь!
— Просто здесь не о чем говорить, — тихо ответил он, не поднимая глаз.
— Но ты сказал, что тебе одиноко.
— Это была просто попытка показать тебе, что не ты одна пережила потерю. И я не должен был сравнивать наши с тобой ситуации, они абсолютно разные. Кроме того, мне повезло. Пусть два моих брата игнорируют меня, но есть Джино, и он будет в моей жизни еще по крайней мере восемнадцать лет. У меня будет семья.
— Знаешь, если ты действительно хочешь иметь семью, ты должен попытаться наладить отношения со всеми своими братьями. Ты не должен поджидать подходящего момента, чтобы позвать их сюда и познакомить с Джино. Каждая упущенная минута увеличивает пропасть между вами и уменьшает шансы, что они примут твое приглашение.
Дариус сложил руки на груди и с сомнением оглядел ее:
— А ты у нас, получается, эксперт?
— Я адвокат. Может быть, мы часто не обращаем внимания на то, что творится в наших собственных жизнях, но мы замечаем все нюансы в жизни наших клиентов. — Она чуть улыбнулась. — Ты, конечно, не мой клиент, но я только недавно вошла в твою жизнь и могу объективно судить о ситуации.
— И ты полагаешь, что я должен пригласить сюда моих братьев?
— Да, мне кажется, что у вашей семьи должен быть шанс соединиться. Вы сможете найти что-то общее, что связывало бы вас вместе, то, что было бы важно для вас всех.
Джино выплюнул бутылочку и загулил, требуя внимания.
Дариус взял его из рук Уитни и, прижав к себе, чуть пощекотал животик:
— Кажется, кто-то здесь не прочь немного поиграть?
Малыш счастливо залепетал в ответ.
Сердце Уитни сжималось от нежности, когда она смотрела на них. Дариус так любил Джино. И причины, по которым он хотел быть рядом с ним, были правильными. Он хотел иметь семью. Она вновь почувствовала себя виноватой, ведь она набросилась на него с обвинениями, ничего о нем не зная.
Может, то же самое происходило и с его братьями? Может, они не ненавидели старшего Андреаса, а просто не слишком хорошо его знали?
Дариус тем временем достал из короба с игрушками несколько больших разноцветных пластиковых кубиков. Он усадил Джино перед собой и попытался уговорить его взять один из кубиков в ручки. Сейчас он выглядел таким счастливым, для него так естественно было играть с Джино. Если бы братья Дариуса увидели его в эту минуту, они бы наверняка полюбили его.