- Кажется, ты слишком часто бываешь в киноархиве, Алька. Не такие уж они были дикие... Тем более мы сначала свяжемся по радио. Все будет нормально.
- Надеюсь, - вздохнула Алдона и долго смотрела, как бегают дымные огоньки по стволам деревьев, оказавшихся на границе пала. С неземной быстротой сумерки превратились в ночь, и россыпи тлеющих углей уподобились огням столичного города, видимым с высоты.
- Идем-ка лучше в дом, спать, - сказала Виола, обнимая подругу за плечи. - Они до рассвета не выйдут, Во-первых, ночь, во-вторых, их техника не позволяет быстро делать анализы. То есть, конечно, они сразу увидят, что кислорода здесь хватает и радиация не выше нормы, а вот с микробами провозятся долго.
- Так, может быть, установим связь прямо сейчас? - оживилась Алдона. Зачем заставлять их делать лишнюю работу?
- Не надо, - сказала Виола, подумав над предложением. - Спуск на такой машине очень утомителен, они должны отдохнуть. И нервы у них напряжены - а наш голос вдруг, сама понимаешь...
- Они подумают - это местные жители, гуманоиды! - засмеялась Алдона и неожиданно резюмировала: - Все равно мне почему-то жутко.
Виола обняла ее более настойчиво, заставила сдвинуться с места, и они побрели, шурша травой и обрывая цепкие вьюнки, в сторону мерцающих фар Усагра.
Межзвездный светолет "Титан", использующий импульсную аннигиляционную тягу, был построен почти на исходе эпохи, которую телевизионные комментаторы успели окрестить "несостоявшейся релятивистской". Название было хлестким, но, к сожалению, довольно верным.
К началу XXII века первые международные объединения стали строить мощные и надежные космические корабли. Были установлены регулярные сообщения с Венерой, Марсом и "рудничным чудом" - Меркурием. На этих рейсах безотказно трудились испытанные за полвека ядерные планетолеты: в экспедициях к внешним планетам "обкатывались" термоядерные, а затем и аннигиляционные модели. Наконец, в конце 2170-х годов общеземными усилиями были собраны в открытом космосе первые релятивистские великаны, предназначенные для посещения ближайших звезд. Ни один сверхтугоплавкий рефлектор не выдержал бы импульсной аннигиляции на протяжении нескольких лет: поэтому "зеркала" новых кораблей были настолько огромны, что фокус сгорания находился в десятках километров от их поверхности. Для безопасности экипажа многокилометровые трубы-тоннели соединяли двигатель с жилым корпусом, одетым в чудовищную броню из металла и магнитного поля. Носовой квантовый преобразователь, вынесенный далеко вперед, время от времени создавал "псевдомассу" с колоссальной гравитацией - это делалось для улавливания рассеянного межзвездного вещества. Понятно, что такой "корабль" - тончайшее вогнутое зеркало размером с большой город, подвешенное к длинной гирлянде из труб, тросов, разгонных сопел и бронированных шаров, - такой "корабль" не мог не то что совершать посадку, но даже приближаться к планетам. Впрочем, от звездолета требовалось только подойти к объекту и лечь на дальнюю орбиту: для исследований были приторочены к "гирлянде" обычные атомные ракеты.
Как водится, несколько видных ученых немедленно выступили с восторженными заявлениями, из коих явствовало, что данная система звездолета является идеальной потому-то и потому-то (следовали формулы) и в ближайшую тысячу лет может претерпеть лишь частные усовершенствования.
В трех первых, очень близких релятивистских полетах участвовали только автоматы. "Сжатие" пространства-времени для летящего корабля, возрастание массы - все эти отвлеченные физические категории были воплощены экспериментально. Затем состоялся полет одиннадцати человек в сторону Проксимы Кентавра, достаточно удачный, но, увы, немного прибавивший к сообщениям автоматов. По трассе в четыре световых года было невозможно вести корабль с субсветовой скоростью; звездолеты тех лет разгонялись крайне медленно... Значит, не произошло главное испытание, проверка реакций человека на максимальные релятивистские эффекты.
Еще до возвращения экспедиции с пустынных планет Проксимы были закончены расчеты путешествия к белой звезде, от которой поступали некие осмысленные радиосигналы. С предельным ускорением, какое выдержат космонавты в течение долгого времени, корабль разгонится до околосветовой скорости и пройдет путь до звезды за четырнадцать собственных лет.
Именно для этого рейса, вызвавшего бурную полемику как в ученых кругах ("безумная авантюра", "жертвоприношение"), так и среди широких слоев населения ("забрать у Земли столько энергии!"), был построен суперсветолет "Титан", стокилометровым зеркалом и добавочными баками антивещества превосходивший своего "кентаврианского" собрата, как кондор ласточку. Добавочное топливо предназначалось также и для регулярных радиопередач, в то время как другие светолеты имели возможность послать сигналы дальней связи только ограниченное число раз за весь полет.
И "Титан" говорил с Землей. На протяжении многих десятилетий рассказывал обо всем, что творилось на его борту. Полустертые межзвездным шумом сигналы складывались в страшные своим лаконизмом рапорты - о том, как на околосветовой скорости любая пылинка, летящая навстречу, устраивает мощный взрыв на броне, как растет поток заряженных частиц, проникающих сквозь поле, и поднимается радиация в жилом корпусе; как возросшая масса тел заставляет экипаж постоянно лежать в ртутных ваннах; как медленно умирают раненые или облученные космонавты, и никто не в силах сдвинуться с места, чтобы им помочь... Многие сообщения были бесценными для науки, но страдания экипажа "Титана" лишали спокойствия всю Землю. И мало-помалу строители звездолетов сворачивали с привычных инженерных путей...
На пятьдесят восьмом "земном" году полета передачи прекратились навсегда. "Титан", грандиозный, как ни одно из сооружений в истории цивилизации, овеянный более трагической славой, чем корабли полярных первопроходцев или венерианские десанты, окончательно ушел в темноту, в небытие, может быть, не являвшееся смертью, но равное ей.
Но Земля, до сих пор старавшаяся подбодрить своих героев и мучеников, все-таки послала пропавшему кораблю еще одно, радостное, сообщение.
После ухода "Титана" состоялось еще несколько аннигиляционных перелетов, две или три катастрофы - и эпоху релятивизма окончательно назвали "несостоявшейся". Попросту никто не желал идти на десяти- или пятидесятилетнюю пытку в бронированной камере, на заведомую гибель части улетевших - ради крошечного шанса найти что-нибудь необычайное, несуществующее на Земле. До сих пор все экспедиции утыкались либо в беспланетные светила, либо в ледяные мертвые миры...
Эпоха закончилась, и надгробную плиту над ней положил международный коллектив физиков-"абсолютистов". Как веком раньше усилиями кибернетиков была прекращена вивисекция, опыты над живыми организмами, так сейчас с помощью небанального научного решения прекратились муки космонавтов, физика "абсолюта" показала возможность мгновенного "воспроизведения" любой материальной системы на любом расстоянии, вне обычных понятий об удаленности и скорости. Вот об этом-то событии, возвестившем начало космической зрелости, говорила Земля в своем последнем обращении к "Титану"...
Но Веллерсхоф, Свидерский и Феррани, вышедшие утром из ракеты на поверхность загадочной Шестой, не слышали этой передачи. Связь с Землей прервалась. Этого и следовало ожидать при околосветовой скорости корабля.
В десантную исследовательскую ракету, сброшенную с "Титана", проникла другая передача: приветствие, произнесенное чистым девичьим голоском...
Все-таки Феррани не удержался от возгласа, и даже Свидерский, человек без нервов, человек без болезней и слабостей, вдруг обессиленно оперся на плечо шефа - никакая радиопередача не может быть столь убедительной, как появление... гм... хозяев передатчика. За краем выжженного круга волновалась роскошная бирюзовая степь. От ее края, каждым шагом разбрасывая клубы сизого пепла, шли к ракете две девушки, обе даже без легких масок биозащиты, в легких светлых костюмах, в брюках, заправленных в изящные сапоги, с пестрыми шарфиками на шее. Шедшая впереди темноволосая, рослая, большеротая девица широко улыбалась и энергично махала кистью руки. Ее чуть отставшая спутница, гибкая блондинка с круглым полудетским лицом, держалась более осторожно и чуть ли не испуганно.
- Ну вот и все, - почему-то сказал своим спутникам Веллерсхоф и принял более непринужденную позу, подняв правую руку над головой.
- Здравствуйте, - сказала Виола, подойдя и платком стирая с лица пепел. - Я же вам сказала, что маски тоже не нужны. Здесь нет ни одной вредной бактерии.
- Ага, - ответил Веллерсхоф и стащил биофильтр. Остальные последовали его примеру, на лицах остались красные следы упругих краев маски. Последовала церемония знакомства и рукопожатия, причем Феррани привел девушек в замешательство, приложившись к ручкам, и сказал, косясь в сторону краснеющей Алдоны:
- Да, здесь нет бактерий, но есть прямая опасность подхватить некое сердечное заболевание...
Веллерсхоф механически усмехнулся, спросил:
- Так как, вы говорите, называется эта милая планета?
- Аурентина, - проскрежетал вдруг Свидерский. - Я запомнил. Ну что ж, этого следовало ожидать. - И смял маску в кулаке так, что побелели костяшки пальцев.
- Тише, Ян, ради бога, они же не виноваты! - вступился Феррани. - Ведь прошло больше века - сто три года! Скажи спасибо, что девушки остались такими же красивыми, как в наше время!..
- Да, сто три. Близко к расчетам, - снова выдавил улыбку шеф. - И никакого разума здесь, конечно, не обнаружено?
- Нет, - виновато сказала Алдона. - Это звезда так пульсирует... Похоже на радиосигналы.
- Чертова лотерея! - фыркнул Ян.
- Знаете что, - твердо сказала Виола. - Мы потом наговоримся, надоест еще. Зовите всех ваших в дом... Мы для вас дом построили. Сколько вас? Двадцать восемь?
- Двадцать семь, - уточнил Веллерсхоф. - Об одном погибшем Земля не узнала. Это Сайфутдинов.
На секунду замявшись и знаком запретив Алдоне теряться, Виола мужественно продолжала:
- Если надо, наш корабль перенесет всех больных, раненых.
И Алдона, получив знак говорить, защебетала, чувствуя неловкость и от всей ситуации, и от взглядов Феррани:
- Я врач Спасательной Службы, и я запрещаю вам волноваться. Через два дня вы уже будете на Земле. А пока отдыхайте! Аурентина такой уютный мир, теплый, цветущий, ее все любят, на ней лечатся покоем...
Она взяла Веллерсхофа за руки, умоляюще посмотрела снизу вверх в его светлые, расширенные, как от боли, остановившиеся глаза:
- Здесь есть чудесные минеральные источники... Координационный Совет уже решил строить здесь курорт!
Алдона успела еще перехватить негодующий взгляд Виолы, как Свидерский, до сих пор молчавший, глядя вбок и покачиваясь с носков на каблуки, вдруг заорал хрипло: "Курорт!" - и ухватил ее за лацканы. Ей никогда не приходилось видеть лица, искаженного такой бешеной ненавистью, да еще так близко от себя...
Когда их разняли, Свидерский резко развернулся на каблуках и зашагал к ракете.
- Луиджи, - многозначительно сказал шеф. И низенький Феррани, в последний раз скользнув взглядом по статной фигурке перепуганной Алдоны, со всех ног бросился догонять коллегу.
- Вы можете простить его? - отчужденно спросил Веллерсхоф.
- Конечно, - ответила Алдона, прижимая ладони к вискам, чтобы сдержать биение крови. - Я сама виновата. Не надо было так, сразу...
- Они успокоятся, - сказал шеф. - Идемте к вам. Я первый. Может быть, у вас что-то не так, как мы привыкли.
Он двинулся вперед. Спросил на ходу:
- Вы давно нас тут ждете?
- Нет, - ответила Виола. - Вообще-то, по первоначальному плану, вас должны были догнать. Но "Титан" здорово уклонился от курса и лишь недавно попал в поле нашего зрения. Да, возле самой Аурентины...
- Хороши, - зло усмехнулся Веллерсхоф. - Колумб, приплывший в Нью-Йоркскую гавань, прямо к подножию статуи Свободы... От вас можно будет вызвать все наши ракеты? Впрочем, что за глупость... Конечно, можно.
И Веллерсхоф вошел по пояс в медовую, спутанную вьюнками, полную цветов и насекомых траву Аурентины.